– Ну вот, почти дома, – произнес мужчина.
В тот момент как он ставил ногу на пол, круг фонарика у него в руке подскочил. Мешок он аккуратно поместил на пол, затем перевел фонарик из режима луча в режим лампочки, и в ее свете предстало его лицо.
– Не двигаться, – сказал я, появляясь из провала тени возле лестницы.
Шериф Грасс не очень-то и удивился, хотя обстоятельства к тому располагали, – так, слегка остекленел глазами. В левой руке у него стал виден пистолет, который до этого был скрыт мешком. Он был приставлен к голове ребенка, что находился внутри.
– Вам здесь не место, – сдвинув брови, сказал он. – Ему это не понравится.
– Кому не понравится? – спросил я.
– Мистеру Грэйди. Чужих в своем доме он не любит.
– А вы? Вы разве не чужой?
Грасс егозливо хихикнул. На редкость неприятный звук.
– Я? Не-ет. – Снова скабрезное «хи-хи». – Я уже давно, давно сюда хожу. Доверием ко мне мистер Грэйди проникся не сразу, но потом у нас с ним все заладилось. Мы много беседуем. Ему здесь одиноко. Ну а я вот приношу ему компанию. Можно сказать, новую кровушку.
Боком ступни он пнул мешок, и ребенок внутри приглушенно вскрикнул.
– Как ее звать? – спросил я.
– Лизетта, – ответил Грасс. – Красотулечка. Да вы ее, кстати, видели. На фотографии.
Красотулечка.
Дальним как эхо отзвуком этому слову откликнулся еще один голос, и в зеркале за спиной у Грасса проплавилось отражение Джона Грэйди. Пальцы его были распялены по стеклу, и к нему же приникала мертвая бескровная белизна лица. Жадные прозрачные глаза были прикованы к ребенку, слабо шевелящемуся в мешке. Джон Грэйди: вытянутый острый подбородок, аккуратно уложенные редеющие волосы, галстук-бабочка в горошек. Тонкие губы безмолвно ворожили литанию желания; слов слышно не было, но их значение было ясно вполне.
– Это всё дом, Грасс, – сказал я. – Он заставляет вас все это делать. Это неправильно, вы это знаете. Опустите пистолет.
Грасс мотнул головой.
– Я не могу, – слабо и отрешенно произнес он. – Мистер Грэйди…
– Грэйди мертв, – с нажимом сказал я.
– Нет, он здесь.
– Послушайте меня, Грасс. Что-то в этом доме на вас подействовало, и вы не можете мыслить связно. Нам нужно отсюда выйти. Давайте сделаем это вместе: я возьму девочку и понесу следом за вами. И мы отсюда уйдем.
Впервые на лице Грасса просквозила нерешительность.
– Он сказал мне ее принести. Он ее выбрал. Из всех девочек, что я ему показывал, он избрал именно эту.
– Нет, – возразил я. – Вы это вообразили. Вы провели здесь слишком много времени. Все в этом доме токсично, пропитано ядом. И каким-то образом этот яд пропитал вам ум.
Ствол в руке Грасса чуть заметно дрогнул. Взгляд его с меня скользнул на мешок с девочкой, затем обратно на меня.
– Он заразил вам мысли, Грасс. Вы не хотите этой девочке навредить. Вы полицейский. Вы должны ее защитить, точно так как защитили Денни Магуайера. Отпустите ее. Вы должны это сделать.
Впрочем, говоря все это, я не верил ни единому своему слову, потому что видел, как Джон Грэйди в зеркале переводит взгляд на меня, а его губы складываются в одно короткое властное слово.
«Нет».
Грасс это как будто услышал, и сомнение ушло из его глаз. Он с новой силой приткнул ствол к голове девочки и, вскинув мешок, зажал его под мышкой, а сам поступью начал пятиться вверх по ступеням. Я неотступно двинулся следом – тоже вверх по ступеням, затем через коридор к прихожей. Грасс определенно направлялся к своей припаркованной снаружи машине. Но у выхода путь ему преградили две фигуры.
– Ты куда засобирался? – спросил Луис.
Он стоял на крыльце, уставив «глок». Рядом с ним на одном колене стоял Ангел, тоже с наведенным стволом. Через секунду-другую я прибавил свой, третий по счету.
Пойманный, Грасс остановился.
– Выпусти ее, – сказал я ему. – Все кончено.
Грасс упрямо замотал головой, бормоча что-то невнятное. Смотрел он прямо перед собой и видел отражение в зеркале. На что именно он смотрит, под этим углом было не разобрать, но выражение лица подсказывало, что я не единственный, кого в доме Грэйди будоражат галлюцинации.
– Шеф, ты ведь спас отсюда Денни Магуайера, – сказал я, чувствуя в собственном голосе нотки отчаяния. – Помнишь? Вытащил его, полуживого, наружу. Ты спас ему жизнь. Спас жизнь ребенка. Ты не убийца. Пойми, это не ты. Это дом. Послушай меня. Это не твоя вина. Это что-то в доме.
Медленно-премедленно Грасс выпустил мешок, и тот упал на пол. Однако ствола от него он по-прежнему не отводил. Слышно было, как плачет в мешке девочка, но вместе с тем слышался и еще один голос; гнусный шепот, вещающий что-то Грассу на ухо.
– Не слушай его, – призвал я. – Прошу тебя. Просто опусти пистолет. А еще лучше брось его, и всё на этом.
Лицо Грасса скукожилось. Он начал плакать, и мне вспомнилось, как плакал у себя в баре Денни Магуайер: двое, связанные злом Джона Грэйди.
– Шеф, – настойчиво подал я голос.
Он поднял ствол и уставил его на зеркало перед собой.
– Опусти, – повторил я.
Грасс теперь бурно рыдал.
– Это не дом, – прерывающимся голосом вытеснил он, взводя курок. – Это не дом, – повторил он и с неожиданной резкостью подставил дуло себе к виску. – Это…
Грохнул выстрел, и стену обрызгало красным.
Расплющенное ужасом лицо за зеркалом неотрывно следило за тем, как я опустился на колено и развязал веревку, которой был стянут мешок. Внутри лежала девчушка со связанными запястьями и лодыжками (та самая, с фотографии), а рот у нее был обмотан красной банданой. Сначала я убрал этот кляп, затем разорвал путы, не дав ей при этом увидеть зеркало за моей спиной, а также тело человека, который принес ее сюда.
– Сейчас тебе надо будет пойти к моим друзьям, – пояснил я ей. – Ничего не бойся. Они позаботятся о тебе, пока я не приду.
Девчушка плакала и цеплялась за меня, но я с нежной настойчивостью втиснул ее в руки Ангела.
– Вот молодец, – похвалил он ее, унося. – Главное, не реви. Никто тебя теперь не тронет.
Я проводил ее взглядом. Луис в ожидании оставался на крыльце.
На приближении к зеркалу я поднял ствол. Взбухшие глаза Джона Грэйди светились беззрачно, как у идола, а губы шевелились со все возрастающей быстротой.
– Всё, – сказал я. – Гаси свет.
Зеркало с моим выстрелом лопнуло сонмом колючих льдистых искр, ознаменовав стирание образа Джона Грэйди из этого мира.
Через два дня я стоял и смотрел, как бригада рабочих выносит из дома Грэйди оставшиеся зеркала и сгружает их в один из грузовиков фирмы Мэтисона. Сам Мэтисон стоял рядом и следил за процессом.
Один из рабочих подошел к нам и сказал:
– Мы их всех аккуратно упаковали. Вещи реально старинные. Если по уму реставрировать, то можно выручить неплохую сумму.
– Уничтожить все до единого, – распорядился я.
Рабочий с надеждой перевел взгляд на своего босса.
– Ты слышал? – переспросил Мэтисон. – Делай как сказано.
Рабочий недоуменно покачал головой и возвратился к погрузке.
– Гм. По-вашему, он действительно считал, что это Грэйди велел принести ему ребенка в дом? – спросил Мэтисон.
– Да, – ответил я. – Он действительно так считал.
– А про Рэя Сабо что можно сказать?
– У Грасса был двадцать второй калибр. Пули из него наверняка совпадут с теми, что убили Сабо. Завтра все будет известно досконально.
Двое рабочих, кренясь под тяжестью, пронесли мимо одно из подвальных зеркал.
– Вы мне так и не сказали, что видели там, внизу, – с вопросительной робостью поглядел Мэтисон.
Я задумался. Мне вспомнились глаза Джона Грэйди, детишки в темном омуте зеркала. Скопище теней и изможденность. Тусклая онемелая глубина. А еще вонь от ядовитых миазмов.
– Да так, – пожал я плечами. – Одни отражения и видел.
Мэтисон смерил меня долгим взглядом. А затем кивнул:
– Ну ладно. Отражения так отражения.
Зеркала мы пересчитали, чтобы ни одно из них не пропало. Управившись с этим, Мэтисон сел в грузовик и поехал к себе на фабрику; я следом. В кирпичной постройке на задах территории у него находилась топка. Свой грузовик Мэтисон остановил возле нее.
– Так ты уверен? – спросил он еще раз, имея в виду мое решение.
– Вполне, – кивнул я.
– Хорошо. Пойду приведу ребят нам на подмогу.
Он оставил меня и пошагал к главному корпусу. Прислонившись к грузовику, я смотрел, как угасает свет дня. Уже сгущались синие сумерки, холодел ветер. Видно, не за горами снег, а с ним… Удара я даже не различил: секунду назад я стоял, глядя на небо, а вот я уже лежу, и в глазах у меня мельтешат искры. Я хотел было встать, но потерял ориентир и снова завалился на грязный асфальт, чувствуя в животе тошнотную муть.
Надо мной стоял Коллектор. В руке у него была дубинка из лысой задеревенелой кожи.
– Прошу извинить, – сказал он.
Я открыл рот, но из него не вышло ничего кроме сипа. А потому я лишь молча наблюдал, как сзади из грузовика он достает небольшое золоченое зеркало.
Я протянул руку и, кажется, даже вымолвил что-то типа «не трожь». Похоже, эти возня и звук побудили его снова посмотреть на меня.
– Спалить будет недостаточно, – сказал он. – Он все равно останется на свободе. Вот.
Коллектор опустился рядом на колени и направил зеркало ко мне.
Сосредоточиться мне мешало чугунное гудение в голове. Образ в зеркале колыхался и плыл, но плыл он не один. Перед собой я видел Джона Грэйди, но не таким, как когда-то – на фотографиях или даже перед тем, как моя пуля разбила то зеркало в подвале. Мне показалось, что я различаю в нем тревогу и страх. А может, то было просто мое отражение? Не знаю.
– Он задолжал душу, – пояснительно сказал Коллектор. – Был он проклят, а его душа подлежала конфискации.
– Ты кто? – выдавил я, но он мне не ответил.
Позже я отыскал бумаги, которые Коллект