После двух коротких выходов на бис концерт закончился. Они встали почти одновременно. Хойкен решил для себя, что нужно чаще ходить на разные концерты, не обязательно слушать музыку только в стиле барокко. Интересно было бы попасть на концерт какого-нибудь молодого пианиста и смотреть, как странный чудак два часа напрягает «Steinway». Яна посмотрела на него.
— Ну как? — спросила она.
— Неплохо, — ответил он. — Я не ожидал, что такая музыка очень успокаивает.
Яна сунула ему в руку программку, и он положил ее в карман. Спускаясь по ступенькам, Хойкен чуть было машинально не взял девушку за руку.
— Я бы с удовольствием еще чего-нибудь выпила, — сказала она.
— Что ты хочешь? — услышал он вдруг свой голос и это неожиданное «ты». Опять она разговаривала с ним так, словно они уже посещали ресторан.
Когда они вышли на площадь, он взял инициативу в свои руки. Хойкен мельком взглянул на окна своего номера. Торшер был включен, как всегда. Хойкен подумал, не сказать ли ей, что вот уже несколько дней он ночует там, наверху, но у него не хватило на это смелости. Он снова решил, что говорить об этом еще слишком рано. «Sir Ustinov’s Bar» — вот подходящий этап для разбега. Он указал на ярко освещенные окна, за которыми в этот теплый субботний вечер собрались посетители:
— Как ты смотришь на то, чтобы посидеть в этом баре?
— С удовольствием, почему бы нет? — ответила Яна, словно действительно хотела провести с ним еще один час.
5
Бар был переполнен. Не было ни одного места у стойки или свободного столика. Посетители стояли небольшими компаниями, как на вечеринке. В глубине зала настраивал инструменты джазовый оркестр. Наконец он заиграл, эта мелодия Хойкену была уже знакома. На минуту бар показался Георгу частью его номера. Он протиснулся к стойке и перекинулся парой слов с барменом.
— Одну минутку, сейчас здесь освободятся два места, — ответил тот.
Хойкен спросил у девушки, что ей заказать. Она попросила джин-тоник, и Георг сделал заказ, чтобы скоротать время, пока освободятся места. Через пять минут они уже сидели на высоких табуретах вплотную друг к другу прямо у стойки бара. Он наклонился к Яне, голова к голове. Вокруг стоял такой шум, что понять собеседника можно было, только близко придвинувшись к нему. Они чокнулись и выпили. У Хойкена было такое чувство, что на них все смотрят. Да это и понятно. Такая пара могла стать объектом всеобщего внимания уже только благодаря своим нарядам. Когда девушка поинтересовалась, как чувствует себя отец, он тут же стал рассказывать о нем, о клинике, о Лизель Бургер. Хойкен удивлялся, почему ему так легко говорить с ней, Яна словно открыла в нем какой-то источник. Наверное, он ждал уже много дней, чтобы нашелся кто-то, кто выслушал бы его. Кто-нибудь близкий, но не настолько, чтобы его касалось все происходящее. Георг чувствовал, что ему хорошо и спокойно, когда он обо всем ей рассказывает. Время от времени девушка задавала вопросы, но у него не создавалось впечатления, что она спрашивает из простого любопытства. Хойкен подумал, что Яна занимает нейтральное положение по отношению к событиям в семье и концерне, она не связана с ними напрямую, но знает всех участников и поэтому может представить себе все, что происходит. И все, что не происходит! Когда Хойкен оглядывался назад, он терял чувство времени. Там все события происходили одновременно, он не видел их последовательности, как будто время чудовищно сжалось и выбросило его из своего безопасного гнезда. Он все время куда-нибудь ехал, постоянно пытался собрать и скрепить между собой части одной большой конструкции, которая все время норовила рассыпаться. Георг не знал, удастся ли ему это сделать, он знал только, что это совсем неправильно — все время осматриваться, делать шаг за шагом и проверять, правильно ли ты поступаешь. Но именно это он сейчас и делал.
Хойкен с удовольствием расслабился бы и рассказал Яне о своей жизни со всеми подробностями. Ему очень хотелось сделать именно так. Но потом Георг подумал: что бы Яна ни говорила, он должен контролировать себя и держать правильный темп, не действовать слишком быстро. Жить каждое мгновение. Это было маленькое правило, следовать которому он приучал себя всю жизнь. Как же это здорово — сидеть вот так вместе и разговаривать! В конце концов этим вечером он не будет один. Они оживленно беседовали, и шум в баре постепенно отдалялся. В этой толпе Хойкен и Яна были словно на маленьком острове, где оказались только они, и все, что им нужно, — напитки, тихая, ненавязчивая музыка, которая звучит непрерывно.
— Тебе нравится твоя работа? — спросил он, и девушка ответила, что разбирать почту и выполнять обязанности секретаря ей нравится, но это не то, чего бы она хотела в жизни. На предыдущем месте она имела дело с искусством и творческими людьми. Яна хорошо знала эту сторону жизни, у нее был опыт работы в галерее, связи с организаторами и спонсорами выставок. Хойкен подумал, что ей не хватает проекта — плана, по которому она могла бы работать. Ей была нужна определенная цель. Это было как раз то, что нужно для подготовки и проведения выставки, о которой мечтал отец. Георг не понимал, почему он не догадался об этом раньше. Он рассказал Яне о коллекции отца, истории ее приобретения, о крупнейших владельцах галерей и торговцах, на которых возлагал надежды. Судя по встречным вопросам, которые задавала девушка, можно было понять, что она очень сообразительна и хватает все на лету. Если бы не эта встреча, Хойкен бы никогда не узнал, что человек, которого он так долго искал для организации этой выставки, сидит у него в приемной. Ему больше не нужно было заказывать выпивку: старый бармен понимал все с полувзгляда. Когда бокал опустошался, Хойкену достаточно было просто встретиться с ним взглядом. Да, еще два бокала. Георг чувствовал, как постепенно отходят на задний план его проблемы, спадают тревога и напряжение, и ему даже стало казаться, что все вопросы могут скоро решиться.
Вскоре ему надоело сидеть, путаясь своими длинными ногами в подставке табурета. Хойкен встал и уступил место другому, а сам остался стоять рядом с Яной. Она повернулась к нему, а он облокотился рукой о барную стойку и вдруг заметил, что девушка прильнула спиной к его руке и придвинулась к нему так близко, как будто хотела найти в нем опору и защиту. Короткий момент, когда Хойкен ощутил тяжесть ее тела, был для него сигналом: начать сейчас — самое время. Он подумал, что Яна перешагнула черту и увлекает его за собой, остановок больше не будет, и этому влечению невозможно противиться. Хойкен протянул свою руку назад и медленно положил ей на талию. Этот жест выглядел так, словно он хотел ее защитить, но это было совсем другое. Он гладил ее тело, это было тайное, скрытое ото всех движение. Стало ясно, что прекрасное мгновение в его кабинете было своеобразным извещением о сегодняшнем вечере. Яна ничего больше не говорила. Она сидела, глядя на него и наслаждаясь его прикосновением. Он видел, как по-кошачьи изогнулось ее тело в ожидании чувственного наслаждения. Хойкен подумал, что воспринимает все это трезво, не так, как в молодости. Он чувствовал, как растет его желание. Раньше в такие моменты его разум отключался, а тело превращалось в безвольную и податливую субстанцию, над которой быстро теряешь контроль. Теперь он совсем по-другому чувствовал течение времени. В молодости он бы сидел, боясь выпустить подругу из объятий и все ускорить, не желая прерывать прекрасных минут. Сейчас они уже не могли позволить себе ждать и долго терпеть эту пытку. Слишком сильно они хотели друг друга.
Хойкен придвинулся к девушке как можно ближе и стал говорить, что в отеле у него есть комната, в которой он ночует, и почему так случилось. Он вынужден был рассказать ей всю правду. Яна помолчала, а затем спросила, где находится этот номер. Он ответил, что это угловая комната на втором этаже с видом на собор.
— Значит, прямо над нами? Двумя этажами выше, и ты — как дома? — спросила она и посмотрела на него.
— Да, — ответил он, — если ты хочешь, мы пойдем туда сейчас.
Она не ответила, просто сидела и смотрела прямо перед собой. В этот миг она казалась скульптурой, которую было бы неплохо сфотографировать. Хойкен был уверен, что фотография получилась бы то что надо. Его охватило легкое волнение. Приглашение послано, почта в пути. Ему нечего больше сказать, совсем нечего. Он чувствовал свое дыхание, считал секунды и потерянное время. Сколько ей нужно времени, чтобы все обдумать? В молодости такие решения принимались моментально, ты ничего не терял и ничего не обдумывал, только «да» или «нет», которое нужно было говорить сразу. Но теперь это решение было совсем не простое. В такой момент совесть проверяла половину твоей жизни, и могли понадобиться часы, чтобы взвесить «за» и «против» и, в конце концов, не сделать шаг навстречу. Георг взял ее бокал и осушил его одним глотком. Внезапно он понял, что Яна пойдет с ним. Боже мой! Она приняла его предложение. Все эти годы он клялся себе, что с ним ничего такого не случится. Он придумал себе крепкую броню, которая сейчас казалась ему почти смешной. Хойкен сделал заказ в номер и заплатил бармену. Потом они встали и рука об руку пошли по узкому, плохо освещенному коридору. Когда они вошли в лифт и дверь закрылась, девушка прильнула головой к его плечу. К его номеру они подходили обнявшись.
Хойкен открыл дверь, вошел и посмотрел направо. Он шел немного впереди, чтобы проверить, все ли в порядке, прежде чем она войдет следом за ним. Он снял пиджак и бросил его на софу. Сейчас он играл роль гостеприимного хозяина дома, который обо всем позаботился. По правде говоря, Хойкен немного нервничал. Он попробовал отвлечься и составить себе программу, чтобы не мешкать в последний момент. Выходило так, что подобные ситуации остались у него далеко в прошлом. Он не знал, чего она ждет и как себе все представляет. Может быть, она переспала со всеми художниками, о которых рассказывала ему только что в баре. Среди них наверняка была пара бойких юнцов, которые, не медля ни минуты, отправлялись с ней в постель. Может, она хочет, чтобы он сразу потащил ее в постель, повинуясь своему желанию? Или ждет искусного обольщения, сюрпризов, которые следуют один за другим, связанные между собой, как в тонком механизме, и постепенно приводящие их тела к кульминационной точке? Сейчас у него нет времени думать, он должен делать именно то, что ему нравится. Что он сейчас хочет делать? Больше всего ему хотелось слушать джаз и пить шампанское. И Георг сделал то, что велел ему внутренний голос: подошел к CD-плейеру и включил его. Какой диск он слушал последним? Хоть бы в его коллекцию не затесался отвратительный свинг. Но нет, на счастье,