Проехать спокойно до Москвы? Наверное, мог. Зачем же тогда выскочил, охломон? Неужели чувство долга у него такое обостренное? Вроде бы нет. Обычный человек, не фанатик службы. Загадка…
Он стукнул в дверь, и та почти сразу же отворилась. На пороге стояла молодая женщина в элегантном капоте. Странно видеть такую паву в Вязниках! Женщина смотрела на гостя с интересом.
– Вы продаете швейные машинки?
– В мундире? – удивился сыщик.
– Да разве я разбираюсь в ваших одеждах! Что же тогда вы продаете?
– Я по службе. Павел Нилович соблаговолит меня принять?
– Не соблаговолит. Его нет дома. А вы кто? Впервые вижу ваше лицо в нашей дыре.
Алексей снял фуражку.
– Надворный советник Лыков. Дознаю дело о поджоге лесного кордона возле станции Чулково. Об этом и хотел поговорить с вашим мужем.
– Он сегодня уже не вернется, уехал на дачу. Там усадьба, в ней муж заночует.
– Жаль… Мне важно было с ним поговорить.
– А вы поговорите со мной! – вдруг предложила Тистрова.
– С вами? Об лесных объездчиках?
– Ах, нет же! Я ничего не знаю про объездчиков. О литературе поговорите, о музыке, о театре… Здесь так скучно и не с кем обсудить возвышенное!
Лыков всмотрелся в черты собеседницы. Смеется или просто такая непосредственная? Муж в отъезде, а она зовет в дом незнакомца.
– Вы приглашаете меня войти? А как к этому отнесется супруг?
– Он не удивится! И вообще, чего вы тянете? Красивая дама предлагает вам выпить чашку чая! До поезда еще два часа, гостиниц здесь нет… Ну?
– Так и быть, – решился сыщик, заходя внутрь. – Но, если муж вдруг заявится, я выпрыгну в окно! Потому что робкий!
– Прыгнем вместе! – подхватила хозяйка. – Давайте знакомиться: Анна Яковлевна.
– Алексей Николаевич.
– Дарья, Дарья! – закричала Тистрова.
На ее крик в переднюю вышла горничная необъятной толщины.
– Опять я вместо тебя дверь открываю, лентяйка! Прими у гостя шляпу и ставь самовар.
– А он сам шляпу не может на вешалку повесить? – изумилась девка.
– Дурочка! Так принято в хороших домах!
– Так то в хороших…
– Вот, Алексей Николаевич, как у нас отвечает прислуга, – обратилась к Лыкову хозяйка. – У вас в губернском городе так же дерзят?
– Я, Анна Яковлевна, служу в Петербурге, в Департаменте полиции.
– В самом Петербурге! – ахнула Тисторова. – Ах, негодный. Вы сбыли мою мечту!
Она провела сыщика в гостиную, предложила ему кресло и сама села напротив. Так села, что капот распахнулся и на груди, и в ногах. Тут сыщик увидел, что под ним нет ничего. Барыня надела капот прямо на голое тело! Фривольное одеяние не имело пуговиц и подвязывалось одним лишь кушаком. В итоге взору гостя представились чуть не все достоинства барыни… Вот бесстыжая! А формы ничего…
– Департамент полиции занимается каким-то поджогом в лесу? Алексей Николаевич, этого не может быть! Скажите правду, для чего вы здесь!
– Истинная правда, Анна Яковлевна. Люди, которые жили у вас на заимке, особенные.
– Особенные? Постойте, постойте! Колобихин да согласна! Он необычный. И не тот, за кого себя выдает.
– Что вы имеете в виду? – насторожился сыщик.
– Сергей Тимофеевич в состоянии поддерживать светский разговор! Знает даже немного по-французски.
«Пейзане означает «мужики», – вспомнил Лыков слова атамана. С дамочкой следует поговорить! Она может сболтнуть что-нибудь полезное.
– Скажу больше, Алексей Николаевич, – продолжила Тистрова. – Мой муж тоже в деле!
– В каком деле?
– Ах! Откуда я знаю в каком? Придумайте сами! А мне только скажите, что надо заявить на суде. Напишите на бумажке. Я повторю под присягой.
Сумасшедшая? Суфражистка? Или ей надоели Вязники и она готова вырваться отсюда любой ценой?
– Анна Яковлевна, я вас не понимаю. Какие слова, какой суд? Павел Нилович вне подозрений.
– А зря! Запереть такую женщину, как я, в этой клоаке – разве не преступление? Да за подобное каторгу надо давать!
– Может, я пойду? – осторожно осведомился Лыков. Разговор перестал ему нравиться.
Но тут вошла Дарья и водрузила на стол самовар.
– Я вас не отпускаю! – заявила дама. – Мы еще не поговорили как следует. Повторяю: я готова дать против мужа любые показания! Ловите момент. Мне поверят, я же супруга, и видела то, что не видят другие.
– Показания жены против мужа суд не примет. И потом, для чего вам это?
– Для свободы, конечно! Его увезут на Сахалин, а состояние останется мне. На первое время хватит. Главное – перебраться в Петербург! А там я развернусь.
– Куда? – растерянно спросил Алексей.
– Не куда, а в кого!
– Ну хорошо. В кого?
– В роковую женщину! Я молода, хороша… Я ведь хороша?
– Весьма!
– Вот! А через десять лет всего этого уже не будет. Надо действовать сейчас, пока еще не поздно.
– А вы не можете просто подать на развод? Без каторги.
– Фу! – Хозяйка стукнула по столу маленьким кулачком. – Какие мужчины трусы! Я пыталась. Он не дает развода. И денег тоже не даст, я его знаю. Лучше всего, чтобы Паша сел в тюрьму. Тут этот пожар… Я и подумала. А вы не желаете мне помочь.
Дура, окончательно решил Лыков. Пора делать ноги!
– Постойте! – воскликнула Тистрова, видя, как сыщик встает. – Что случилось?
– Боюсь, явится Павел Нилович, и мне придется прыгать в окошко, – пытался отшутиться тот.
– Он ревнивый, да. И еще крепкий, хотя и не молод.
– Вот видите! Жить-то хочется.
– Алексей Николаевич! Если бы видели мое тело, вы бы не торопились уйти!
– М-м…
– Я вам сейчас покажу! – Анна Яковлевна принялась торопливо развязывать кушак.
Лыков молча повернулся и кинулся в шинельную.
– Если вы боитесь, что Дарья войдет, так этого не будет! – причитала хозяйка, догоняя сыщика. – У нас все отлажено, никто не помешает! Вы только взгляните! И ванна готова с миндальными отрубями, и…
Но гость уже вылетел на крыльцо. Там он почувствовал себя в безопасности и учтиво поклонился:
– Спасибо за чай, Анна Яковлевна! Я зайду еще раз, с вашего дозволения, переговорить с супругом.
– Да идите вы куда хотите… – пробормотала экспансивная дама и захлопнула дверь.
Лыков хотел переночевать в трактире. В порядочных заведениях сдают комнату с ночлегом, да и столоваться там проще. Однако в Вязниках таковых не оказалось. Алексей разыскал первый попавшийся постоялый двор и долго стучал. Вышел недовольный хозяин, буркнул:
– Самовар остыл. И жрать нечего.
– Мне главное койку.
Такая же недовольная работница провела постояльца в маленькую комнату. Кое-как Лыков уснул.
Утром самовара опять не было. Двор оказался похож на все другие такие заведения в России. Мятый рукомойник с затхлой водой, отхожее место на улице, грязные простыни и мочальный матрац. Еще угрюмая обслуга. Заплатив за это убожество тридцать копеек, Алексей пошел на станцию. Позавтракал в буфете, и стало чуть веселее.
Он не спеша обдумал свое положение. Надо переговорить с управляющим. Почему все-таки его лесники спалили кордон и скрылись? Знали за собой грехи? Свечное производство, конечно, незаконно, но не до такой степени, чтобы пускаться в бега. Если Тистров не даст никаких подсказок, дело плохо. Придется возвращаться в Петербург и ждать. Вдруг мужики образумятся, явятся к начальству и сдадут билет. Так мол и так, перепугались сдуру… Вот забирайте. Тогда владимирские власти переправят документ в департамент, сыщику еще раз устроят головомойку, и все забудется. Но это самый лучший вариант! А есть более плохие. Если за месяц полицейский билет не отыщут, надворного советника отчислят в резерв. Начнется служебное расследование, исход которого ясен заранее. Начальство может учесть заслуги Лыкова, и тогда он будет уволен по прошению. А может и забыть их. Тогда сыщика выкинут по третьему пункту[31]. После этого на коронную службу уже никогда не возьмут, и Алексею суждено доживать век частным лицом. С испорченным формуляром и пятном на репутации. Два года назад он уже был партикулярным человеком и едва не помер с тоски. Все-таки сыскная служба его призвание. Куда без нее? Опять лесом торговать? Но Титус и один хорошо справляется. Эх, дернул черт отпускника ввязаться в дело, которое его совершенно не касалось!
В Чулково Алексей оказался в одиннадцатом часу до полудни. Извозчиков на станции не водилось, и он нанял мужика с телегой довезти его до имения. Давыдовская дача располагалась в семи верстах от станции, посреди густого хвойного леса. Не Нефедьевка, конечно, но тоже приличное поместье. Большой дом с недавно поднятыми венцами, беседка, баня, огород. Имелся и пруд – не иначе с карасями. Сыщику повезло: управляющий уже собирался уезжать. Он принял гостя на веранде.
Тистров оказался мужчиной лет шестидесяти пяти, крепким, как пожилой дуб. Плечи почти как у Лыкова, прямая спина, суровое морщинистое лицо, совершенно седые волосы без малейших следов лысины. Впечатление управляющий производил серьезное. Он сразу взял быка за рога.
– Ну, Алексей Николаевич, это вы напугали моих егерей?
– Так вышло, Павел Нилович.
– А как – так? Что вообще произошло на заимке?
Сыщик в очередной раз стал рассказывать. Тистров слушал с недоверием. Видимо, он был заранее настроен на то, что полицейский чиновник напартачил. Или прикидывается? Алексей говорил, а сам наблюдал за собеседником. Тертый калач… Услышав, что вид старшего кондуктора показался сыщику подозрительным, Павел Нилович вскинулся.
– Позвольте! Колобихин чуть не каждую неделю ездит в Нижний. Все семь лет, что служит у меня. То одно купить, то другое… Во Владимире товар хуже. Ни разу не случалось с Сергеем Тимофеевичем происшествий! И наружность его у полиции никаких подозрений сроду не вызывала. Что вы там придумали, право слово? Что за чушь?
– Нет, не чушь, – ответил надворный советник. – Полиция полиции рознь. Городовой смотрит, чтобы не было беспорядка. А сыщик – насквозь, на просвет. Опытный тем более видит то, что не замечают другие.