Время приближалось к полудню, когда Петра Зейбольд представила уже разрозненные экземпляры своего фотоальбома. Нет ничего приятнее, чем после двух часов просмотра более или менее профессионально сделанных фотографий увидеть город в утренней дымке. Весь этот туман, лежащий на тополиных аллеях, которые тянутся вдоль берега реки, все эти поля, коричневые, как какао, с трюфельно-черными полосками борозд! Эти картины вызывали легкое чувство голода, который между тем охватил почти всех присутствующих.
Хойкен был очень доволен. Встряска, сделанная в самом начале заседания, заставила сотрудников работать значительно усерднее, что так и соблазняло снова подражать известному драматическому писателю. В общих чертах программа предварительного просмотра была завершена. Каждые полгода это была икона, на которую молилось все издательство, итог бесконечных обсуждений, уточнений, интриг и компромиссов, о которых ни один посторонний человек не должен был даже догадываться. Последовательность: заглавие, количество страниц, автор, рекламные лозунги с их бесстыдными преувеличениями и, прежде всего, собственные тексты предварительного просмотра, которые умудрялись обкорнать книгу до плана содержания, когда сотни страниц «увариваются» до фразы «Две подруги много времени провели в пути», — все это приводило, в конце концов, к мучительному конструированию и только в редких случаях — к легкой органичной конструкции.
Теперь каждый желал высказаться и только и ждал своей очереди. Всем хотелось подвести итог или заострить внимание на каком-нибудь вопросе. Хойкен видел, что с каждой минутой активность сотрудников возрастает и конференция неоправданно затягивается. Когда он уже собирался сказать заключительное слово, дверь позади Петера Осткампа вдруг открылась. Петер обернулся, и все посмотрели на вошедшего мужчину. Тот медленно, не обращая ни на кого внимания, пересек комнату с таким видом, словно совсем немного опоздал. Подойдя к Георгу Хойкену, он занял место рядом с ним во главе стола. Все смотрели на братьев и ожидали, как они будут между собой общаться.
— В заключение еще неожиданный гость, — произнес Хойкен, улыбаясь, чтобы его гнев был не так заметен. Он подумал, что если сейчас не закончит, Кристоф испортит успешный итог всей конференции, ведь ему плевать на этих людей. С другой стороны, это очень похоже на брата. Если он почувствует себя уязвленным, то может отреагировать совершенно непредсказуемо.
— Пожалуйста, продолжайте, я вам не помешаю, — сказал Кристоф, как будто его присутствие здесь было чем-то само собой разумеющимся.
Хойкен почувствовал, как горячая волна ударила ему в голову. В детстве все было гораздо проще: Георг отвечал на нахальные выпады Кристофа парой шлепков, которые быстро и окончательно ставили младшего брата на место, и тот никогда не защищался. Кристоф уползал в детскую комнату, как крот в нору, где долго не мог угомониться, выкрикивая угрозы. «Уже тогда каждый из нас решал свои жизненные проблемы по-своему», — думал Хойкен.
— К сожалению, вы слишком поздно пришли, господин Хойкен, — сказал вдруг Байерман, словно говорил не от себя, а от имени всех присутствующих.
— Да, жалко, — сказал Герман Патт. — Вы пришли слишком поздно. Мы вам с удовольствием представляем бестселлер будущей весны.
— «Быстрое свершение», — сказал Норберт Волле, еле сдерживаясь от смеха. — Это книга, мимо которой не пройдет ни один читатель.
Началась кутерьма, как на детском дне рождения. Все говорили, обращаясь к соседу и стараясь превзойти друг друга в остроумии. Серьезные люди, которые несколько минут назад читали свои рефераты, превратились в шутников. «Яд логики», «Изнанка Прованса»… «Никогда редакторы не бывают столь изобретательны, — подумал Хойкен, — как тогда, когда они дурачатся и позволяют себе шутить над своим собственным делом. Жаль, что этой виртуозности нельзя найти практического применения. Самокритичные рекламные лозунги, тексты, пародирующие планы предварительного просмотра, — почему это до сих пор никому не пришло в голову?»
Хойкен высморкался в носовой платок, как бы демонстрируя свою неспособность унять развеселившуюся толпу. Потом он медленно поднялся и попрощался со всеми одной-единственной короткой фразой, которую никто бы не понял более ясно, чем они. Коридоры, лифт, столовая — есть так много возможностей продолжить любое заседание и прокомментировать его. Все устремились к выходу, желая поскорее рассказать своим коллегам о том, что услышали на конференции. Сильный акцент в начале и очень сильный в конце. Лучшего Хойкен и желать не мог.
Кристоф остался сидеть, закинув ногу на ногу, погрузившись в раздумья. Хойкен собирал со стола свои вещи с таким видом, как будто ничего особенного не произошло. Так как брат не двигался с места, Георг спокойно спросил:
— Что ты еще запланировал на сегодня?
— Я? — удивился Кристоф. — Разве это интересно, что я еще на сегодня запланировал? Кажется, здесь никого не интересует, о чем я думаю и что я запланировал.
— Прошу тебя, — сказал Хойкен, — не утрируй. Ты сам знаешь, как это бывает, когда дело идет к концу, а тут кто-то приходит и нужно начинать все сначала. Они устали, собирались уходить, перед глазами уже стоял обед и кофе на десерт.
Последний шаг будет таким: в узком кругу, с двумя-тремя сотрудниками, еще раз детально просмотреть программу. Еще ничего не знает Дипгес. Он должен в любом случае принимать в этом участие. Кроме него, Волле и Ротгербер. Итак, сбыт, реклама и печать. Соберемся, к примеру, как-нибудь вечером в «Рассвете». Хойкен еще никогда так не делал, он всегда избегал вечерних совещаний с сотрудниками и не задумывался над этим. Сейчас он заговорит по-другому, он представит дело так, будто эта идея пришла ему в голову случайно, и сразу добавит, что поймет, если они захотят провести свой вечер по-другому.
Может быть, это их разозлит, а может, заинтригует — встретиться поздним вечером и узнать его с другой стороны. С сыном патриарха в «Рассвете», за тарелкой супа с кислой капустой или порцией жареной говядины с яйцом — это довольно заманчиво. Почему бы не пожертвовать для этого одним вечером? Ханна Ротгербер придет, он в этом почти уверен. Она достаточно умна и не пожалеет одного вечера для отпрыска своего шефа. Волле придется сделать над собой усилие и вести себя при встрече сдержаннее. Дипгес наверняка придет в любом случае, но перед этим будет долго обдумывать, как вести себя за столом. Не стоит заказывать слишком много пива и, конечно, никаких бобов с салом и соленой картошкой, возможно, пирог со шкварками и салат или, лучше всего, кёльнская отбивная, слегка поджаренная говядина со сметаной и к ней жареный картофель. В детстве отец часто водил их в воскресенье после обедни в «Рассвет». Обычно он заказывал столик в углу зала. Поначалу мама еще ходила с ними, но отец всегда потешался над женщинами, которые сидели в ресторане, потягивая минеральную воду, возле своих мужчин, пьющих пиво. Собор и «Рассвет», как долго Хойкен не был ни там, ни там! Странно, что он по каким-то неясным причинам от этого отвык, а сейчас возвращается снова, волнуясь и радуясь одновременно.
— Ты мне так и не сказал, где будешь ночевать, — сказал он Кристофу.
— Где я буду ночевать? — ответил Кристоф. — Дома, конечно, Лизель будет очень рада.
— А Урсула? Когда она приезжает?
— Она приезжает сегодня вечером и тоже переночует дома. Теперь ты спокоен?
Хойкен не ответил. Он взял документы и направился к двери. Нет, он не спокоен, потому что ему не нравится, что брат и сестра будут ночевать в родительском доме. Он должен был спросить Лизель, есть ли завещание и где оно находится, да и она должна была подготовиться к такому набегу. К ее великой радости, почти вся семья соберется вместе и будет с кем поболтать.
Когда Кристоф открыл перед ним дверь и они бок о бок вышли в коридор, Георга начало немного знобить. В детстве он не любил ходить рядом с братом. Две большие, совершенно одинаковые фигуры создавали комичное впечатление не только в его глазах. Двое мужчин, которых можно было принять за близнецов, два худых, долговязых типа, один из которых сразу убегал, когда другой просто подрагивал мускулами. Оказавшись вместе, они постоянно следили друг за другом. Ни одному не удавалось сделать движение, чтобы другой тут же не ответил на него, а то и опередил. Но если при этом была Урсула, все было совсем по-другому. Ее присутствие сглаживало их постоянные судорожные движения, так что они снова превращались в двух отдельных парней, которые реагировали друг на друга не постоянно. Вот почему у отца возникла такая идея о наследстве — с одной стороны, современная и демократичная, а с другой — несколько архаичная. Поместить три родственные субстанции в одну колбу и наблюдать, как они друг друга выталкивают, связываются или распадаются. Хойкен вдруг представил себе светло-голубую жидкость, в которой плавают три кусочка краски, вступая в новые соединения.
Когда они подошли к его кабинету, Кристоф снова оживился:
— Скажи, кто, собственно говоря, эта красавица у тебя в приемной? Я ее никогда здесь не видел. С удовольствием сделал бы ей предложение поехать со мной в Штуттгарт. Я платил бы ей вдвое больше, чем ты, скряга, наверное, платишь.
Хойкен сделал вид, что не расслышал. Сейчас он хотел только одного — как можно быстрее отвязаться от этого хвастуна.
— Встретимся сегодня вечером в «Le Moineau», — сказал он тихо. — На который час ты заказал столик?
— На восемь часов, — ответил Кристоф. У него было продолговатое, словно лошадиное лицо, какое часто встречается у молодых мужчин из Рейнланда. Хойкен подумал, что, когда такие типы ухмыляются, сразу хочется дать им по морде — два-три точных удара в их наглые широкие челюсти.
— До вечера, — сказал Хойкен быстро, потом вошел в приемную и тут же закрыл за собой дверь. Яны в комнате не было, только компьютер тихо гудел и заставка, которую на прощание подарил фирме один практикант, разматывала свой бесконечный путь, который сотрудники трех расположенных ниже этажей находили просто тошнотворным. Фантастически быстрый и бесплотный, ты скользишь с невидимой камерой сквозь ходы и коридоры здания концерна. Иногда попадаешь в тупик, и тогда появляется красно-коричневая кирпичная стена, которая, однако, сразу отодвигается в сторону или поворачивается на месте, рассыпая по картинке маленьких мышек и толстых лохматых крыс. Или маленький фонтан плещется так торжественно, как будто это тайный Грааль. Хойкену все эт