Сидеть в приемной не имело никакого смысла. Если Карнаухов вернется, причем вернется с принятым кем-то решением, то наверняка сам тут же вызовет к себе Крылову, поскольку претворять в жизнь решения руководства всегда приходится именно рядовым следователям. Впрочем, рассудила Вика, подобная практика характерна для любой организации, в которой присутствуют начальники и подчиненные. Одни в меру разумения принимают решения, другие, в меру уже своего разумения, их выполняют. Потом и те, и другие сверяют результат, полученный вторыми, с тем, что рассчитывали получить первые. Зачастую эти результаты не совпадают.
Размышляя подобным образом, Вика вернулась в свой кабинет, где и провела следующие несколько часов, готовя к передаче в суд материалы по делу о двойном убийстве на Бауманской, которое передали в главное следственное управление исключительно по причине того, что один из убитых супругов занимал должность заместителя министра путей сообщения. Само по себе дело было совершенно несложным и первоначальные предположения как самой Крыловой, так и оперативников, что к гибели родителей причастен их сын, подтвердились спустя всего несколько дней расследования.
Телефон внутренней связи ожил, когда стрелки на настенных часах уже приближались к полудню.
– Он ожидает, – сообщила Вике секретарша Карнаухова и, понизив голос, добавила почти шепотом, – мрачный вернулся. Не в духе.
– Уже бегу, – не зная почему, но так же шепотом отозвалась Крылова и, подхватив заранее подготовленную папку с материалами дела, выскочила из кабинета.
В кабинете начальника следственного управления отчетливо витали запахи кофе, коньяка и неприятностей. Причем если первые два исходили из стоящей на столе здоровенной кружки, то неприятностями веяло от самого хозяина кабинета. Во всяком случае, так показалось Крыловой.
– Пришла?
Вопрос Карнаухов задал сквозь зубы, не поднимая головы, и явно не ожидал ответа. Неуверенно шагнув вперед, Вика остановилась, не доходя еще три шага до массивного стола, на котором одиноко белел лист бумаги.
– Читай, расписывайся, – Карнаухов ткнул пальцем в сторону документа. – Потом будем говорить дальше.
Подойдя к столу и так и не дождавшись предложения присесть, Вика наклонилась и придвинула к себе лист бумаги. Несколько отпечатанных принтером строк она прочитала почти мгновенно.
– Я не очень поняла, – подняв голову, она взглянула на застывшего в кресле Карнаухова.
– Что ты не поняла? Как ручкой пользоваться? – генерал недовольно шевельнул бровями. – Слева роспись, справа расшифровка. Что сложного?
– Я не поняла, как можно изъять аудиозапись и протокол допроса из дела.
– Точно! Протокол, – оживился Илья Валерьевич. – Давай-ка его сюда!
Вика неохотно раскрыла папку.
– Больше энтузиазма! – поторопил ее Карнаухов. – И бумажку подписывай. Пока не подпишешь, ты из этого кабинета не выйдешь.
– Выведут? – уточнила Крылова и тут же сама испугалась своей прямолинейности.
– Вынесут, – возмущенно фыркнул хозяин кабинета. – Буду тебя коньяком поить, до тех пор, пока ты на ногах держаться не сможешь, а как падать начнешь, так и вынесут, но перед этим ты мне документ этот подпишешь. Надеюсь, третий абзац внимательно прочитала?
– Это где про неразглашение?
– Это где оно самое, – кивнул Карнаухов. – Только, моя хорошая, обрати внимание, это тебе не какая-то бумажка для служебного пользования. У этих материалов теперь совсем другой статус, и спрос с тебя будет, если ты хоть где-то языком не в ту сторону махнешь, по полной программе. Так что никому ни-ни! В том числе любимому нами обоими Юрию Дмитриевичу. Усекла?
– Усекла, – растерянно пробормотала Крылова.
– Вот и славненько, – обрадовался генерал. – Тогда подписывай, а потом обсудим наши с тобой дальнейшие действия.
– А они все же будут? – Вика недоверчиво взглянула на собеседника.
– Еще какие, – расплылся в довольной улыбке Карнаухов.
Восемь часов спустя Вика вновь въезжала в Южное Бутово. На этот раз калитку отворил сам Реваев.
– Юрий Дмитриевич, – сходу выпалила Крылова, – вот скажите мне, что делать, если знаешь что-то такое, о чем говорить никому нельзя, но все равно очень хочется, что прям зубы сводит?
– Зубы? – усмехнулся полковник. – Сводит, это хорошо, это значит, что они еще не вставные.
– Смеетесь надо мной, да? – Вика шутливо обхватила Реваева за плечи, словно намереваясь повалить его на траву. – А мне, если честно, совсем не смешно.
– Если все так серьезно, сходи на кладбище.
– На кладбище?
– Ну да. А что ты удивляешься? Я помню, когда помоложе был, частенько так делал. Придешь к родителям, постоишь, выговоришься. На душе сразу легче станет. Иной раз, бывает, и совет дельный услышишь, – Реваев грустно улыбнулся. – Что ты так смотришь? Думаешь, совсем из ума выжил? Нет, еще есть немного. Просто кладбище – это такое место специфическое, там, вроде, и тишина стоит, а все равно, если прислушаться, много услышать можно. Только надо не одними ушами слушать.
Реваев вновь улыбнулся, на этот раз, как показалось Вике, еще печальнее, и несильно похлопал себя по левой стороне груди.
– А я вот к вам приехала, – растерянно пробормотала Крылова.
– Ну, милая, – теперь уже полковник мягко обнял ее за плечи, – скажу тебе по секрету, что между статусом пенсионера и покойника некоторая разница все же имеется.
– Юрий Дмитриевич! Я же не в этом смысле, – Вика почувствовала, как щеки у нее начинают гореть от смущения. – Вы же знаете, родители у меня сейчас не в Москве, да и в любом случае, их в эту кухню лучше не втягивать. Так что если с кем и советоваться, то только с вами.
– Ну что же, надо советоваться, советуйся. Со своей стороны, могу обещать тебе полную конфиденциальность. Даже Ольге Дмитриевне! Кстати, об Ольге Дмитриевне, – Реваев достал из кармана смартфон и пару раз коснулся экрана. – Оля! К нам опять Вика приехала… Да, я тоже рад… Мы с ней немного пройдемся, подышим. Уж больно вечер хороший… Не переживай, мы недолго… А к чаю мы непременно вернемся.
Реваев вновь спрятал телефон в карман ветровки.
– Ну вот, таможня дала добро. Можно отправляться в странствия. Будем гулять и слушать твои откровения, – полковник элегантно выставил локоть, предлагая Крыловой взять его под руку.
– Будем гулять, – согласилась с предложением Вика, – только это не совсем мои откровения.
Порывшись в сумочке, она достала смартфон и сняла блокировку с экрана.
– Илья Валерьевич изъял у меня диктофон с записью, – сообщила она Реваеву, – хорошо хоть, телефон не догадался отобрать.
– Кто знает, иногда полезно на какое-то время остаться без телефона, – полковник неторопливо двинулся по тротуару, увлекая за собой Крылову, – но раз уж привезла, включай свою запись.
Вика коснулась экрана и через мгновение из динамика смартфона послышался голос Бородина. Запись была достаточно долгой, сорок две минуты, запомнила точное время Крылова, и за все эти сорок две минуты Реваев не проронил ни единого слова. Иногда только и без того неспешный ритм шагов полковника замедлялся, а сам Юрий Дмитриевич вскидывал перед собой руку с выставленным вперед указательным пальцем и начинал им дирижировать в такт доносящимся из смартфона словам. Когда Бородин наконец замолчал, они успели уже пройти почти полный круг по поселку и теперь возвращались к дому Реваевых с другой стороны улицы.
– Ну что же, не могу сказать, что ты меня сильно удивила, – произнес полковник, после того как Вика вновь убрала телефон в сумку, – но запись действительно занятная.
– Занятная? – уставилась на него Крылова. – Вы это называете занятным? Да у меня в голове не укладывается, как вообще такое может быть, да еще в наше время!
– Что здесь такого необычного? Тайные общества всегда были популярны, причем не только в России. Тайные общества, состоящие из весьма способных молодых людей, да в придачу выходцев из верхних слоев общества, тоже явление неудивительное. То, что это общество позиционирует своих участников как будущих вершителей судеб страны, в этом тоже нет ничего странного. Во-первых, это хороший маркетинговый ход, ну а во-вторых, кто же не мечтает прикоснуться к власти, – Реваев усмехнулся. – Многие видят себя в роли эдакого нового фюрера. Слава богу, не всем удается эту роль сыграть.
– Только про этого фюрера Бородин ничего не знает, – вздохнула Вика, – ну или божится, что не знает.
– Он и не должен знать. Того, что он тебе рассказал, и так слишком много для того, кто еще не сдал вступительный экзамен. Я ведь так понимаю, его участие в обеспечении алиби Комаровского таковым не является.
– Конечно, это был только первый шаг к вступлению. Второй он просто-напросто не успел сделать.
– По независящим от него обстоятельствам, – кивнул Реваев, – но зато теперь молодой человек благополучно останется в совершенно для него безопасном статусе свидетеля.
– С учетом того, что его показания у меня отобрали, то у него в этом деле теперь вообще статус постороннего.
– Ну почему же. Остались показания, в которых он подтверждает алиби Комаровского. Между прочим, никем не опровергнутые показания.
– А Суслов? Ведь он не смог бы успеть к закрытию метрополитена, если бы вышел из квартиры Комаровского так поздно.
Реваев снисходительно улыбнулся.
– Вот увидишь, в показаниях этого молодого человека в ближайшее время возникнут некоторые корректировки. Если не ошибаюсь, он в тот вечер изрядно выпил, так что сам бог велел, чтобы у него в голове была путаница.
– И тогда к убийству Апраксина ни Комаровский, ни Бородин не будут иметь никакого отношения, – подытожила Вика, – вся вина ляжет на Маркову.
– Скорее всего, так и будет, – кивнул Юрий Дмитриевич, – и ты с этим поделать ничего не сможешь. Но ведь ты не ради Апраксина ко мне приехала. Я может, уже староват стал, на лету не могу угадывать. Ты уж объясни, что хочешь услышать.
Закусив губу, Вика пыталась подобрать слова, чтобы объяснить Реваеву цель своего визита, затем недоуменно пожала