– Невезуха.
– Так и есть. – Загорелся зеленый, и Алина поспешно двинулась через улицу. – А ты что здесь делаешь?
– Гуляю, – признался Ромал.
– По такому холоду?
– Все веселее, чем в общаге. Я неподалеку нашел крутое место.
– Что за место? – Девушка с интересом покосилась на темноволосого парня.
– Крыша. С горгульями. – Он почему-то криво улыбнулся. – Я там, наверное, час просидел. Давно я уже так не… расслаблялся.
– Ты расслабился на краю крыши?
– Ну да, звучит странно.
– Делать тебе нечего – по крышам лазить.
– Делать мне и правда нечего.
– Слушай, приходи завтра на выставку. Я бы и раньше пригласила, но не знала, что ты останешься на праздники в городе.
– А на выставке будут твои картины?
– Будут.
– Значит, приду.
Алина искренне рассмеялась и спросила:
– Ты видел мои последние работы? Артур называет их депрессивными, жалуется, что я потратила слишком много черной краски. Так что домой ты можешь вернуться грустный и разочарованный в жизни.
– Меня трудно разочаровать, – нехотя признался Костя.
– А наскучить?
– Пригласила, а теперь отговариваешь?
– Да нет, – смутилась Алина, толкнув парня в плечо, – просто предупреждаю, а то потом будешь рассказывать, что я испортила тебе вечер.
– Вечер мне испортит фраза: «Костя, нужно нацепить смокинг».
– Костя, – Алина поджала губы, чтобы не рассмеяться, – нужно нацепить смокинг. Или фрак.
– Шутишь?
– Нет.
– Да брось. Реально во фраке надо причалить?
– Ну почему сразу во фраке… в обычном таком… деловом костюме.
– Замечательно. Теперь я подумаю над твоим предложением.
Ребята остановились перед высоким стеклянным зданием, напоминающим огромный аквариум. Окна переливались изумрудными и бирюзовыми цветами. Над центральным входом располагалась гигантская позолоченная вывеска: «Галерея Рэя».
– Что за Рэй? – спрятав руки в карманы, спросил Ромал. – Из «Звездных войн»?
– Размечтался. – Алина забрала у парня тубусы и неуклюже закинула их на спину. – Это галерея Ман Рэя, французского художника, сюрреалиста и адепта «Нового видения».
– Вот оно что.
– Неудивительно, что вы с Артом спелись. Он обожает Оби-Вана.
– А еще Гарри Поттера.
– И лейтенанта Рипли[35]. Но об этом я тебе ничего не говорила, – Алина заговорщически подмигнула и отступила на несколько шагов, не отрывая от парня глаз, – начало в восемь, но народ собирается к девяти. Так что приезжай в десять и не прогадаешь.
– О’кей.
– Я попрошу внести твое имя в список.
– Договорились.
– Ну, до завтра. – Девушка поправила сползшую на глаза шапку, и, тряхнув тяжелыми тубусами, сорвалась с места. Уже на ступеньках она обернулась и помахала Ромалу рукой, а он криво улыбнулся и проследил, как она исчезла за стеклянными дверьми.
Делового костюма у Кости не было, так что пришлось спросить у Артура, не привез ли он с собой в общежитие новомодный фрак. Как оказалось – привез. Ромал надел белую рубашку, черные брюки, пиджак и уставился на себя в зеркало.
Незнакомец.
В очередной раз Костя не узнавал собственное отражение.
Он привел в порядок волосы, почистил ботинки. Галстук закинул обратно на полку, несмотря на то что Селиверстов причитал полчаса, как важно его нацепить. Телефон и кошелек он спрятал во внутренний карман пиджака, а сигареты забросил в карман брюк. Идеальный наряд для преступления – ведь в такой одежде он казался совершенно другим человеком и никто бы не догадался, кем он был на самом деле.
Ромал неспешно покинул пустое общежитие, закурил на улице и дождался такси. На улице шел снег. Впервые он не превращался в грязь и дождь, и Ромал задумчиво следил за белыми хлопьями из окна машины, не понимая, почему не дошел до галереи пешком.
Стеклянное здание освещалось сотнями прожекторов. Перед центральными дверьми стояло так много машин, что таксист не смог припарковаться, и Косте пришлось выходить посреди дороги. Он захлопнул дверцу, осмотрелся и присвистнул. Видимо, Алина позвала его на самый настоящий светский раут. Мужчины в дорогущих костюмах с бабочками или галстуками вели под руки женщин в длинных платьях. Звучала классическая музыка, а на деревьях сверкали белоснежные гирлянды.
Внутри помещение выглядело роскошно, стильно, с высокими потолками и стенами, завешанными картинами. Костя остановился в центре огромнейшего светлого зала и едва слышно выдохнул. Наверное, он спал, потому что прежде ему не доводилось быть частью чего-то… особенного. Выдающегося. Он неторопливым шагом бродил по залам, рассматривал работы, смысла которых совсем не понимал, и впитывал новые эмоции и чувства. Ему предложили бокал шампанского, и он благодарно кивнул. Отпил напитка и остановился перед квадратным черным полотном. В центре горел красный крест. Ромал отступил назад и осмотрелся. В ряд висели пять похожих картин.
На первой изображались две ярко-красные параллельные линии на черном фоне.
На второй картине две линии перекрещивались.
На третьей – линии образовывали что-то наподобие треугольника или сердца.
На четвертой – треугольник был перевернут, и его разделяла толстая трещина.
А на пятой картине, на самой последней, две алые линии вновь оказывались порознь, далеко друг от друга. Они вернулись к тому, с чего начинали, но стали толще и темнее.
В правом нижнем углу висела табличка с инициалами автора на английском «A. S.», а под ней находилось название: «Cycle of Love»[36].
Неожиданно Костя ощутил на себе чей-то взгляд. Он огляделся и… замер: в двадцати метрах от него в лиловом шелковом платье с открытой спиной стояла Лиза. Она смотрела на Ромала с нескрываемым удивлением. Ее длинная шея казалась еще длиннее от того, что золотистые волосы были подобраны кверху. Разрез платья оголял колено.
От такой красоты у Ромала перехватило дыхание.
– Привет! – неожиданно воскликнул знакомый голос, и парень обернулся. Алина так внезапно появилась рядом, что Костя растерянно усмехнулся. Он постарался быстро взять себя в руки, а Алина заглянула ему за спину и протянула: – Красивая.
– Кто?
– Блондинка.
– Да обычная.
– Обычная? – Алина недоверчиво покосилась на парня. – У тебя жуткие проблемы со зрением. К окулисту сходи, иначе проворонишь свое счастье.
– Это Лиза.
– Та самая Лиза?
– Та самая, – кивнул Ромал и отпил шампанского.
– О-о-о, – с понимаем дела пропела девушка, – это многое объясняет.
Она стояла перед Костей в неброском черном комбинезоне, волосы прямые, глаза подведены чуть темнее обычного, а веснушки – самое настоящее произведение искусства.
Костя засмотрелся на ее веснушки.
– Дерзай, – неожиданно посоветовала Алина, и парень вскинул брови.
Она искренне и тепло улыбнулась, как улыбаются на прощание, и повернулась спиной. Внутри у Ромала что-то заклинило. Он ничего не понял, но, увидев, что Алина уходит, поспешил за ней. Почему эти девчонки вечно куда-то убегают?
– Куда это ты собралась?
– В смысле? – удивилась художница, посмотрев на руку Ромала на своем плече.
– Что еще за «дерзай»?
– Но ты…
– Я не к Лизе пришел. Лучше расскажи мне про свои картины. Это ведь твои работы?
Горячее недоумение захлестнуло Алину. Костя опустил руку, взглянул на полотно с ярко-красным крестом, а девушка сбилась с мысли. Куда она шла? О чем говорила? Почему Костя остановил ее? Необычные ощущения заполнили все ее существо, ей на миг показалось, что впереди обрыв, но она преодолела пропасть, взлетев высоко в небо. Смущенно улыбаясь, Алина сложила руки на груди:
– Как тебе?
– Это история?
– Цикл, – кивнула девушка, – критики считают, что я передала все буквально.
– Буквально? – хохотнул Ромал и покосился на сестру друга. – Я бы так не сказал. Это же про отношения, так? Любовь, все дела. Люди встретились, влюбились и расстались.
– Ага. Каждый со своим багажом, поэтому линии стали толще и темнее.
– Слушай, ну это очень интересно.
– Думаешь?
– Думаю. Вот только… мне кажется, не хватает шестой картины.
– Вот, значит, как, – удивилась Алина, повернувшись к Косте, – и почему же?
– История как будто не закончена, – честно ответил парень. – Линии стали сердцем, а потом разошлись, чтобы все осмыслить и вновь встретиться, но образовать новую фигуру, получше сердца и попрочнее.
– А ты у нас романтик.
– Я реалист. Все так часто рассказывают о том, что люди расходятся. Но люди еще и вместе остаются. Почему об этом никто не хочет рассказать?
– Это неинтересно.
– Неинтересно, когда все хорошо? – Костя усмехнулся и покачал головой. – Драма в жизни – это паршиво, поверь мне. Ничего красивого и высокого в ней нет. Когда люди друг друга не слышат, когда они друг друга изувечивают… что в этом «интересного»? Тебе так просто порассуждать о плохом конце, потому что ты каждый день видишь своих классных и счастливых родителей.
– Тебе не нравятся грустные истории?
– Я девятнадцать лет живу в грустной истории. Меня бы устроил скучный хеппи-энд. Он случается редко. Но случается. А дерьмо – сплошь и рядом. Зачем оно мне?
Девушка с любопытством осмотрела лицо Ромала, пожала плечами и ответила:
– Трагедии трогают сердце.
– Очень за них рад.
– Ты не можешь быть таким идеалистом! Только не ты.
– Я трачу слишком много времени и сил на то, чтобы достигнуть… счастья.
– А возможно ли счастье?
– Возможно или невозможно – это всего лишь точка зрения.
– Какой же ты все-таки философ, – заулыбалась Алина и подступила к Ромалу, хитро прищурив глаза, – с виду бунтарь, а внутри – нежный цветок.
– Ты можешь сколько угодно рассказывать о том, как безнадежна жизнь и как трудно смириться с нынешней грязью и несправедливостью, ты даже можешь верить в это, но… – Костя шагнул к девушке и загадочно ухмыльнулся, – я-то знаю, о чем ты мечтаешь.