- Для меня было большой честью находиться под твоим началом, - продолжала ведьма. – Я хочу, чтобы ты это знала. А наш чародейский круг – это лучшее, что могло случиться со мной после инициации.
Я улыбнулась, однако ответить не успела – где-то вдалеке громко заухала сова.
- Слышите? Это знак, - прошептала сестрам. – Верлионцы готовы к битве. Теперь наш выход.
Мы неслышно поднялись в воздух и полетели к магической стене. Дабы не вызывать лишнего шума, двигались на максимальной высоте, на которую были способны подняться. У меня имелась слабая надежда, что мы сумеем проскочить над вражеским войском незамеченными, и тихонько откроем проход в Непробиваемом щите, пока авалейцы будут смотреть в другую сторону.
На самом деле, чтобы открыть проход особенных усилий не требовалось. Нужно было просто приложить артефакт к магическому щиту и сильно на него нажать.
Внезапно мне в глаза ударил луч яркого света.
- Смотрите! В небе ночные ведьмы!
Мы с сестрами бросились врассыпную. И вовремя – воздух тут же прорезали пули авалейских винтовок. Колдуньи выставили собственные щиты и выпустили в сторону солдат потоки огня.
Внизу закричали несколько голосов, громко завыла сирена, забегали люди – лагерь поднялся по тревоге. Из шатров выскочили чародеи, и рядом с нами тут же засверкали вспышки магических молний.
Сестры рассредоточились и усилили потоки огня. Я же, что было сил, понеслась к защитному куполу. Расстояние до него казалось небольшим, однако авалейцы постарались мне его удлинить. Вряд ли они понимали, что именно задумали ночные ведьмы, но их, безусловно, насторожило, что бой приняли четыре женщины, в то время как пятая продолжает куда-то целенаправленно двигаться.
Их стараниями мне снова пришлось петлять между вспышками, как испуганной лисе. Правда, теперь лиса была не так бодра, как несколько часов назад. Несмотря на магическую подпитку Седрика, я чувствовала себя уставшей. Настолько уставшей, что даже не стала укрываться защитой - уж слишком много она съедала энергии, а выстоять против напора боевых магов мой купол все равно бы не смог. Между тем, у меня был неплохой шанс добраться до Непробиваемого щита и без всякой брони – спасибо туману, который с каждой минутой становился все гуще и гуще.
Это давало нам с сестрами преимущество: если мы видели, куда конкретно нужно целиться, то противнику, по большей мере, приходилось стрелять наугад.
Позади меня раздался хлопок – у кого-то из сестер лопнул магический щит. Оборачиваться было некогда, впереди уже слышались голоса верлионских воинов. Не снижая скорости, я вынула из кармана платья отпирающий артефакт и на полном ходу врезалась вместе с ним в волшебную стену.
По стене пробежал водопад серебряных искр, после чего в ней появилась широкая прямоугольная дыра. В эту дыру тут же хлынул поток людей в синей верлионской форме. Первыми на территорию Ланура ступили чародеи. Секунда – и клубы тумана разлетелись в стороны от потоков зеленого пламени, которое в мгновение ока заполнило весь луг.
Перед моими глазами появились разноцветные круги. Я вдавила ключ в магический щит еще сильнее, и, убедившись, что артефакт не собирается падать вниз, опустилась на землю и без сил повалилась на редкую жухлую траву. Круги перед глазами слились в большое сверкающее пятно, а потом наступила темнота.
Эпилог
Кладбище было засыпано снегом. Мягкой пуховой шалью он укрывал кресты и надгробные плиты, белоснежной сахарной ватой лежал на голых древесных ветках и узких дорожках, мощенных серыми плоскими камнями. По одной из таких дорожек шел высокий молодой мужчина в длинном теплом плаще. Из-под его меховой шапки выбилась прядь волнистых рыжих волос, сквозь круглые очки в тонкой золотой оправе цепко смотрели вперед большие зеленые глаза.
Кто бы узнал сейчас в этом красивом представительном человеке тощего мальчишку, семнадцать лет назад поливавшего кусты в губернаторском замке далекого южного региона? Мальчишку, который вытащил счастливый билет, когда помог одной бесконечно красивой и доброй женщине избавиться от волшебной заколки. Женщине, что в последствие дала ему свое имя и воспитала, как родного сына.
События, произошедшие в Лануре после того, как приемная мать унесла его из Берга, Седрик помнил очень смутно. Он знал, что бои за освобождение региона длились трое суток, и завершились полным разгромом авалейских войск. Из всего отряда ночных ведьм к моменту снятия оккупации в живых оставались только Юна Беллатор и Нинон Агарэ – колдунья, доставившая его в приют накануне верлионского прорыва.
Седрик ни минуты не сомневался, что его пребывание в приюте окажется временным. И не ошибся. Юна пришла за ним сразу после того, как стихли выстрелы и погасли последние вспышки магических молний. Она была бледной, растрепанной, и, казалось, едва стояла на ногах. Вместе с ней в приют явился высокий старик с роскошными рыжими усами, делавшими его похожим на большого доброго кота.
Увидев Седрика, старик охнул и схватился за сердце.
- Боже мой, дочка, - сказал он тогда колдунье, - ты только посмотри! Как же этот ребенок похож на нашего Августа!..
Они увезли мальчика сначала в просторный светлый дом, по которому сновали люди в роскошной военной форме, а потом – в огромный особняк, располагавшийся на одной из улиц большого шумного города. Первые две недели Седрик не отходил от Юны ни на шаг. Он постоянно держал ее за руку и очень расстраивался, если мать отлучалась из дому дольше, чем пару часов. Такая навязчивая привязанность наверняка ее тяготила, однако она беспрекословно повсюду водила мальчика с собой, собственноручно купала и укладывала спать.
Спустя много лет, узнав об особенностях мировосприятия ночных ведьм, Седрик понял, что эта привязанность была одной из причин, не дававшей матери сойти с ума и покончить с собой. После того, как Ланур вернулся в руки верлионского короля, Юна Беллатор поставила перед собой три новые цели: похоронить прах мужа и дочерей в семейной усыпальнице, воздвигнуть монумент в память о погибших ночных ведьмах, и вырастить из приемного сына достойного уважаемого человека.
Первые две цели оказались достигнуты сравнительно быстро. Тело Августа Беллатора было эксгумировано и доставлено в Верлион через три месяца после заключения мирного договора между Дарием I и Филиппом VI. С Лидией и Алисой оказалось сложнее – отделить их тела от прочих погибших в поместье Беллаторов было почти невозможно. Даже приглашенные чародеи справились с этой задачей лишь частично: разобрав руины главного дома, они смогли отыскать только несколько костей, принадлежавших умершим девочкам.
Возведение обелиска ночным ведьмам растянулось на полтора года и стало по-настоящему народным делом: большинство жителей Ланура – нищих, разоренных войной - посчитало своим долгом вложить хотя бы несколько монет в создание памятного знака своим защитницам. Погибших колдуний собрали на специально созданном мемориальном кладбище, там же установили огромную каменную глыбу, напоминавшую своими очертаниями карту Ланура, в центре которой горели пятнадцать магических огоньков.
Вместе с Юной за возведением кладбища и памятника следила Нинон. В отличие от сестры, Нинон после войны осталась в родном регионе и вместе с остальными жителями занималась его восстановлением. Как и Юна, она тоже поставила себе новую цель – обеспечить маленьким осиротевшим ланурцам достойные условия для жизни и взросления.
Спустя семь лет после победы Нинон Агарэ нашли мертвой в собственной постели. Колдунья умерла во сне через несколько дней после того, как закрылся последний детский приют, образованный во время войны.
- Она выполнила свой долг, - сказала Юна Беллатор, когда ее боевая подруга заняла место на мемориальном кладбище ночных ведьм. – У сирот, которых сестра опекала все это время, появились новые семьи. Нинон отправилась в лучший мир с легким сердцем, и я искренне за нее рада.
Юна пережила сестру-чародейку на девять лет. Переселившись в столицу, помимо воспитания приемного сына она вела активную общественную жизнь. Пройдя ускоренный курс в одном из университетов магии, она принимала участие в полевых учениях верлионских солдат, читала лекции по истории войны и систематически выполняла задания, которые через Валерия Беллатора ей передавали из королевского дворца. Седрик не знал, что это были за поручения – когда он начинал задавать соответствующие вопросы, мать тут же переводила разговор на другую тему.
Светские мероприятия Юна Беллатор игнорировала.
- Люди, которые знакомы со мной не одно десятилетие, теперь смотрят на меня, как на дикого экзотического зверя, - сказала она как-то раз сыну. – Мне это неприятно.
За шестнадцать лет, прошедших после окончания войны, колдунья выходила в свет трижды: когда вместе с Нинон получала из рук короля орден за заслуги перед страной, когда представляла столичному обществу повзрослевшего Седрика, и когда Валерий Беллатор устроил торжественный прием по случаю окончания приемным внуком факультета военного целительства университета магической медицины.
Спустя полгода после этого приема Юна Беллатор умерла – в собственной постели, как и Нинон Агарэ. Седрик привык, что мать по ночам мучают кошмары. Все шестнадцать лет она заново переживала во сне гибель дочерей и собственную инициацию, налеты на авалейские обозы и побег из ланурского замка. Их спальни находились по соседству, и всякий раз он слышал через стену ее крики и плач.
И вдруг, впервые за все эти годы из комнаты Юны не донеслось ни единого звука. На рассвете обеспокоенный мужчина заглянул к матери и обнаружил в кровати ее застывшее тело…
Снег тихо скрипел под ногами, где-то вдалеке шумел суетливый город. Седрик свернул с кладбищенской дорожки вправо и остановился перед большим склепом, украшенном каменной резьбой и двумя скорбящими ангелами. Над его входом виднелась надпись «Усыпальница семьи Беллатор».
Мужчина толкнул деревянную дверь и вошел внутрь. Под потолком склепа тут же вспыхнули магические огоньки. Теперь в их свете были видны длинные полки со старинными урнами и узкие каменные саркофаги. Один из саркофагов, тот, что находился слева от входа, был заметно шире и чище других. На его тяжелой каменной крышке было написано «Август и Юна Беллатор». Рядом с ним, на маленьком постаменте стояла высокая погребальная урна с та