но набросившись на газировку, Астер ослабил узел галстука.
– Ты получил деньги от Евы? – спросила Риччи, расправляясь с кукурузными лепешками.
– Не совсем.
– Что это означает?
– Деньги у нее с собой были, но я не смог их забрать. Это были деньги на продукты.
– Дилан, у них это всегда деньги на продукты, на оплату квартиры или на детское питание. Эти люди говорят одно и то же кредитным организациям, врачам, страховщикам и всем остальным.
– Она пожилая женщина. Я не смог отнять у нее деньги. Она обещала расплатиться в ближайшее время.
– Нет, она нам ничего не заплатит, – Риччи покачала головой.
– Не переживай. Все замечательно. Скоро контракт на бесплатную защиту будет продлен еще на полгода, и мы на коне.
– А что потом? Я уже устала полагаться на эти контракты и каждые шесть месяцев зарабатывать язву от страха, что их не продлят.
– Послушай, уходя из конторы юридической помощи, мы оба согласились с тем, что нас ждут трудные времена и сдаваться нельзя ни в коем случае. Требуется по крайней мере три года, чтобы порвать даже со своей собственной фирмой. Мы же вместе читали об этом, помнишь?
– Просто я уже устала едва сводить концы с концами… – Риччи вздохнула.
– Предоставь все заботы мне. Обоим нам заниматься этим незачем. К тому же тебе нужно просто выйти замуж за Джейка и раз и навсегда покончить с этим. У него денег куры не клюют.
– Он определенно завидный жених, но у меня уже есть один взрослый мужчина, который ведет себя как ребенок. Двоих я сейчас не потяну.
– Кто первый? – искренне спросил Астер. Когда Риччи не ответила, он спохватился: – А! – Отпил глоток газировки. – Лил, предоставь мне заботиться о делах. Все будет классно, обещаю.
– Дилан, это и мой бизнес. Я мечтала о собственной юридической фирме со старших классов школы. Если у нас ничего не выгорит, даже не знаю, что мне делать. Не хочу работать на какого-то дядю. Но, даже если б и хотела, поверь мне, добрые старички в крупных фирмах не спешат приглашать на работу тридцатипятилетних женщин-ветеранов с криминальным прошлым.
– Слушай, тот тип заслуженно получил бутылкой по голове. Ты ни в чем не виновата. И тебе не придется обращаться ни в какие фирмы, обещаю. Просто дай мне время. Мы крутимся как заводные и делаем себе имя. Просто нужно какое-то время, чтобы о тебе узнали.
– И это тоже выводит меня из себя. Как юрист ты в десять раз лучше всех этих шутов, однако именно их показывают по телевизору и именно они получают гонорары по сто кусков. Этого заслуживаешь ты, а не они.
– Я вырос в крохотном жилом прицепе с матерью и сестрой, – усмехнулся Астер. – Каждое утро благодарю Господа за то, что я там, где есть, и занимаюсь тем, чем занимаюсь. У меня есть крыша над головой, одежда, достаточно еды и кое-какие деньги в конце месяца. Я в полном блаженстве.
– Фу! Ты же отличный юрист! Почему в делах всегда преуспевают полные кретины?
У Риччи завибрировал телефон. Проверив, кто звонит, она ответила:
– Алло.
Пока Риччи разговаривала, Астер откинулся назад, потягивая газировку. Вспоминая, как в детстве заходил в магазин и смешивал понемногу разные сорта газировки в сочетание, которое называл «Лонг-Айленд айс ти»[34], поскольку слышал, как мать говорила, что это ее любимый напиток. В одиннадцать лет для него это было самым лучшим на свете, и он гадал, не стошнит ли его сейчас, когда ему двадцать восемь.
– Уже едем, – сказала Риччи, заканчивая разговор.
– Кто это был?
– Билли из тюрьмы. Догадайся, кого туда только что привезли.
– Кого?
– Палача с Багряного озера.
– Что?!
– Вот именно! Гоним туда, пока его не перехватил кто-то другой.
Риччи гнала пикап в центр. Астер смотрел в окно. Такое дело гарантирует подробное освещение в местных, общенациональных и, возможно, даже зарубежных средствах массовой информации. Это означает интервью с адвокатами, статьи, выступления, а затем, возможно, и контракт на книгу. Мелкие фирмы и частные адвокаты платили сотрудникам тюрем за то, чтобы им сообщали о появлении таких заключенных, как Палач.
– Ты уверен, что мы должны заниматься этим бесплатно? – спросила Риччи, проскакивая на желтый свет.
– Да.
– У него должны быть деньги. Он ведь врач.
– Мы должны подписать с ним договор. На деньги мне наплевать. И сбрось скорость. Мне не хотелось бы умереть до того, как я разбогатею.
– Такие дела – это же горы работы, Дилан. После суда о нем забудут, а новой работы это нам не принесет.
– А может быть, он сделает нас знаменитыми, и нас наймет Ту-Чейнз. – Астер взглянул на свою напарницу. – Это знаменитый рэпер.
– Я знаю, кто он такой, придурок.
– Он не поет про лошадей и прерии, поэтому я не думал, что ты его знаешь.
– Слушай, кантри в Америке – самая популярная музыка. И ты со странностями, раз ее не слушаешь.
Центр предварительного заключения округа Кларк находился в современном здании из стекла и бетона, больше напоминающем модный офисный центр, а не тюрьму. Проект создавался с расчетом на то, чтобы развеять озабоченность жителей соседних кварталов, вынужденных жить рядом с тюрьмой, – гнев постепенно угаснет, когда люди забудут о том, что это тюрьма, поскольку она совсем не похожа на тюрьму. Белоснежные коридоры внутри, на взгляд Астера, придавали зданию стерильное ощущение больницы.
Поставив машину на платную стоянку прямо рядом с тюрьмой, они поспешили внутрь. В приемной находились несколько полицейских, и они увидели знакомое круглое лицо Билли.
– Билли, – сказал Астер, – кто-нибудь уже встречался с этим… как там его, Лил?
– Майклом Закари.
– Кто-нибудь уже встречался с ним?
– Вы первые.
– Умница.
Билли оглянулся на стоящего рядом полицейского, который помогал посетителю.
– Двести долларов, – шепнул он.
– Что? Я обычно плачу тебе полтинник.
– Этот тип – важная птица. Нам только что чуть не пришлось сажать за решетку журналистов, пытающихся взять у него интервью. Его будут показывать по телику.
Астер постучал по столу, глядя Билли в лицо.
– Сто долларов.
– Двести. – Билли снова оглянулся на стоящего рядом полицейского. – И лучше поторопитесь. Я слышал, с ним собирается поговорить Стивен Смит. У этого типа по меньшей мере пять рекламных щитов в людных местах. Только подумайте, сколько он получит за защиту Палача с Багряного озера.
– Ладно, черт с тобой… Двести. Но веди меня к нему прямо сейчас.
После досмотра и прохождения через металлоискатели Риччи и Астер получили пропуска посетителей. Их направили в блок «C» на пятом этаже. Там содержали задержанных, которые могли представлять опасность для других заключенных или для себя самих.
Здоровенный полицейский с татуировкой, выглядывающей над воротником форменной рубашки, подвел их к камере. Дверь скрипнула на петлях, прутья решетки сверху и снизу были покрыты пятнами ржавчины. Майкл Закари сидел на нарах.
Последним клиентом, которого посещал Астер в блоке «C», был бандит весом четыреста фунтов, обвинявшийся в том, что проломил голову своему родному брату, обнаружив, что тот спит с его женой. Майкл Закари внешне напоминал застенчивого бухгалтера, которого маменька до сих пор возит на работу на своей машине. Это вызвало у Астера улыбку: присяжные ни за что не поверят в то, что перед ними жестокий психопат.
– К вам ваш адвокат, – объявил полицейский.
– Мой адвокат?
– Спасибо, – поблагодарил полицейского Астер. – Когда закончим, позовем вас.
Он прошел в камеру, а Риччи осталась стоять у двери, прислонившись к решетке. Первым делом Астер обратил внимание на раковину. Все туалетные принадлежности Закари были разложены в ровный ряд; второй комплект одежды лежал с краю на нарах, аккуратно сложенный. С клиентами, страдающими обсессивно-компульсивным расстройством[35], сложно иметь дело, поскольку судебный процесс – по большей части катание на американских горках. Что плохо выдерживают те, кому необходимо контролировать все вокруг.
– Доктор Закари, меня зовут Дилан Астер, а это Лили Риччи. Мы адвокаты по уголовным делам. Мы будем вас защищать.
– Ничего не понимаю. У меня есть адвокат, Чарльз Даффман.
– Вот как? И где же он? Уверен, вы позвонили ему, и он ответил, что приедет, как только сможет, да? Готов поспорить, вы из тех, у кого есть личный адвокат. Вероятно, вы вышли на него через жутко дорогую бредовую систему юридического страхования у вас в больнице?
Закари перевел взгляд с одного на другого.
– Да.
– Если у вас имущественные споры с соседом и вам нужен человек, представляющий ваши интересы, – чудесно, получайте юридическую страховку и, возможно, ваше дело не будет безнадежно испорчено. В худшем случае вам придется нанимать профессиональную юридическую фирму, чтобы переделывать работу. Но уголовное право, доктор Закари, это совершенно другое дело. В уголовном праве все эти люди ни хрена не смыслят. Ваш человек возьмется за дело ради денег и ради того, чтобы засветиться в прессе, но он не будет знать, что делать. Я не имею чести знать мистера Даффмана, но гарантирую, что он не знает этот мир.
Повернувшись лицом к Закари, Астер посмотрел ему в глаза.
– Я знаю, кто из прокуроров скрывает улики, а кто честен. Знаю, кто из полицейских нечист на руку, кто наркоман, принимающий дозу прямо на службе, а кто пытается переспать с подозреваемыми, когда никто этого не видит. Знаю, кто из судей засыпает прямо во время заседания, а кто внимательно слушает каждое слово, и кто попал в судьи только потому, что приходится племянником какому-нибудь политику. Кстати, вы ведь знаете, что в Неваде есть смертная казнь, так?
От него не укрылось, как у Закари шире раскрылись глаза и участилось дыхание.
– Мм… нет. Нет, я этого не знал.
– Так вот, возможно, вам светит высшая мера. По дороге сюда я ознакомился с вашим делом. Вас обвиняют в убийстве одной женщины, попытке убийства вашей подруги, с которой вы вместе жили, и, возможно, в похищении четырнадцатилетней девушки. Уж если это дело не тянет на «вышку», тогда даже и не знаю, что на нее тянет. Вы не можете довериться Чарльзу Даффману, который, вероятно, занят крупными выплатами по ДТП. Он не тот, кто будет делать то, что для этого дела нужно. Он не станет неделю следить за следователем, ведущим расследование, выясняя, есть ли у того связь на стороне. Не станет опрашивать соседей Кейти Фарр, выясняя, не видели ли они кого-нибудь подозрительного, слоняющегося рядом с домом. Даффман не будет этим заниматься, а мы будем. Причем сделаем это совершенно задаром.