Они колесили по улицам уже чуть больше получаса.
Где же эта самая крыша? Вдруг Ромал пошел не туда и они ищут не там, где надо? Арт гнал от себя эти вопросы, злился на самого себя и не отводил глаз от окна. Солнце садилось, холодный март говорил с Артом прохладным ветром, и птицы перепархивали с дома на дом, следуя за синей машиной.
– Что за… – Артур вдруг прищурился и подался вперед. Он нахмурился, перевел дыхание и отрезал: – Тормози.
– Что?
– Тормози, Дань, тормози!
Волков испуганно свернул к обочине, а Селиверстов выскочил из машины, не сводя зеленых глаз со скульптур. Это были горгульи, штук шесть. А еще он увидел на самом краю крыши темноволосого парня.
Дыхание у Артура перехватило. Он достал телефон и набрал сестру:
– Алин?
– Вы нашли его? – воскликнула девушка.
– Нашли.
– Где?
– Напротив «Старбакса». В трех кварталах от твоей галереи. – Арт позвал Даниила, и они вместе перебежали через дорогу. – Позвони папе, слышишь?
– Он в порядке?
– Позвони папе.
– Что с ним? Он…
Артур сбросил звонок и поднял взгляд к крыше. Ромал стоял на краю, и со стороны казалось, будто он чуть ли не висит в воздухе. Его лица не было видно, голова была опущена, руки, как плети, висели вдоль туловища. Давно он там? Сколько уже стоит на краю? Артур кинулся к прутьям и полез наверх. Замерзшие пальцы плохо слушались, ноги соскальзывали. Кроме ребят, никто больше не заметил Костю – он ведь сливался с темным небом. А может, людям просто не хотелось его замечать? Они шли себе по делам, бежали с работы, торопились по домам. Какое им дело до остальных?
Блондин забрался наверх, помог подтянуться Дане и, крадучись, двинулся к Ромалу, протягивая к нему руку:
– Костя?..
Вортако не обернулся. Он смотрел вниз, но, хотя его лицо не выражало никаких эмоций, сердце пылало. Парень глядел на носки кроссовок, которые торчали над обрывом. Всего один шаг, один толчок, одно дуновение ветра – и все. Сердце успокоится.
– Кость, слушай, не валяй дурака.
– Что он делает? – не понял Волков и встревоженно дернул Артура за локоть. – Что он делает? Скажи, чтобы он так не делал, пожалуйста, скажи ему.
– Кость, посмотри на нас.
– Почему он не отвечает?
– Эй, друг, хватит туда пялиться.
Ромал не шевельнулся. Артур вдруг разозлился и зажмурилась от обиды, или отчаяния, или беспомощности. Он понятия не имел, что говорить! Что делать! Он снова сделал пару шагов вперед, и тут Ромал неожиданно занес ногу над пропастью. Легкие у Арта судорожно сжались.
– Что ты… – Он остолбенел от ужаса. – Какого хрена, вортако! Слезай!
– Не хочу, – наконец ответил тот.
– А мне плевать, чего ты там хочешь. Нельзя же так. Ты не должен стоять тут, друг, это неправильно. Что бы твоя мама сказала?
– Она мне больше ничего не скажет.
– Кость…
– Она умерла.
Его голос был настолько спокойным, что от этого становилось по-настоящему страшно. Как можно говорить так равнодушно и при этом стоять на краю крыши? Артура пугало и молчание Кости, и его короткие ответы. Костя смотрел в бездну, но не тянул время, не боялся. Он прощался, просчитывал варианты, он действительно собирался прыгнуть, и самое жуткое заключалось в том, что он мог это сделать. Он никогда не был трусом, а чтобы закончить свою жизнь раньше срока, нужно мужество. Вот такой вот парадокс: слабые, сломленные люди хватаются за лезвие, принимают смертельную дозу таблеток, делают шаг с крыши и в итоге переступают черту, найдя в себе столько сил, сколько никому из нас и не снилось.
– Пожалуйста, – в отчаянии прохрипел Селиверстов, шагнув вперед, – друг, слезай.
Ромал не ответил. Ветер теребил его волосы, мурашки бегали по оголенным рукам. Он в полнейшем трансе рассматривал людей под ногами. А те, словно муравьи, ходили по тротуарам, разговаривали, смеялись, ссорились и не видели его. Как всегда. Дыра в его груди становилась все больше. Косте казалось, что порывы ветра проскальзывают сквозь нее, потому что знобило не только тело, но и все внутренности.
Неожиданно на крыше появилась Алина. Замерев у бортика, она чуть не рухнула на колени от потрясения. Ромал обернулся. Возможно, он уловил в воздухе сладкий запах ее духов, возможно, сработала интуиция. Они посмотрели друг на друга, и между ними пронеслось множество несказанных слов. Алина протянула к нему руку, но Костя отвернулся. Ему вдруг стало еще больнее, словно шатенка принесла с собой напоминания о том, что у него могло бы быть. Алина подошла к брату и схватилась за его руку, а тот беспомощно покачал головой.
– Слушай, я не умею говорить, я не знаю, что говорить, – преодолевая леденящий ужас, бормотал Артур, – но ты должен знать, что ты не один, мы ведь с тобой, вортако. Этого мало, черт возьми, я понимаю, что этого чертовски мало. Но мы здесь.
– Здесь. – Вспышка – темнота. Вспышка – и земля так близко. – Только это неважно.
– Как это неважно? – возмутился Селиверстов, отстранившись от сестры. – О чем это ты, брат? А что тогда важно? Подойди и скажи мне в лицо, что тебе, блин, неважно.
Костя приподнял подбородок, прикрыл глаза и сказал:
– Уходите.
– Размечтался.
– Уходите.
– Хоть сто раз повтори. Я с этого места не сдвинусь, уловил? Я никуда не уйду!
– Не надо, – прошептала Алина, потянувшись к брату, – не кричи, пожалуйста.
– Не кричать? – Арт, потеряв самообладание, всплеснул руками: – А как тут вести себя адекватно? Как говорить адекватно? Этот самовлюбленный идиот забрался на крышу и твердит мне, чтобы я сваливал? А ты бы свалил на моем месте? – спросил он, обернувшись к Ромалу. – Ты бы меня бросил? Нет, черт возьми, ни хрена.
Девушка схватилась за голову, сжав виски. Как же звенело в ушах! Алина уставилась на Костю и увидела кого-то чужого. До него не докричаться, его не переубедить. Он смотрел в лицо своей смерти и не боялся. Ромал ненавидел себя. Именно это Алина увидела в его угольных глазах. В них горела лютая ненависть, до слов Артура, до нее Косте не было никакого дела.
Упадет? И славно. Именно этого он и добивался.
Ромал всегда был хорошим психологом. Как бы он поступил? Что бы посоветовал?
Задача: парень стоит на краю крыши и ненавидит себя, при этом он остается все тем же парнем, который порвет на куски любого, кто причинит вред его друзьям. Вопрос: как уберечь его от продиктованного отчаянием шага?
Алина порывисто сняла пальто, кинула его себе под ноги, а потом побежала вперед и ловко залезла на бетонный бортик. У Артура, казалось, легкие отказали.
– Что за… черт возьми, ты-то что творишь!
– Да ничего, – с показной небрежностью ответила девушка и медленно выпрямилась. Ромал так посмотрел на нее, что она должна была сгореть, воспламениться, но она лишь улыбнулась и повернулась лицом к пропасти: – А тут высоковато.
– Бога ради, ты спятила! Быстро вернись!
– Не хочу.
– Алина! Клянусь, я тебя сейчас прикончу!
– Не утруждайся, – отмахнулась девушка и покосилась на Костю: – Ну что? Прыгаем?
Ромал прищурился и процедил:
– Ты что делаешь?
– Собираюсь прыгнуть.
– Спускайся к брату.
– Хорошо. Но только если ты спустишься со мной.
Костя тяжело задышал, его ноздри раздувались. Сжав кулаки, он гневно, невнятно прорычал:
– Не играй со мной.
– Эту игру затеял ты сам, – выпалила девушка, – я всего лишь хотела, чтобы ты обратил на меня внимание. Но ты, видимо, так ничего и не понял. Не понял, что я сойду с ума, если с тобой что-то случится. Не понял, что есть люди, которым ты нужен.
– Замолчи, – резко отвернулся Костя.
– А что? Не веришь, что кому-то станет так же больно от твоей смерти, как тебе – от смерти матери? Не веришь, что мы стоим здесь, потому что боимся никогда больше тебя не увидеть? Никогда в жизни, Костя, это, блин, чертовски долго. Так что я не знаю, как там Артур и Даня, но я ждать не собираюсь. – Алина сглотнула, повернулась к пропасти и кивнула: – Я тоже прыгну.
– Блефуешь.
– Поспорим?
– Господи, Костя, пожалуйста, – взмолился Селиверстов, ступив вперед, – вы оба…
Неожиданно пронесся сильный порыв ветра, и девушка покачнулась в сторону. Арта парализовало, Ромал дернулся вперед, а Алина выровнялась и бросила:
– Чуть не грохнулась.
– Черт, – блондин закрыл лицо руками и отвернулся, – черт подери.
– Быстро слезай! – закричал Костя и подошел к веснушчатой девушке, не обращая внимания на высоту в пять этажей. – Сейчас же слезай обратно.
– Слезу с тобой.
– Хватит.
– Я слезу только с тобой!
– Да какого черта?
– Хочешь прыгать? Давай! – звонко воскликнула Алина и вздернула подбородок. – Я ведь выполню свое обещание, ты, черт возьми, знаешь, что я это сделаю.
– Прекрати нести чушь! Ты вообще не должна тут находиться!
– А ты должен?
– А я должен.
– И по какой же причине?
– Я убил свою маму.
– Вот, значит, как.
– Я виноват в том, что ее больше нет.
– Ты любил свою маму, Костя, и забрался на крышу не потому, что винишь себя в ее смерти, а потому, что тебе больно. Тебе. Больно. Вина тут ни при чем.
– Не надо рассказывать мне, что я чувствую, – громко отчеканил парень и посмотрел на Алину сверкающими, отчаянными глазами, – я стою здесь, потому что жизнь больше ни хрена не значит… ни хрена!
– А как же мы?
– А что вы?
– О нас ты не подумал?
– Переживете.
– Да? – рассердилась Алина и до крови впилась ногтями в ладони. – Ну, тогда почувствуй, каково это.
Она решительно наклонилась вперед, но Костя порывисто дернул ее на себя и зарычал:
– Какого черта!
– Не нравится?
– Ты не… – Он невольно покосился на Артура и увидел, как у того подкосились ноги. Даня подбежал к Селиверстову и подхватил его за плечи. – Ты с ума сошла?
– Мы оба стоим на краю. Мы оба сошли с ума.
– Перестань.
– Перестану, если ты спустишься вместе со мной.