– Вот тебе уточненный список. Сейчас передопросишь Маркову, надо чтобы она подписала новые показания.
– Уточненный? – Вика схватила протянутый ей лист бумаги. – Но он же…
– Ну хорошо, укороченный, – Карнаухов не дал ей докончить фразу. – Шорт-лист. Слыхала про такое? Отобрали самых достойных.
– А куда делись еще четверо? – Крылова с недоумением рассматривала список из тринадцати фамилий.
– Их уже нет, – небрежно отмахнулся Карнаухов и, повернувшись к селектору, ткнул пальцем в кнопку связи с приемной. – Марина, организуй мне еще кофейку, пожалуйста. Крылова, ты кофе будешь?
– Нет, – рявкнула Вика, на мгновение забыв о всякой субординации. – Что значит «нет», Илья Валерьевич? Нет, это значит, совсем нет? Их что…
– С ума сошла? – вновь перебил ее Карнаухов. – Никто с ними ничего не делал. Их просто нет. В Москве нет. В стране тоже нет. Улетели.
– Улетели? – не скрывая своего сомнения, переспросила Крылова.
– Улетели. Так бывает, люди иногда летают, в основном самолетами. Вокруг Москвы, знаешь ли, есть несколько аэропортов. Хотя, что я тебе рассказываю, ты ведь у нас сама еще та летунья. Так вот, не ты одна такая. Только эти улетели в одном направлении. Безвозвратно.
– Безвозвратно? – сомнение в Викином голосе еще больше усилилось.
Карнаухов поморщился, явно давая понять, что лимит вопросов подчиненной явно превышен.
– Во всяком случае, в обозримой перспективе. Ну и, само собой, путь на госслужбу для них будет перекрыт. В этом можешь не сомневаться.
– Путь на госслужбу? – возмущенно повторила Крылова. – И вы считаете, это нормально? Это достаточное наказание за все, что они натворили?
Илья Валерьевич устало откинулся на спинку кресла.
– Ты хотя бы иногда задумывалась над тем, что такое государство? Это ведь не кремлевские стены! Это вообще не стены, не что-то неживое и безликое. Оно многоликое. Как картинки из пикселей, так и здесь – одно лицо выложено множеством других лиц. Помельче, покрупнее, очень крупных. Если сильно присмотреться, можно даже твое отыскать. И если появляются испорченные пиксели, их, кажется, называют битыми, общая картинка начинает портиться.
– Поэтому все вокруг будут стараться придать битым пикселям товарный вид? – почти выкрикнула Вика.
– Не ори на меня, – очень тихо, но необыкновенно весомо произнёс Карнаухов. – У меня от твоих воплей давление подскакивает. А мне еще кофе пить, между прочим. Поэтому битые пиксели тихо, и не привлекая ненужного внимания, заменят. Но не надо создавать вокруг этой процедуры излишний ажиотаж. Если в фуре с помидорами есть несколько порченных, нет смысла орать об этом на весь рынок, потому как сразу поползет слух, что у тебя вся машина полна гнилых овощей. Что касается твоего предыдущего вопроса, достаточно или недостаточно, это из области философии. А мы с тобой действуем по фактической обстановке. На сегодня она такая и другой не будет. Я уже распорядился, сейчас тебе доставят Маркову. Проведешь новый допрос, все, как положено, запротоколируешь. После этого по списку можно начинать работу. Лежать, бояться, руки за голову! Все как ты любишь.
– А если эти фамилии всплывут позже? – решила уточнить Вика. – В ходе допросов или непосредственно на суде?
– Не всплывут, – Карнаухов решительно рубанул воздух ладонью. – Протокол допроса находится в компетенции следователя, а следователи, я надеюсь, у нас работают компетентные. Что касается судебного процесса, то он пройдет в закрытом режиме, так что и там ничего лишнего плавать не будет. Если поставленную задачу ты уяснила, выдвигайся отсюда, если что-то не дошло, все равно выдвигайся. Мне в тишине побыть хочется. А ты, пока до своего кабинета доберешься, глядишь, и сама все осмыслишь. Ты дойдешь, и до тебя тоже дойдет, – на лице Карнаухова проявилась ехидная улыбка. – Это называется синхронизация!
Вернувшись к себе, Крылова еще раз просмотрела укороченный список. Так и есть, те фамилии, которые еще вчера показались ей удивительно знакомыми, сегодня бесследно испарились. Усевшись за монитор, Вика набрала в поисковой строке первый запрос, затем второй, третий, четвертый. Да уж, с такими родителями можно исчезнуть из любого списка, Вика с сожалением вздохнула и закрыла окно браузера. Удивительно, как с такими родителями эти молодые люди в этот список попали. Чего-то не хватало или же, наоборот, как и у Бородина, слишком много всего было в избытке? В любом случае, сейчас она уже ни у кого из них ничего спросить не сможет. Ну что же, жаль, конечно. Остается утешаться лишь тем, что остались еще тринадцать фамилий. Двенадцать рядовых участников и Он! Тот, кто все это придумал и организовал. Тот, кто сумел превратить почти два десятка молодых людей в преступников. Председатель.
– Маркова доставлена, – сообщил заглянувший в кабинет конвоир. – Заводить?
– Заводите, – решительно отозвалась Крылова.
Было ли причиной Наташиного хорошего настроения подписанное вчера соглашение, или же ее меньше стала беспокоить рана плеча, Вика не знала, но то, что задержанная выглядит гораздо лучше, чем накануне, было очевидно.
– Вы бы здесь какой-нибудь постоялый двор оборудовали, – весело улыбнулась Маркова, едва успев занять указанный ей стул, – а то катаете меня туда-сюда, людей заодно от дела отрываете. Они же, вон, бугаи какие здоровые, могли бы сейчас в каком-нибудь колхозе в посевной поучаствовать. А то ведь изо дня в день смотрят на мир из окна автозака, даже жалко их немного становится.
– Вам свойственна жалость? – Вика пристально взглянула на задержанную.
– Иногда бывает, – Наташа беззаботно кивнула. – Что у нас сегодня по программе? Очные ставки?
– Очные ставки, я полагаю, начнутся у вас с завтрашнего дня. Сегодня нам необходимо несколько скорректировать ваши первоначальные показания. Сейчас я распечатаю протокол с внесенными правками, вам только требуется его подписать.
– Предпочитаю сперва ознакамливаться с тем, что надо подписывать, – Наташа поправила наручники на запястье. – А что, собственно, в моих показаниях можно корректировать? Я разве какую-то фамилию перепутала?
– Можно и так сказать… секундочку, – быстро внеся правки в сохраненный на компьютере протокол, Вика отправила документ на печать, а затем протянула еще теплый лист Марковой. – Вот, взгляните. Думаю, вам сразу станет все ясно.
– Да уж, яснее некуда, – спустя минуту отозвалась Наташа. – Как это называется? Правосудие для избранных. Или наоборот, избранное правосудие? Мне кажется, второй вариант отражает ситуацию правильнее.
– Вот здесь надо указать: с моих слов записано верно, мною прочитано. И подпись, – Вика положила ручку на стол перед задержанной.
– Мною прочитано, это точно, – Наташа иронично усмехнулась. – И что, чем ваше правосудие отличается от моего? Убить невиновного или оставить на свободе виновного в убийстве. Думаете, между первым и вторым есть большая разница?
– А вы полагаете, что нет? – Вика почувствовала нарастающее раздражение. – Думаю, вы сами прекрасно все понимаете.
– Я понимаю, – кивнула Маркова. – Понимаете ли вы, кто будет нести ответственность, если эти мальчики, уже почувствовавшие вкус крови, захотят ощутить его еще раз. Уверяю, нет большего стимула для того, чтобы пойти на преступление вновь, чем ощущение собственной безнаказанности.
– Давайте не будем спорить. Предыдущий протокол допроса уже уничтожен, и для того чтобы соглашение вступило в силу, вам надо подписать новый.
– Опасно договариваться с теми, кто меняет условия уже после заключения сделки, – склонившись к столу, Наташа подписала протокол и небрежно бросила ручку. – Надеюсь, завтра не придется все переподписывать в третий раз. Это все, что вам от меня было нужно?
– Не совсем, – забрав протокол, Вика вернулась в кресло и вновь коснулась пальцами клавиатуры, – хотелось бы еще кое-что уточнить. Что вы скажете по поводу убийства Геннадия Распашного.
– Это тот мальчик на БМВ? – небрежно уточнила Маркова. – А что там может быть непонятно? Как называется затянутый узел или через ветку какого дерева я перекидывала веревку? Так это вам лучше у ваших экспертов спросить, я в деревьях не очень разбираюсь, но то, что не сакура, это точно.
– Для начала, как вы вообще оказались в его машине?
– Это элементарно. Сперва ваш Распашной позвонил Суслову, наорал на него и потребовал немедленно встретиться. Мне кажется он, я имею в виду вашего сотрудника, был изрядно выпимши. Бедный Веня так перепугался, что отказался категорически и сказал, что явится только по повестке. После этого Распашной позвонил Комаровскому, заявил, что возникла необходимость лично пообщаться. Дима в кои-то веки сделал что-то умное, он назначил место встречи недалеко от своего дома, а сам отправил мне звуковое сообщение о том, что ему срочно нужна помощь.
– То есть он все же знал, что вы и есть Олл Инклюзив?
– Ничего он не знал. Иначе бы позвонил. Он отправил сообщение на специальный телефон, который только для этого и предназначен. По счастью, я была дома и смогла начать действовать уже через десять минут. Комаровскому, правда, тоже пришлось принять участие в представлении.
– Как вы смогли с ним справиться? – Вика едва сдерживала охватившую ее ярость. – Да еще так, что не осталось никаких следов борьбы.
– Нет борьбы, нет следов, – Маркова насмешливо цокнула языком. – Слабенький у вас мальчик оказался, я думала, покрепче будет.
– Можно обойтись без ваших оценок? Просто объясните, почему он не сопротивлялся.
– Хорошо. Объясняю. Сначала немного теории. Вы знаете, что при пережатии сонной артерии, как правило, требуется от восьми до пятнадцати секунд, чтобы человек потерял сознание?
Крылова молча кивнула.
– Так вот, этот мальчик отключился на седьмой секунде.
– Вы что, считали, – Вика изумленно уставилась на Маркову.
– Конечно, я всегда считаю. Во-первых, это позволяет расширить статистику, а, во-вторых, так легче, если сопротивление вдруг затягивается. Ты всегда знаешь, что на счете пятнадцать все уже кончится.