– Я и без всякого списка знаю, бомжарики они все были, – Распашной накрыл ладонью предназначенный ему лист, – нас уже наше руководство информацией осчастливило. Не очень, правда, понятно, почему это дело на уровень главного управления вышло, ну да ладно, мы люди подневольные.
– Я правильно понимаю, – Крылова холодно взглянула оперативнику прямо в глаза, – вам кажется принципиальным, кого именно убивает преступник? Если бы это были не, как вы говорите, бомжарики, а дети генералов, вам было бы понятнее, почему мы занимаемся этим делом?
– Ловко вы меня с генеральскими детками подкололи, – капитан одобрительно кивнул, – мне, если честно, особой разницы нет. Я что тех, что других терпеть не могу. У первых вши, у вторых понтов больше, чем вшей у первых. Я лишь констатирую факт, не часто главк подобной категорией населения интересуется.
– Возможно, именно чтобы заинтересовать главк, на этот раз наш преступник убил совсем не бомжа, – Вика предала каждому из мужчин еще по одному листу бумаги, – Апраксин Константин Алексеевич. Девятнадцать лет, москвич. Убит в половине первого ночи по дороге домой с работы. Парень по вечерам подрабатывал в кофейне, днем учился. Студент высшей школы экономики.
– Ну конечно, теперь нам дело раскрыть – раз плюнуть, – иронично прокомментировал Малютин, – раз он студентов мочить начал, значит… А что это значит? – он потер щетину на подбородке и непонимающе взглянул на Крылову. – Разве что-то меняется? Если он предыдущие шесть раз никаких следов не оставил и нигде на камерах не засветился, вряд ли в этот раз что-то пошло по-другому.
– А я думаю, изменилось многое, – упрямо возразила Виктория, – если убийца, причем именно серийный убийца, начал менять образ действий, уходит от привычной схемы, значит, его состояние нестабильно. А раз так, в разы увеличивается вероятность того, что он начнет, или уже начал совершать ошибки.
– Процесс личностной деградации усиливается, – Распашной явно процитировал фразу из какого-то пособия по криминальной психиатрии.
– Именно так, – кивнула Крылова, надеясь, что наконец-то обрела нового союзника. – Поэтому нам надо попытаться найти совершенную преступником ошибку.
– Будем надеяться, что она уже была совершена, – добродушно отозвался Панин.
– Тогда надо съездить в район, – начала отдавать распоряжения Крылова, – пообщаться с теми оперативниками, что выезжали на осмотр места преступления, как следует отработать маршрут, по которому передвигался Апраксин. Надо понять, как часто он возвращался домой в это время, а время, между прочим, было довольно позднее, уже после полуночи. Изъять все записи камер наблюдения на маршруте, возможно, преступник его какое-то время отслеживал. Ну и поговорить с близкими, возможно, в последние дни парень мог заметить что-то подозрительное. Вдруг кому-то жаловался, всякое может быть.
– То есть версию того, что убийство не связано с нашим бомжерезом, мы в принципе не рассматриваем? – полюбопытствовал Распашной.
– Геннадий Юрьевич…
– Лучше Гена, в крайнем случае, Геннадий, – перебил ее Распашной, – а то я себя пенсионером чувствую, прям как Григорич.
– Так вот, Геннадий, мы рассматриваем все версии. Во всяком случае, пока у меня на руках нет официального заключения медэксперта. Поэтому, как я уже сказала, надо пообщаться с близкими убитого. Возможно, они смогут рассказать что-то, заслуживающее внимания.
Глава 3
Все еще понедельник
– Ну что, парни, предлагаю разделить усилия следующим образом, – предложил Панин, – один из вас выдвигается в адрес к потерпевшему, может, кого дома и застанет. Ну а со вторым мы вместе двинем в район. Сперва пообщаемся с коллегами. С учетом того, что дело от них забрали только сегодня утром, есть шанс, что маршрут передвижения они уже отработали. В любом случае, пройдемся сами, а там по месту решим.
– Угу, то есть ты, Григорич, с родственниками безвременно усопшего общаться не желаешь, – Распашной стоял, засунув руки в карманы и мягко перекатываясь с пяток на носки и обратно, – хочешь все слезосопли на нас скинуть.
– Гена, – Панин укоризненно поморщился, словно недоумевая, как такая глупость может прийти в голову его более молодому коллеге, – сколько я их уже насмотрелся, соплей этих. Тут в другом дело. Парень был молодой, студент, институт у него не абы какой. Догоняешь?
– Не, Григорич, я бегаю плохо. Ты нормально объясни.
– Куда нормальней? – Панин недовольно вздохнул. – Ты сейчас съездишь, с родственниками переговоришь, девяносто девять процентов, что ничего путного они тебе не скажут. Потом ты куда двинешь?
– Куда я двину… – Гена беззаботно пожал плечами, – если погода не испортится, посижу где-нибудь на терраске, пивка попью.
– Двинешь ты в институт, где парень учился. Потолкуешь с его однокурсниками. А однокурсники у него кто?
– Кто?
– Молодежь. Сколько Апраксину было, девятнадцать? Ну, значит, и им так примерно. Девочки симпатичные, мальчики еще жизнью не сильно потертые. Ты в их тусовку прекрасно впишешься. Если кто-то что-то интересное сказать сможет, то, думаю, именно тебе он и скажет.
– Учись, Денис, как грамотно обосновывать, – Распашной добродушно усмехнулся, – вроде, и понимаешь, что тебе на уши лапшу набрасывают, а отказаться уже язык не поворачивается. Ладно. Поеду к родственникам, а потом в институт заскочу. Но там одним днем никак не отделаешься, так что с утра завтра опять в том же направлении.
– Ну, вот и славно, – заключил Панин. – Что, выдвигаемся, или сперва в столовую местную заскочим, перекусим?
– В столовую, – решительно отозвался Малютин, – здесь лучше кормят, чем у нас в министерстве, а цены так вообще трехлетней давности.
***
Полтора часа спустя четверо мужчин сидели в небольшом кабинете с зарешеченным окном на втором этаже управления внутренних дел района Коньково. От кофе, гостеприимно предложенного хозяевами кабинета, Панин и Малютин отказались и теперь внимательно выслушивали всю ту информацию, которой делились с ними районные оперативники.
– Я как раз в ту ночь дежурил. Около часа нас дернули, как раз только чайник поставил, – сидевший у окна светловолосый крепыш покосился на стоящую в углу тумбочку с электрическим чайником. – Ну, что о нем сказать? С виду обычный парень, ничего выдающегося. Одет, как все. Джинсы, кроссовки, ветровка. Все при нем было. Документы, телефон, кошелек. Денег немного, тысячи три с мелочью. Кровищи с него изрядно вышло, конечно. Три раза, получается, его ткнули. Два раза в живот, оба в левую сторону, в район селезенки, и по горлу. Вот с горла кровищи целая лужа натекла.
– Свидетелей, конечно, нет, – предположил Малютин.
– Ну а какие свидетели посреди ночи? – крепыш усмехнулся, – там еще место такое неудачное, не то чтобы парк, скверик, но в любом случае до ближайших окон метров двести будет. Да и собачники уже все домой ушли. Так что никто ни ухом ни нюхом.
– А звонок от кого был?
– Нашлась дамочка одна с повышенным героизмом. Она от метро шла и углядела Апраксина этого. Он же перед тем, как упасть, с асфальтовой дорожки шаг в сторону сделал, на газон, а затем так завалился, что разве что его кроссовки и можно было разглядеть. Освещение там не очень, один фонарь на входе в сквер, другой на выходе. Ну, или на другом входе, смотря с какой стороны идти. Хорошо, кроссы у него белые были. Вот она их и заприметила, более того, не побоялась подойти, да посмотреть, что случилось. На этом, правда, у нее героизм закончился. Мы, когда приехали, дамочка эта уже домой ускакала, мы ее потом еле из квартиры выдернули, чтобы показания зафиксировать. Хорошо, хоть позвонить сумела, а то он бы там до утра мог валяться. Метро-то в час закрывается, кто там среди ночи ходить будет. А так хотя бы время смерти точно определить можно.
– Камер наблюдения в этом сквере, я так понимаю, тоже нет?
– Естественно, – радостно закивал хозяин кабинета, – так что, парни, скажу вам, как есть. Очень и очень рад, что вы это дело у нас забираете. Я, правда, краем уха слыхал, что оно на Петровку пойдет, а тут надо же, главное управление. Если не секрет, с чего вдруг такой интерес к этому мальчонке? Вроде, предки у него люди не шибко приметные.
– Почему оно к нам попало, это я тебе могу объяснить, – усмехнулся Малютин, – одну особо энергичную следачку из городского управления, ту самую, которая твоим Апраксиным заинтересовалась, дернули наверх, в главное. Ну а она, не то в силу своей энергичности, не то по другой какой причине, в это дело вцепилась и так вместе с ним в новый кабинет и переехала.
– Надо же, и такое бывает, – удивился молчавший все это время второй районный оперативник, худой и высокий, с усталым лицом человека, только что отработавшего ночное дежурство, – видать, чует дамочка быстрое раскрытие. Интересно только, на чем эта ее чуйка основывается?
– Вот честно, мужики, сами не знаем, – Малютин прижал руку к груди, – во всяком случае, мы пока никакой толковой информации от нее не получили.
– Так ведь оно обычно так и выходит, – вступил наконец в разговор Панин, – опера следакам информацию приносят, чтоб наоборот было, такого я особо и не припомню.
– Но ведь она не просто так за это дело уцепилась, – возразил крепыш, – и потом, мне вот интересно, с самого начала, чего она вдруг этим Апраксиным заинтересовалась? Кстати, теперь это не мой Апраксин, это, слова богу, ваш Апраксин. Ну так что, чего в нем такого удивительного?
Малютин и Панин обменялись быстрыми взглядами.
– Ладно, парни, не скрытничайте, – сосед крепыша по кабинету выбрался из-за стола и, подойдя стоящей в углу тумбочке, включил чайник, – в конце концов, это же неофициальная информация.
– Если неофициально, – после секундной паузы отозвался Малютин, – то есть основания предполагать, что характер нанесенных Апраксину ранений идентичен тем, что уже встречались в других делах.
– Я же говорил, – крепыш удовлетворено кивнул, – у нас у соседей год назад примерно была похожая история. Там, правда, не студент был, бомж какой-то, но горло ему точно так же проткнули. Не полоснули, а именно проткнули. Не часто такое встретишь.