Все чаще чья-то невидимая рука чертила по небу в разных направлениях четкие серебряные линии. Они появлялись неожиданно и тут же бесследно исчезали, внося что-то тревожное в неподвижную тишину вечера.
Я думала о Гале. Она всегда казалась мне сильной, целеустремленной.
Впервые я увидела ее в Москве, еще до войны. Прыгали парашютистки – студентки авиационного института. С неба на зеленый ковер аэродрома опустилась девушка. Высокая, гибкая, она ловко «погасила» парашют, и белый шелк купола упал к ее ногам. Галю окликнули, и она обернулась. Темные, узкого разреза глаза, смуглое красивое лицо. Еще тогда я заметила в ее глазах какое-то особенное выражение радости. Словно ей было известно что-то очень хорошее, от чего растут крылья и удесятеряются силы, и словно радость эту она хочет отдать всем.
Да, Галя была удивительной девушкой. А могла бы я вот так же, как она? Переносить эту боль, жить с ней и летать, летать…
Не раз ей предлагали уйти с летной работы. Но она упорно не соглашалась. Однажды, когда командир полка осторожно заговорила с ней на эту тему, Галя пошла на отчаянный шаг.
– Вы думаете, что я не могу летать? Что мне трудно?
Глаза ее лихорадочно заблестели, она неестественно громко засмеялась и воскликнула:
– Смотрите!
Быстро запрокинув руки назад, она согнула колени и сделала «мостик». В первое мгновение все окаменели от неожиданности.
Выпрямившись, Галя стояла бледная как мел и улыбалась. Подбежавшая к ней командир полка смотрела на нее серьезно, нахмурив брови.
– Зачем же ты… так? – тихо сказала она. – Разве я не понимаю?..
Галю отправили в санаторий, но летать разрешили.
Приехала она оттуда счастливая. Привезла с собой куклу – подарок. В Галиной жизни появился Ефимыч, от которого стали приходить письма.
Когда над нашим аэродромом пролетала на запад девятка «бостонов», все знали: это Ефимыч повел свою эскадрилью.
…Стемнело. Самолета с боевой задачей все еще не было. По-2 стояли в шахматном порядке, готовые к вылету. Мелькал свет карманных фонариков – механики проверяли заправку горючим.
– В детстве, совсем еще девчонкой, я мечтала о подвигах. И почему-то была уверена, что погибну как-нибудь трагически… Ты слушаешь меня, Нат?
– Да. А теперь?
– Потом все прошло. А сейчас… – Галя помедлила.
– Что сейчас?
– Я иногда опять чувствую себя девчонкой.
– Все это вздор. Через десять лет мы с тобой будем вместе вспоминать этот вечер.
– Не могу себе представить. Странно, почему? Я ведь так легко воображаю себе все, о чем думаю.
– Просто это еще очень не скоро.
– Странно… – повторила Галя.
– А талисман твой? – пошутила я.
– Я не верю в это.
– Кукла с тобой?
– Да. Но я беру ее просто потому, что она от Ефимыча.
– Сегодня пролетали «бостоны». Ты видела?
– Они вернулись без потерь. Всей девяткой.
Мне хотелось поговорить с Галей о рассказе, который она написала в наш полковой литературный журнал. Но что-то останавливало меня. Рассказ назывался «Кукла». О девушке-летчице, погибшей за Родину. После нее осталась только обгорелая кукла-талисман. Ясно, что Галя написала о себе. Зачем она это сделала? Нарочно, чтобы испытать судьбу?
Но я только спросила:
– А он в самом деле такой… хороший, твой Ефимыч? Я прочла рассказ.
Она ответила не сразу.
– Не знаю. Может быть. Но я хочу, чтобы он был таким. Другим я его не представляю.
– А если он все-таки другой?
– Тогда… Нет, это невозможно. Я бы почувствовала.
…Послышался знакомый рокот – это возвращался самолет. Над стартом взмыла ракета. На несколько секунд из темноты вырвались силуэты самолетов, машин, людей. По земле пробежали длинные косые тени и быстро слились вместе. Ракета, рассыпавшись, погасла, оставив в воздухе светлый дымок.
Вскоре мы получили боевую задачу. Сразу на старте все ожило, задвигалось. Заработали моторы, забегали зайчики фонариков.
Я приготовилась включить мотор, как вдруг кто-то громко позвал:
– Докутович! Галя!
– Здесь! – отозвалась Галя.
К самолету подошла Женя Руднева, штурман полка.
– Минуточку!
Она взобралась на крыло и обратилась сразу к нам обеим:
– Девочки, как вы посмотрите на то, чтобы вас разъединить на сегодня?
– Почему?
– Видишь ли, Галя, летчик Аня Высоцкая из второй эскадрильи просит дать ей более опытного штурмана.
– А у них разве своих нет? – спросила я.
Мне не хотелось отдавать Галю. Да еще в другую эскадрилью.
– Мы уже все прикинули: по-другому менять состав экипажей нельзя. Цель сложная, а у Высоцкой всего два боевых вылета.
– Ну что ж, если так… – сказала Галя и неохотно начала вылезать из кабины.
Женя спрыгнула с крыла и ждала ее у самолета.
– Я знаю, Галочка, что не обрадовала тебя. Но это нужно. Прошу тебя, будь внимательна. Мне кажется, что Аня чувствует себя не совсем уверенно.
– Хорошо. Не волнуйся.
– Я почему-то боюсь за тебя, – вырвалось у Жени. – Как ты себя чувствуешь сегодня?
Она смотрела на Галю глазами, полными тревоги. Женя относилась к Гале с большой нежностью и уважением. Она знала, как ей бывает трудно, и все-таки верила в ее необыкновенную силу воли. Пожалуй, в полку она любила ее больше всех.
– Что ты, Женя! Все будет в порядке! – Галя тронула Женю за плечо и улыбнулась. Она уже повернулась, чтобы идти, когда Женя воскликнула:
– Постой, постой, я совсем забыла! Я и обрадовать тебя могу! – И протянула конверт.
Галя взглянула на письмо и спрятала его в планшет.
– Прочту, когда вернусь! – радостно сказала она и на прощание махнула рукой.
Усаживаясь в задней кабине, мой новый штурман удивленно воскликнула:
– Кукла! Какая чудесная! Чья она?
– Галя забыла. Беги скорей, отдай ей!
– Сейчас. – И она, взяв куклу, поспешила к старту, где стоял готовый к взлету самолет.
Через минуту она возвратилась.
– Опоздала! Уже улетела!
– Садись быстрей!
Приближалась наша очередь взлетать. Дежурный подал мне знак выруливать. В это время по взлетной дорожке, рассыпая снопы искр, бежал самолет. Там была Галя.
Самолет долго не хотел отрываться от земли. Но вот он, тяжело рыча, поднялся в воздух. Еще некоторое время были видны голубоватые огоньки выхлопов мотора. Потом ночная тьма поглотила его. Самолет улетел на запад. Туда, где стреляли зенитки, где в небо врезались ослепительно белые лучи прожекторов. Улетел, чтобы никогда больше не вернуться…
…Солнечный луч куда-то исчез. По-прежнему никто не спал. И кукла удивленно смотрела перед собой.
Хорошо бы уснуть…
Ты мой белый, шелковистый,
Не скучай, друг, без меня…
Вынужденная посадка
В одну из боевых ночей не вернулась из полета Ира, которая улетела на задание со штурманом Ниной Реуцкой. Я дежурила по части и узнала об этом только утром. Никто ничего не мог сказать о них толком, потому что их самолет вылетел последним.
Я ходила сама не своя, не зная, что думать. И вдруг они вернулись, приехав на попутной машине, живые и невредимые, с бледными, осунувшимися лицами.
Потом Ира рассказала подробно, как все произошло. В то время наши войска уже захватили плацдарм на побережье Керченского полуострова, и это спасло девушек.
На востоке чуть рассеивалась ночная мгла, когда Ира, возвращаясь с очередного задания, подлетала к аэродрому. Близился рассвет.
Зарулив на линию старта, она собиралась выйти из самолета, но увидела, что к ней спешит Бершанская.
– Себрова, может быть, успеете до рассвета слетать еще раз?
Ира думала, что больше не придется. Восемь раз она уже бомбила цель в эту ночь и порядком устала. К тому же в последнем полете ей показалось, что временами мотор работал со стуком. Не мешало бы проверить. Но сказать об этом Бершанской сейчас, когда она стояла и ждала ответа, глядя на нее, Ира не смогла. Командир полка знала, что скоро будет светло, но все же спрашивала. Значит, надо было. Скажи ей Ира о моторе, и она бы немедленно запретила лететь. Но для проверки работы мотора потребовалось бы время, а каждая минута была дорога́…
– Хорошо, – ответила она, чувствуя себя неловко, будто в чем-то провинилась. Ей показалось, что она даже покраснела.
– Как работал мотор? Нормально? – спросила техник Люба Пономарёва, заливая в бак горючее.
Бензин широкой струей лился в горловину из шланга, тихонько шумел бензозаправщик, работая на малом газу, и, немного поколебавшись, Ира решила не отвечать Любе, сделав вид, что не расслышала вопроса.
– Бомбы подвешены! – крикнула девушка из небольшой группы вооруженцев, которые теперь уже не спеша отходили от самолета: они кончили свою работу.
– К запуску!
Проворная Люба уже стояла у винта. Прокрутив его, она крикнула, отбегая в сторону:
– Контакт!
Через минуту самолет бежал по полю навстречу занимавшейся заре.
Ирины опасения относительно мотора оправдались. Снова появился стук, но мотор тянул, и она решила идти к цели. На востоке, там, откуда должно было появиться солнце, светились розовые полоски над темным, в тучах, горизонтом, а на западе еще оставалась ночь. От смешения тьмы и света в воздухе висела туманная мгла. Но с каждой минутой становилось все светлее…
Зенитки открыли огонь с запозданием. Видимо, не ждали такого позднего посещения. Они стреляли точно: разрывы окружили самолет. После каждой вспышки в небе оставался висеть темный дымок…
Отбомбившись, Ира взяла курс на восток. Наконец обстрел прекратился. Стало тихо-тихо. Совсем тихо, потому что мотор молчал. И неизвестно было, сам ли он остановился или же в него попал осколок. Громко затикали часы в кабине. Потом Ира почувствовала резкий запах бензина – вытекало горючее. Значит, все-таки осколок.
К счастью, линия фронта была близко.
– Будем садиться, – сказала Ира как можно спокойнее. Ей не хотелось пугать Нину, которой еще ни разу не приходилось садиться на вынужденную.