На другом конце линии послышался вздох, и затем дежурная сестра, едва не смеясь, сказала:
– Да, мы уверены, мистер Нолан. Если собираетесь приехать, поторопитесь, время не ждет.
Тим положил трубку и посмотрел по сторонам, как будто ожидая, что решение примет кто-нибудь вместо него. Но рядом никого не было, и уже довольно давно. Только он и…
– Если собираетесь приехать…
Он поднял трубку к уху.
– Еду, – сказал он сестре.
А что еще оставалось?
Тим быстро задул свечи и выключил электрокамин – не хотел повторения случая с пустым чайником, – затем схватил ключи. Открыв дверь, он постоял некоторое время не в силах двинуться, не желая переступать порог. Он снова подумал о бабушке, втянул в себя воздух и решился выйти за дверь. Спеша оказаться в относительной безопасности автомобиля, он едва не забыл закрыть и запереть парадную дверь. Лишь опустившись на сиденье, он с облегчением выдохнул.
Трясущимися пальцами он вставил ключ в замок зажигания. Стал отъезжать от тротуара и задел другую машину, водитель которой дал звуковой сигнал.
– Соберись, – говорил себе Тим. – Соберись. Это надо сделать для бабушки.
Глядя через плечо, не полагаясь на зеркала, он следил за слепым пространством.
«Уже то хорошо, что хоть дождя нет», – подумал Тим, встроившись в поток транспорта.
К тому времени, когда он подъезжал к городу, стало ясно, что только это и хорошо. Транспортный поток едва двигался из-за какого-то праздничного мероприятия, одного из тех, которые так осуждала бабушка. Продвинувшись за двадцать минут на несколько сантиметров, Тим решил, что лучше съехать на обочину, оставить там машину и добраться до метро, на котором можно доехать почти до самого входа в богадельню Святого Августина.
…время не ждет.
И вот, заперев машину, Тим направился туда, где, как ему казалось, находилась станция подземки. Но вечером, и особенно в тот вечер, все выглядело совсем не так, как обычно. Как будто городской пейзаж вдруг стал сдвигаться вокруг него. Он запаниковал, что, естественно, не помогло. Паниковал он, прежде всего, в связи с тем, что на Хэллоуин находится вне дома впервые за очень долгое время. Он даже не мог вспомнить, за сколько лет. Кроме того, ему надо было срочно добраться до богадельни. Там, с бабушкой, он, как обычно, будет в большей безопасности.
На улицах на Тима натыкались люди в самых разных костюмах – от чудовищ из низкопробных фильмов до героев мультфильмов и фигур, ставших общеизвестными благодаря средствам массовой информации (какое отношение к Хэллоуину имеют Мэрилин Монро или Даффи Дак?![66]). Ему хотелось уйти от них, оказаться в каком-нибудь тихом месте, где можно было бы спокойно подумать, потому что шум стоял невообразимый и невыносимый.
Он свернул в какой-то незнакомый переулок, который вывел его на столь же незнакомую улицу, фонари на которой светили из-под абажуров в гамме цветов национального флага. Тим перебежал эту улицу, потом другую, но ощущение, что он заблудился, не проходило, а только усиливалось. Правда, сбывалось его желание оказаться подальше от толчеи, подальше от всего.
Он закурил, но и дым сигареты имел странный привкус, он бросил ее и затоптал.
Надо было идти к станции, к ближайшей станции подземки. Желая выяснить, где находится, Тим достал телефон, но сразу же уронил. Наклоняясь, чтобы поднять его, он уже знал, что экран разбился. Нажимать на кнопки не имело смысла. Оставалось только встряхнуть, но и это не помогло.
Тим посмотрел по сторонам так же, как дома. Искал кого-нибудь, кто бы помог. Но все те немногие, кого он видел, были заняты: одни смеялись, другие пили, кто-то ссорился – этих он обошел, стараясь держаться подальше.
И вот пока он брел, ища станцию подземки либо кого-нибудь трезвого, кто помог бы ее найти, он услышал шаги. Возможно, он слышал их уже некоторое время, но не обращал внимания. Как бы то ни было, теперь он их определенно заметил.
Он мог бы поклясться, что только что осмотрел ту часть улицы, которая была у него за спиной, и там не было никаких признаков человека, идущего следом. Как же могло оказаться?..
Тим замер и почувствовал в груди холодок, не имевший ничего общего с октябрьской погодой. Шедший сзади также остановился. Тим закрыл глаза, затем открыл их и попытался сглотнуть, хотя во рту вдруг пересохло.
Он подумал о бабушке, но не потому, что опасался оказаться в богадельне слишком поздно. Нет, он вспомнил слова бабушки, сказанные давным-давно, когда она учила своего Тимоти бороться с силами зла.
– Если так случится, – говорила бабушка, поднимая один из своих уже морщинистых пальцев, – что в такой вечер ты окажешься один и вне дома и услышишь позади чьи-то шаги, делай что угодно, но только не поворачивайся.
– Почему? – спросил еще юный тогда Тим.
– Потому, – сказала бабушка, увлажнив себе губы, то есть сделав нечто такое, что под конец жизни за нее приходилось делать сиделкам, – потому что на самом деле ты не хочешь видеть, что находится позади.
– Не хочу?
– Не хочешь. А если случится тебе повернуться, дорогой Тимоти, вскоре умрешь.
Он тогда сглотнул, и горло его внутри было сухо, как бабушкины губы. Сухо, как сейчас. Тим нерешительно сделал шаг, затем другой.
Каждому шагу как будто вторило эхо.
– Но не ищи тени, – напомнил он себе. Искать тень не менее опасно. – Не смотри вообще! Не поворачивай голову, смотри вперед. Продолжай искать станцию подземки. Думай о бабушке.
Огонь – вот что ему сейчас нужно. Защита. И тут Тим вспомнил о лежавшей в кармане джинсов зажигалке, запустил в него руку, вытащил ее и в качестве предостережения выставил в сторону руку с зажигалкой и зажег. Он надеялся, что шаги, приближавшиеся с каждой секундой, затихнут, что преследующий отстанет.
– Это один из празднующих, – сказал себе Тим. Он понимал, что ведет себя глупо, и в любое другое время года мог бы в это поверить. Но в таком случае ему бы пришлось признать, что все, что он делал на Хэллоуин на протяжении всех этих лет, было пустой тратой времени. Ему бы пришлось признать, что не было необходимости запираться в доме, что нечего бояться шуток, что не существует ни проклятий, ни чудовищ.
Что не существует необъяснимого. Того, что находилось только что у него за спиной, того, что, как он был уверен, подстерегало его.
– Но оно ничего не сможет, – напомнил себе Тим, – ничего не сделает, только ты не…
Повернись, черт возьми!
Старо. Когда-то мне было внове, что пропавшая душа, прохожий, которого я принимал за легкую добычу, оказывался более осведомленным, чем я ожидал. Вы только представьте.
Заметив меня позади, он сопротивлялся. Этот мужчина в куртке и джинсах с короткими каштановыми волосами. Неприметный во всех отношениях, за исключением одного: он знал традиции, понимал их смысл. Пусть он не совсем верил преданиям, пусть был готов в них усомниться. Пока это его спасало, ведь я не могу действовать, пока он на меня не смотрит. И он это знает.
Ловко это у него вышло, с зажигалкой. Огонь отгоняет призраков и духов, и он бы помог, если бы я был одним из них, а мы, как я полагаю, вполне установили, что это не так. Я не боюсь огня. Люди, за которыми я охочусь, могут быть хоть объяты пламенем, мне это безразлично. Это меня остановить не может. Я все равно сделаю то, что намерен и что делал всегда.
Мне начинает казаться, что эта пропащая душа всегда делала то, что делает сейчас: она защищается. В своих путешествиях я ее определенно не встречал. Так я думаю.
Неважно. Какая разница?! Важно, чтобы он увидел меня. Пока он меня не видит, я не существую.
Но что-то непохоже, чтобы он клюнул. Сколько я за ним ни иди, насколько ни сближайся. Нет, он должен посмотреть. Должен. Если их не отвлекают, они всегда…
Ну же, посмотри!
Ублюдок! Посмотри хоть краешком глаза, это все, о чем я прошу. Это в человеческой природе, это инстинкт.
Ну, теперь это уже становится делом чести. Делом принципа. Да, именно делом принципа, и позвольте вам сообщить: последний раз я сталкивался с подобным очень давно.
Верно. Сближаюсь, повторяю его движения, ступаю одновременно с ним. Сближаюсь, насколько возможно, чтобы не оказаться над ним, чтобы не коснуться его, это я умею.
Ну же. Ну! Лишь…
Повернись.
Знание убивало его. Знание того, что находится позади, от чего он уже не сможет уйти в этот вечер, оказавшись в моей власти. Даже если бы Тим добрался до станции подземки, даже если бы сумел добраться до богадельни и оказаться у кровати умирающей бабушки – разве он попросту не привел бы зло к ней?
Он не знал, что делать.
– Время не ждет.
Зажигалкой он ничего не добился, пламя лишь обожгло ему палец, и он, щелкнув, закрыл ее. Ему не нужно было защищаться от чего-то другого, когда я у него на хвосте. Когда я рядом, ничто не посмеет приблизиться к нему.
Тим стал воображать, как могло бы выглядеть существо, это создание, имени которого бабушка даже не называла, не говоря уж о том, чтобы его описывать. Клыки? Рога? Нет, слишком банально. Слишком антропоморфно, если такое слово тут уместно. Должно быть нечто такое, чего никто не мог бы вообразить, что-то такое, что выходит на охоту раз в году, чтобы… что? Поесть? Этим оно должно заняться? Съесть человека, как волк в волшебной сказке?
Или что-то другое? Неужели оно сделает что-нибудь другое, невообразимое, если он просто…
Нет. И не надо думать об этом, потому что этого просто не случится. Тим был неглуп и мог продолжать идти вот так в случае необходимости сколько угодно.
Однако ему отчаянно хотелось узнать. Не только что это позади, но также убедиться в том, что все, чему его учили, все его предосторожности на Хэллоуин – чего-то да стоило. Оправдывало затраченные усилия. Одиночество, стремление не подпускать к себе людей (и что это была за жизнь, если задуматься?).
Шаги за спиной становились все громче, и Тим скрипнул зубами. Теперь он уже не знал, слышит он их или они раздаются у него в голове. Новое п