Сцена 1
На экране письмо, написанное старомодным почерком с наклоном:
«Дорогая мисс Гонда!
Кто-нибудь может назвать это письмо кощунством. Но я пишу его и не чувствую себя грешником. Потому что, когда я вижу Вас на экране, мне кажется, что мы с Вами работаем ради одного и того же. Вы, может быть, удивитесь, но я простой, ничем не примечательный проповедник. Но когда я говорю с людьми о священном смысле жизни, я чувствую, что Вы несете в себе ту Истину, которую я тщетно пытаюсь объяснить словами. Мы идем разными дорогами, мисс Гонда, но в одном направлении.
С глубочайшим уважением, Клод Игнатиус Хикс… Слоссен-бульвар. Лос-Анджелес, Калифорния».
Свет гаснет, экран исчезает. Сцена представляет собой церковь, в которой служит Клод Игнатиус Хикс, стоит почти абсолютный мрак. Видны только справа на переднем плане неясные очертания двери, открытой на темную улицу. На центральной стене горит маленький крест из лампочек. Света от него достаточно, чтобы видеть лицо и плечи Клода Игнатиуса Хикса, возвышающиеся над сценой (он стоит на кафедре, но в темноте этого не видно). Он высокий, худой, одет в черное; волосы не закрывают высокий лоб. Он красноречиво говорит в темноту, вздымая руки.
Хикс. Но даже в самом злом из нас есть та Божественная искра, та единственная капля воды в бесплодной пустыне мира. И все человеческие страдания, изощренные мучения, которые люди испытывают в этой жизни, происходят от того, что они предали это сокровенное пламя. Все совершают предательства, и никто не избежит кары. Никто…(В темноте кто-то громко чихает около правой двери. Хикс обрывает себя и спрашивает испуганно.) Кто здесь?
Он нажимает на выключатель, и зажигаются два конуса со стороны его кафедры. Теперь мы видим церковь. Это узкое вытянутое помещение с голыми балками и некрашеными стенами. Окон нет, лишь одна дверь. Старые деревянные скамейки стоят рядами перед кафедрой.
Сестра Эсси Туоми стоит справа на переднем плане, около двери. Она маленького роста, пухленькая, на вид ей лет сорок. Светлые волнистые волосы спадают на плечи из-под большой и широкой розовой шляпы, украшенной ландышами. Ее коренастая фигура утопает в длинных складках голубого плаща.
Эсси Туоми (торжественно поднимает правую руку). Благословение Божие! Добрый вечер, брат Хикс. Продолжай. Не отвлекайся на меня.
Хикс (испуганно и сердито). Ты? Что ты тут делаешь?
Эсси Туоми. Я услышала тебя с улицы — твой благословенный голос, потому что ты не пытался говорить тихо. Я не хотела тебе мешать и тихонько вошла.
Хикс (холодно). Чем могу быть полезен?
Эсси Туоми. Продолжай репетировать проповедь. Она потрясающе проникновенная. Хотя немного старомодна. Недостаточно современна, брат Хикс. Я их говорю по-другому.
Хикс. Я не просил давать мне советы, сестра Туоми, и предпочитаю поинтересоваться причиной вашего визита.
Эсси Туоми. Благословение Божие! Я принесла добрую весть. Да, правда. Кое-что, что не оставит тебя равнодушным.
Хикс. Вынужден заметить, что у нас никогда не было общих интересов.
Эсси Туоми. Истинно, брат Хикс. Вы улавливаете мои слова на лету. Именно поэтому вы будете вне себя от радости. (Удобно усаживается на скамью.) Это так же верно, как и то, брат мой, что нет в округе дома, где принимали бы нас обоих.
Хикс. Первое слово правды, которое я слышу за всю жизнь из ваших уст.
Эсси Туоми. Нашим бедным заблудшим прихожанам безусловно приходится нелегко. Не могут же они поддерживать подаянием одновременно две церкви! Эти голодранцы блоху-то не прокормят.
Хикс. Неужели я смею надеяться, что в тебе наконец заговорила совесть и ты собираешься уехать отсюда?
Эсси Туоми. Кто? Я? Уехать? (Торжественно.) Ты, брат Хикс, не имеешь представления о том, как много делает мой приход. Последний из заблудших грешников, оказавшись на его пороге, возносит молитвы Богу!.. (Ехидно.) И не мечтай, брат! Я собираюсь откупиться от тебя.
Хикс. Что?
Эсси Туоми. Не то чтобы мне это было необходимо. Ты мне не конкурент. Но, думаю, пора мне прояснить этот вопрос раз и навсегда. Я хочу эту территорию.
Хикс (как бы про себя). И ты допускаешь адскую мысль, что храм Вечной Истины выставлен на продажу?
Эсси Туоми. Нет, нет, брат Хикс, давай будем современными. В таком ключе деловые предложения не обсуждают. Посмотрим на факты. Ты здесь лишний, братец.
Хикс. Я тебе растолкую…
Эсси Туоми. Какая у тебя паства? Тридцать человек, в лучшем случае пятьдесят. Посмотри на меня. Каждый вечер по две тысячи ищущих Бога душ! Две тысячи и не меньше! Я сейчас открываю новую ночную услугу — «Ночная жизнь ангелов» и думаю, наберется и три тысячи.
Хикс (сдерживаясь). В жизни каждого человека бывают минуты, когда он просто вынужден напоминать себе, что милосердным следует быть ко всем. Я не желаю оскорблять тебя. Но я всегда подозревал, что ты игрушка в руках дьявола. Моя церковь стоит тут уже…
Эсси Туоми. Я знаю. Двадцать лет. Но времена меняются, брат. Это больше того не стоит. А ты, благослови тебя Бог, продолжаешь жить в допотопных временах!
Хикс. Мне вполне подходит вера моих отцов.
Эсси Туоми. Допустим, брат, допустим. Но прихожанам она уже не подходит. Например, не надо было называть церковь «храмом Вечной Истины». Современные люди не пойдут в церковь с таким названием. А у меня. «Маленькая Церковь Уголок Радости». Их это привлекает, брат. Летят, как мухи на варенье.
Хикс. У меня нет желания это обсуждать.
Эсси Туоми. Вот хотя бы проповедь, которую ты сейчас репетировал. Да они заснут на ней. Без сомнения. Больше нельзя так проповедовать. А вот моя последняя проповедь — «Станция Технического Обслуживания для Души». Учись, брат! Я эту станцию уже построила. (Встает и идет к кафедре.) Вот здесь, на своей кафедре. Насосы, остекление, позолота, маркирование. «Чистота», «Молитва», «Молитва с добавлением Веры Супер-Смесь». И юноши в белом облачении — красавцы! — с белыми крыльями в соответствующих головных уборах. «Вероучение. Масло, Инкорпорейт»… Умно, а?
Хикс. Это святотатство!
Эсси Туоми (вступая на кафедру). А кафедра-то у тебя (пробует пальцем) хм… пыльная, брат Хикс. Плохо, так дела не делают…. А кафедра должна быть как золотой автомобиль. (Воодушевляясь.) Когда я проповедую, я говорю своим прихожанам, что мы едем по трассе жизни, и необходимо, чтобы бак был наполнен бензином веры, что ремни милосердия пристегнуты, что радиатор охлажден водой воздержания и что мотор правды работает без сбоев и еще необходимо остерегаться пути погибели. (Обычным голосом.) Вот это, мальчик мой, приводит их в восторг. Благословение Божье! Это имеет успех! И наш ящик для пожертвований, сделанный в виде канистры, всегда полон!
Хикс (с трудом сдерживая гнев). Сестра Туоми, попрошу вас сойти с моей кафедры!
Эсси Туоми (сходит). Так вот, братец, не будем тянуть резину, перейдем к делу. Даю тебе пятьсот баксов, и ты выметаешься со своим старьем.
Хикс.Пятьсот долларов за храм Вечной Истины?
Эсси Туоми. Что плохого в сумме в пятьсот долларов? Это куча денег. За пятьсот долларов можно купить хороший подержанный автомобиль.
Хикс. Ни разу за двадцать лет в этой церкви я никому не указывал на дверь. Но теперь я это сделаю. (Показывает на дверь.)
Эсси Туоми (пожимая плечами). Твое дело, братец. Имеют очи да не видят!.. Могу только посочувствовать! (Поднимает руку.) Благословение Божие! (Уходит)
Через минуту после ее ухода в дверь осторожно заглядывает Эзри. Эзри неуклюжий долговязый подросток, далеко не красавец.
Эзри (зовет шепотом). Брат Хикс!
Хикс (вздрогнув от неожиданности). Эзри! Ты что там делаешь? Заходи.
Эзри (входя, с благоговением в голосе). Вот так так! Лучше кино!
Хикс. Ты что, все слышал?
Эзри. Вот так так! Это что, была сестра Эсси Туоми?
Хикс. Да, Эзри, это была сестра Эсси Туоми. И ты никому не должен рассказывать то, что здесь слышал.
Эзри. Нет, сэр. Зуб даю, брат Хикс. (С обожанием глядя на дверь.) Ну, по мне, сестра Туоми здорово говорит!
Хикс. Не хвали ее. Сестра Туоми служит злу.
Эзри. Да, сэр… Вот так так, красивые у нее кудри!
Хикс. Эзри, ты мне веришь? Ты хочешь ходить сюда на службу?
Эзри. Да, сэр… Близнецы Крамп говорят, что у сестры Туоми в церкви настоящий аэроплан, честное слово!
Хикс (с отчаяньем). Мальчик мой, послушай меня, послушай ради своей бессмертной души…
Осекается. Входит Кэй Гонда.
Кэй Гонда. Мистер Хикс?
Хикс (не сводя с нее глаз, потрясенным голосом). Эзри, уйди.
Эзри (испуганно). Да, сэр. (Поспешно уходит.)
Хикс. Вы не…
Кэй Гонда. Да.
Хикс. Чем я обязан великой чести?..
Кэй Гонда. Убийству.
Хикс. Вы хотите сказать, что те слухи — правда?
Кэй Гонда. Если хотите, можете меня выгнать. Или вызвать полицию, если вам это больше нравится. Только сделайте это сразу.
Хикс. Вы ищете кров?
Кэй Гонда. На одну ночь.
Хикс (идет к двери, закрывает и запирает ее). Эта дверь оставалась открытой двадцать лет. Этой ночью она будет закрыта. (Он подходит к ней и молча протягивает ей ключ.)
Кэй Гонда (изумленная). Почему вы отдаете его мне?
Хикс. Дверь не откроется, если вы не захотите ее открыть.
Кэй Гонда (улыбается, берет ключ и опускает в сумочку. Затем). Спасибо.
Хикс (сурово). Нет. Не благодарите меня. Я не хочу, чтобы вы здесь остались.
Кэй Гонда (не понимает). Не хотите?
Хикс. Но вы в безопасности — если то, что вам нужно, это безопасность. Я отдаю вам это место. Можете оставаться здесь сколько захотите. Решать вам.
Кэй Гонда. Вы не хотите, чтоб я здесь пряталась?
Хикс. Я не хочу, чтобы вы прятались.
Кэй Гонда (смотрит на него задумчиво, потом идет к скамейке и садится, продолжая на него смотреть. Медленно спрашивает). Что мне, по вашему мнению, надо сделать?
Хикс (стоя перед ней, строго и проникновенно). Вы взвалили на себя тяжелую ношу.
Кэй Гонда. Да. Тяжелую ношу. И я не знаю, как долго смогу нести ее.
Хикс. Вы можете спрятаться от своих преследователей. Но ради чего?
Кэй Гонда. Так вы не хотите меня спасти?
Хикс. О, нет. Я хочу вас спасти. Но не от полиции.
Кэй Гонда. А от кого?
Хикс. От вас самой. (Она кидает на него долгий спокойный взгляд и не отвечает.) Вы совершили смертный грех. Вы убили человека. (Указывает вокруг.) Может ли это место — или любое другое — защитить вас от этого?
Кэй Гонда. Нет.
Хикс. Вы не убежите от совершенного вами преступления. Так что и не пытайтесь убежать от него. Примите его. Сдайтесь. Признайтесь.
Кэй Гонда (медленно). Если я признаюсь, меня казнят.
Хикс. А если нет, вы погибнете — погибнете для вечной жизни.
Кэй Гонда. Правда, сложный выбор? Третьего не дано?
Хикс. Выбор всегда сложен. Для каждого из нас.
Кэй Гонда. Почему?
Хикс. Потому что за земные радости мы расплачиваемся посмертными муками. Но те, кто выбирает страдания, там вознаграждаются вечным блаженством.
Кэй Гонда. Значит, мы живем на земле, только чтобы страдать?
Хикс. И чем больше страдание, тем больше добродетель. (Медленно опускает голову.) Перед вами высочайший выбор. Примите добровольно худшее, что с вами могут сделать. Бесчестие, позор, тюрьму, смертную казнь. Тогда ваше наказание обратится вам во славу.
Кэй Гонда. Как?
Хикс. Это позволит вам попасть в Царство Небесное.
Кэй Гонда. А почему я должна туда попасть?
Хикс. Если знаешь о существовании самой прекрасной жизни, как удержать себя от стремления попасть туда?
Кэй Гонда. Как удержать себя от стремления получить ее здесь, на земле?
Хикс. Мы живем в темном и несовершенном мире.
Кэй Гонда. А почему он несовершенен? Потому что не может быть таким? Или потому что мы не хотим, чтобы он таким стал?
Хикс. Этот мир не имеет значения. Все самое прекрасное, что он может нам дать, нужно лишь для того, чтобы пожертвовать этим ради великого блага, которое ждет нас впереди.
Она не смотрит на него. Он с минуту стоит, глядя на нее, потом, понижая голос, с чувством.
Вы не представляете, как вы сейчас красивы.
Она поднимает голову.
Вы не знаете, сколько часов я провел, глядя на вас на экране, с бесконечного расстояния. Я бы жизнь отдал, чтобы спрятать вас здесь, в безопасном месте. Пусть бы меня порвали на куски, чем я увидел бы, как причиняют страдание вам. И все-таки я прошу вас отпереть эту дверь и принять мученическую смерть. Это моя жертва. Я приношу в жертву самое прекрасное, что было в моей жизни.
Кэй Гонда (мягко и негромко). А когда мы с вами принесем свои жертвы, что останется на земле?
Хикс. Пример. Он осветит путь всем заблудшим душам, которые барахтаются в болоте порока. Они тоже научатся отказываться. Ваша слава велика. Историю вашего преображения узнают во всем мире. Вы искупите собой тех ничтожных и несчастных людей, которые ходят в эту церковь, и всех ничтожных людей, в каких бы далеких от вас трущобах они не жили.
Кэй Гонда. Таких, как этот мальчик, который здесь был?
Хикс. Таких, как этот мальчик. Пусть он, а не кто-то более возвышенный будет символизировать их для вас. В том тоже состоит часть жертвы.
Кэй Гонда (медленно). Что вы хотите, чтобы я сделала?
Хикс. Признайтесь в совершенном вами преступлении. Признайтесь публично, перед толпой, чтобы слышали все!
Кэй Гонда. Этой ночью?
Хикс. Этой ночью!
Кэй Гонда. Но в такое время толпы нигде не найдешь.
Хикс. В такое время… (Воодушевляясь.) Послушайте. В такое время большая толпа собирается в храме заблуждений, шесть кварталов отсюда. Это кошмарное местечко, и заправляет им самая презренная женщина из всех, что я знаю. Я отведу тебя туда. Я отдам этой женщине самую прекрасную женщину — о такой сенсации для своей публики она никогда и мечтать не смела. Ты признаешься перед ее толпой. Я отдам ей славу и почет, как будто это ее проповедь преобразила тебя. Пусть получит славу. Она последняя, кто этого заслуживает.
Кэй Гонда. Это тоже часть жертвы?
Хикс. Да.
Кэй Гонда встает. Идет к двери, отпирает и широко распахивает ее. Потом оборачивается к Хиксу и кидает ключ ему в лицо. Он попадает в него в тот момент, когда она уходит. Он стоит неподвижно, опустив голову и плечи.
Занавес
Сцена 2
На экране письмо, написанное острым, четким, вычурным почерком:
«Дорогая масс Гонда!
У меня есть все, что человек может желать в этой жизни. Я смотрю на все это и чувствую, что моя жизнь — это третьесортное шоу, снятое для не заслуживающей уважения жалкой публики. Но я не ищу смерти — только потому, что пустота могилы и смерть ничего для меня не изменят. Смерть может прийти ко мне хоть сегодня, и никто, включая меня, пишущего эти строки, не заметит разницы.
Но прежде, чем это случится, я хочу воскресить то, что еще осталось в моей душе, и наконец выразить свое восхищение вам. Вам, которая пример для подражания всего мира. Идущие на смерть приветствуют тебя.
Свет гаснет, экран исчезает, и сцена превращается в салон в номере отеля графа Дитриха фон Эстернэйзи. Это большая, роскошная комната, современная и продуманно простая. Открытая входная дверь на центральной стене слева. Дверь поменьше, ведущая в спальню, на заднем плане на правой стене. На левой стене большое окно, через которое вдали виден темный парк. На первом плане справа камин. Горит одна лампа.
Когда зажигается свет, входная дверь открывается, чтобы впустить Графа фон Эстернэйзи и Лэйло Джэнс. Граф фон Эстернэйзи — высокий, подтянутый мужчина сорока с небольшим лет, и впечатление аристократизма, которое он производит, как будто призвано подчеркнуть элегантность его костюма. Лэйло Джэнс — изысканная дама, ее лицо полускрыто мягким мехом воротника из горностая, накинутого на потрясающее вечернее платье. Она входит первая, в изнеможении падает на кушетку на первом плане и очаровательным движением устало вытягивает ноги. Граф фон Эстернэйзи молча идет за ней. Она делает малозаметное движение, думая, что он возьмет у нее горностай. Но он не подходит к ней и не смотрит на нее. Она пожимает плечами и сбрасывает воротник, он медленно сползает вниз по ее голым рукам.
Лэйло (глядя на часы на столе перед собой, лениво). Только два часа… Право же, зря мы так рано ушли, дорогой…
Эстернэйзи не отвечает. Он как будто не слышит. В его молчании не угадывается враждебность, только чрезвычайное равнодушие и странная напряженность. Он идет к окну и задумчиво смотрит в него, не осознавая присутствия Лэйло. Она зевает, зажигает сигарету.
Я, наверно, поеду домой…
Нет ответа.
Я говорю, я, наверно, поеду домой… (Кокетливо.) Ну, конечно, если ты не настаиваешь… (Молчание. Она пожимает плечами и устраивается поудобнее. Говорит лениво, глядя на дым от своей сигареты) Знаешь, Рикки, нам надо поехать в Аква Кэльент. Все это время я заблуждалась относительно «Блэк Радж». Это несложно…
Нет ответа.
Кстати, Рикки, завтра надо платить зарплату моему шоферу… (Поворачивается к нему. С внезапным нетерпением.) Рикки!
Эстернэйзи (вздрогнув, оборачивается к ней. Вежливо и совершенно равнодушно). Что?
Лэйло (нетерпеливо). Я сказала, завтра надо платить зарплату моему шоферу.
Эстернэйзи (думая о другом). Да, конечно. Я об этом позабочусь.
Лэйло. Что случилось, Рикки? Все только потому, что я проиграла эти деньги?
Эстернэйзи. Вовсе нет, дорогая. Я рад, что сегодня вечером тебе было весело.
Лэйло. Но ты же знаешь, что мне всегда потрясающе везет в рулетку. Если бы мы не ушли так рано, уверена, я бы отыгралась.
Эстернэйзи. Прости. Я немного устал.
Лэйло. В любом случае, что такое эти жалкие тысяча семьдесят?
Эстернэйзи (стоит, молча глядя на нее. Потом с легкой улыбкой, как будто принял внезапное решение, лезет в карман и спокойно подает ей чековую книжку). Думаю, ты можешь посмотреть, сколько это.
Лэйло (равнодушно берет книжку). Что это? Какая-то банковская книжка?
Эстернэйзи. Посмотри, что осталось… в каком-то банке.
Лэйло (читает). Триста шестьдесят долларов… (Быстро смотрит на корешок книжки.) Рикки! Тот чек на тысячу долларов ты выписал на счет в этом банке! (Он молча, с той же улыбкой, кивает.) Тебе надо будет завтра с утра перевести на него деньги из другого банка, не откладывая ни минуты.
Эстернэйзи (медленно). У меня нет денег в другом банке.
Лэйло. Что?
Эстернэйзи. У меня нет других денег. Ты держишь все, что у меня осталось.
Лэйло (ее ленивое безразличие улетучивается). Рикки! Ты меня разыгрываешь!
Эстернэйзи. Ни в коей мере, дорогая.
Лэйло. Но… но тогда — ты сумасшедший! Такие вещи не случаются… вот так! Люди такое видят… заранее… знают.
Эстернэйзи (спокойно). Я знал. Уже два года знал. Но счастье умирает долго и мучительно. Оставалось еще что-то, что можно продать, заложить, подо что можно занять денег. Но теперь нет. Теперь ничего не осталось.
Лэйло (с ужасом). Куда же все делось?
Эстернэйзи. Откуда мне знать? Куда девается все то, что есть внутри нас, когда мы начинаем жить? Пятнадцать лет — это много. Когда меня выставили из Австралии, у меня в кармане были миллионы, но остальное, остальное, думаю, тогда уже исчезло.
Лэйло. Звучит очень красиво, но что ты собираешься делать?
Эстернэйзи. Ничего.
Лэйло. Но завтра…
Эстернэйзи. Завтра графа Дитриха фон Эстернэйзи призовут к ответу за поддельный чек. Может быть, призовут.
Лэйло. Хватит ухмыляться! Думаешь, это смешно?
Эстернэйзи. Думаю, это курьезно… Первый граф Дитрих фон Эстернэйзи пал в бою у стен Иерусалима. Второй погиб, защищая свою крепость от варваров. Последний выписал поддельный чек в казино с хромовым покрытием на стенах и плохой вентиляцией… Это курьезно.
Лэйло. О чем ты говоришь?
Эстернэйзи. О том, какая это необычная штука — вытекающая душа. Ты живешь день за днем, а она вытекает из тебя по капле. Как монеты, которые сыплются из дыры в кармане, блестящие монетки, блестящие и сверкающие, которые ты никогда уже не найдешь.
Лэйло. Черт с этим! А со мной что будет?
Эстернэйзи. Я сделал все, что мог, Лэйло. Я предупредил тебя раньше всех.
Лэйло. Ну ты же не собираешься стоять тут, как кретин, и позволить…
Эстернэйзи (мягко). Знаешь, я рад, что все так получилось. Несколько часов назад у меня были затруднения, огромные затруднения, которые я слишком устал решать. Теперь я свободен. Эту свободу я получил одним махом, сделав то, что даже не собирался делать.
Лэйло. Тебя все это совершенно не волнует?
Эстернэйзи. Если и волнует, это не страшно.
Лэйло. Так тебе страшно?
Эстернэйзи. Хотел бы, чтобы мне было страшно.
Лэйло. Почему ты ничего не делаешь? Позвони своим друзьям!
Эстернэйзи. Их реакция, моя дорогая, будет точно такой же, как твоя.
Лэйло. Ты меня же и осуждаешь?
Эстернэйзи. Вовсе нет. Я восхищаюсь тобой. Ты делаешь мое будущее таким простым — и таким легким.
Лэйло. Но, боже мой! Как же оплата моего нового «кадиллака»! И жемчуг, который ты должен был мне купить? И…
Эстернэйзи. И счет за номер. И счет за цветы. И за эту последнюю вечеринку, которую я устроил. И норковая шубка для Колет Дорсей.
Лэйло (подскакивая). Что-о?
Эстернэйзи. Моя дорогая, но ты же не думаешь, что ты была… единственной?
Лэйло (смотрит на него горящими глазами. Так смотрят, прежде чем закричать. Вместо этого внезапно закатывается издевательским хохотом). Думаешь, меня это заботит — теперь? Думаешь, я стану оплакивать жалкого…
Эстернэйзи (тихо). Не думаешь, что сейчас тебе лучше уехать домой?
Лэйло (яростным движением накидывает мех, бросается к двери, внезапно оборачивается). Позвони мне завтра, когда придешь в себя. Я отвечу, если мне захочется завтра.
Эстернэйзи. И если завтра я буду здесь, чтобы позвонить.
Лэйло. Что?
Эстернэйзи. Я сказал, и если завтра я буду здесь, чтобы позвонить.
Лэйло. Что ты имеешь в виду? Собираешься сбежать или…
Эстернэйзи (тихо, утверждающе). Или.
Лэйло. Ах, не веди себя, как дурак из мелодрамы! (Уходит, хлопая дверью.)
Эстернэйзи стоит неподвижно, глубоко задумавшись. Потом слегка вздрагивает, как бы очнувшись. Пожимает плечами. Уходит направо в спальню, оставив дверь открытой. Звонит телефон. Он возвращается, успев поменять пиджак от вечернего костюма на роскошный домашний жакет.
Эстернэйзи (снимает трубку). Алло! (Изумленно.)В такое время? Как ее зовут?.. Не говорит?.. Хорошо, пусть поднимается. (Кладет трубку. Зажигает сигарету. В дверь стучат. Он улыбается.) Войдите!
Входит Кэй Гонда. Улыбка исчезает с его лица. Он не двигается. Какое-то мгновение стоит, неподвижными пальцами держа у рта сигарету. Потом отбрасывает ее резким движением запястья — это единственное, чем он выражает свое удивление — и спокойно отвешивает светский поклон.
Эстернэйзи. Добрый вечер, мисс Гонда.
Кэй Гонда. Добрый вечер.
Эстернэйзи. Вуаль или темные очки?
Кэй Гонда. Что?
Эстернэйзи. Надеюсь, вы не позволили служащими внизу узнать вас?
Кэй Гонда (вдруг улыбается, достает из кармана очки). Темные очки.
Эстернэйзи. Гениальная идея.
Кэй Гонда. Что?
Эстернэйзи. Вы пришли сюда, чтобы спрятаться.
Кэй Гонда. Откуда вы знаете?
Эстернэйзи. Потому что это могло случиться только с вами. Потому что только вы одна обладаете тонким чувством, которое помогло вам распознать единственное искреннее письмо, которое я написал за всю жизнь.
Кэй Гонда (глядя на него). Единственное?
Эстернэйзи (открыто рассматривая ее, говорит будничным тоном, прозаично). Вы кажетесь выше, чем на экране, и менее настоящей. Волосы у вас светлее, чем я думал. Голос как будто на тон выше. Жаль, что камера не может верно отобразить цвет вашей губной помады. (Другим голосом, тепло и искренно.) А теперь, когда я выполнил свой долг фаната и среагировал, как полагается в таких случаях, садитесь и забудем о том, в каких мы необычных обстоятельствах.
Кэй Гонда. Вы действительно хотите, чтобы я тут осталась?
Эстернэйзи (глядя на комнату). Не самое плохое место. Вид из окна, правда, не очень и соседи сверху иногда шумят, но не часто. (Глядя на нее.) Нет, я не буду вам говорить, как я рад, что вы здесь. Я никогда не говорю о том, что много для меня значит. Слишком редко мне выпадала такая возможность. Я отвык.
Кэй Гонда (садясь). Спасибо.
Эстернэйзи. За что?
Кэй Гонда. За то, что вы не сказали.
Эстернэйзи. Знаете ли вы, что это я должен вас благодарить? Не только за то, что вы пришли, но и за то, что из всех ночей вы пришли именно в эту ночь.
Кэй Гонда. Почему?
Эстернэйзи. Возможно, Ваша жизнь дана вам, чтобы спасать чужие. (Пауза.) Очень давно — хотя нет, вот странно! — всего несколько минут назад я был готов убить себя. Не смотрите на меня так. Это не страшно. Но что страшно, так это чувство полного равнодушия, даже к смерти, даже к собственному равнодушию. А потом пришли вы… Думаю, я мог бы возненавидеть вас за это.
Кэй Гонда. Думаю, еще возненавидите.
Эстернэйзи (с внезапной горячностью и неожиданным чувством). Я не хочу опять гордиться собой. Я это бросил. Но теперь я горжусь. Только потому, что вижу вас здесь. Только потому, что случилось то, что я не считал возможным в этой жизни.
Кэй Гонда. Вы сказали, что не будете мне говорить, как рады меня видеть. Не говорите. Я не хочу это слышать. Я не могу слышать это так часто. Я никогда этому не верила. И не думаю, что поверила бы в эту ночь.
Эстернэйзи. Что означает, что вы всегда в это верили. Вы же знаете, верить лучшему в человеке — это неистребимое желание. Я хочу предупредить вас, чтобы вы этого не делали. Чтобы вы уничтожили в себе жажду чего-либо, кроме той гнили, которой живут все. Хочу, но не могу. Потому что вы никогда не сможете этого сделать. В этом ваше проклятие. И мое.
Кэй Гонда (и сердито и умоляюще). Я не хочу этого слышать!
Эстернэйзи (присаживаясь на край кресла, говорит мягко, легко). Знаете, когда я был молодым мальчиком — очень молодым, — я думал, что моя жизнь будет огромной и яркой. Мне хотелось преклониться перед своим будущим… (Пожимая плечами.) Это проходит.
Кэй Гонда. Проходит ли?
Эстернэйзи. Всегда. Но никогда до конца.
Кэй Гонда (смолкает и вдруг пылко и доверчиво). Однажды я увидела одного человека, когда была очень молодой. Он стоял на скале высокой горы. Стоял выгнувшись назад, вытянув руки, и показался мне произведением искусства на фоне неба. Он стоял неподвижный, в напряженной позе, как натянутая струна такой прекрасной ноты, какой людям никогда не доводилось слышать… Я никогда так и не узнала, кто это был. Я только знаю, что такой должна быть жизнь… (Ее голос замирает.)
Эстернэйзи (пылко). И?
Кэй Гонда (другим голосом). И я пришла домой, и моя мама накрывала ужин и была счастлива, потому что подливка для жаркого удалась. И она поблагодарила за это Бога… (Вскакивает, вдруг оборачивается к нему, сердито.) Не слушайте меня! Не смотрите на меня так!.. Я пыталась от этого избавиться. Я думала, что должна закрыть глаза и удержаться от чего-то и научиться жить, как другие. Чтобы стать, как они. Чтобы забыть. Я удержалась. От всего. Но не могу забыть человека на скале. Не могу!
Эстернэйзи. Мы никогда не сможем.
Кэй Гонда (пылко). Вы поняли? Я не одна? О господи! Не может быть, чтоб я была одна! (Внезапно тихо.) Почему вы от этого отказались?
Эстернэйзи. Почему люди от этого отказываются? Потому что это никогда не приходит. Что я получил взамен? Гоночные шлюпки, и лошадей, и карты, и женщин — все эти неверные союзники — проходящие радости. Все то, чего я никогда не хотел.
Кэй Гонда (мягко). Вы уверены?
Эстернэйзи. А больше ничего не было. Но если бы это пришло, если бы был шанс, последний шанс…
Кэй Гонда. Вы уверены?
Эстернэйзи (смотрит на нее, затем решительно подходит к телефону и снимает трубку). Глэдстон 2–1018… Алло, Карл?.. Те две каюты на «Императрицу Панамы», про которые ты мне говорил, ты все еще можешь это устроить? Да… да, хорошо… В полвосьмого?.. Там и встретимся… Я понял… Спасибо. (Кладет трубку. Кэй Гонда смотрит на него вопросительно. Он оборачивается к ней, говорит спокойно и буднично.) «Императрица Панамы» отправляется в Сан-Педро в половине восьмого утра. В Бразилию. Экстрадиция там не действует.
Кэй Гонда. Что вы намереваетесь сделать?
Эстернэйзи. Мы убежим вместе. Мы нарушители закона — мы оба. Теперь мне есть за что бороться. Мои предки позавидовали бы, если бы меня увидели. Потому что мой священный Грааль существует, он настоящий, живой, возможный. Только они не поняли бы. Это наш секрет. Ваш и мой.
Кэй Гонда. Вы не спросили моего согласия ехать.
Эстернэйзи. Мне не следует этого делать. Если я спрошу, у меня не будет права ехать с вами.
Кэй Гонда (мягко улыбается затем). Я хочу вам сказать.
Эстернэйзи (замолкает, смотрит на нее, пылко). Скажите.
Кэй Гонда (доверчиво глядя прямо на него, шепотом). Да, я хочу поехать.
Эстернэйзи (на мгновение ловит ее взгляд; затем, как будто умышленно отказавшись предаваться чувствам, кидает взгляд на часы и говорит опять будничным тоном.) Нам осталось подождать только несколько часов. Я разожгу огонь. Будет лучше. (Пытаясь разжечь огонь, весело.) Я соберу несколько вещей… Все необходимое вам можно будет купить на борту… У меня мало денег, но до утра мне удастся собрать несколько тысяч… Еще не знаю где, но я их достану…
Она садится в кресло перед огнем. Он на полу у ее ног и смотрит на нее.
В Бразилии ужасно яркое солнце. Надеюсь, вы не боитесь обгореть.
Кэй Гонда (счастливо и немного ребячливо). Всегда обгораю.
Эстернэйзи. Купим домик где-нибудь в джунглях. Забавно будет начать рубить деревья — это тот опыт, которого мне всегда не хватало. Я научусь этому. А ты научишься готовить.
Кэй Гонда. Научусь. Я научусь всему, что нам понадобится. Мы начнем заново, с начала мира — нашего мира.
Эстернэйзи. Тебе не страшно?
Кэй Гонда (улыбается). Ужасно страшно. Я ведь никогда раньше не была счастлива.
Эстернэйзи. Работа испортит тебе руки… твои прекрасные руки… (Он берет ее руку и поспешно роняет ее. Говорит с некоторым усилием, внезапно серьезно.) Я буду лишь твоим зодчим, твоим пажом и сторожевым псом. И ничем больше — пока не заслужу этого.
Кэй Гонда (глядя на него). О чем ты задумался?
Эстернэйзи (рассеянно). Я задумался о завтрашнем дне и о всех следующих днях… Это кажется так долго…
Кэй Гонда (весело). Я хочу дом на берегу моря. Ну или реки.
Эстернэйзи. С балконом в твоей комнате, над водой, который смотрит на рассвет… (невольно добавляет) и залитый лунным светом ночью…
Кэй Гонда. У нас не будет соседей… нигде… на много миль вокруг… Никто не станет глазеть на меня… Никто не станет платить, чтобы поглазеть на меня…
Эстернэйзи (понижая голос). Я никому не позволю на тебя глазеть… По утрам ты будешь плавать в море… одна… в зеленоватой воде… с первыми лучами солнца, падающими на твое тело… (Встает, наклоняется к ней, шепотом.) А потом я позову тебя в дом… на скалы… в мои объятья… (Хватает ее и страстно целует. Она отвечает на поцелуй. Он поднимает голову и тихо, цинично смеется.)Вот чего мы оба на самом деле хотим, ведь так? Зачем притворяться?
Кэй Гонда (смотрит на него непонимающе). Что?
Эстернэйзи. Зачем притворяться, что мы особенные? Мы ничем не лучше других. (Пытается еще раз поцеловать ее.)
Кэй Гонда. Пустите! (Вырывается.)
Эстернэйзи(с хохотом). Куда? Тебе некуда пойти!
Она смотрит на него недоверчиво широко открытыми глазами.
В конце концов, какая разница сейчас это будет или потом? Почему надо относиться к этому так серьезно?
Она поворачивается к двери. Он хватает ее. Она вскрикивает, он затыкает ей рот ладонью.
Успокойся! Тебе нельзя звать на помощь!.. Смертный приговор или… (Она истерически смеется.) Успокойся!.. В конце концов, какая мне разница, что ты будешь обо мне думать?.. Зачем мне думать о завтрашнем дне?
Она вырывается, бежит и выскакивает за дверь. Он остается неподвижен. Слушает ее смех и громкие, неосторожные шаги.
Занавес
Сцена 3
На экране письмо, написанное крутым, неровным почерком:
«Дорогая мисс Гонда!
Это письмо адресовано Вам, но я пишу его себе самому.
Пишу и думаю, что обращаюсь к той женщине, которая является единственным оправданием для существования этого мира и у которой есть мужество быть этим оправданием. К женщине, которая не надевает маску великолепия и величия на несколько часов, чтобы потом вернуться к действительности детей-ужинов-футбола-и-Бога. К женщине, которая ищет это великолепие каждую минуту и с каждым шагом. Это женщина, для которой жизнь не проклятие и не торговля, а гимн.
Мне ничего не нужно, кроме как знать, что такая женщина существует. И я написал эти строки, хотя, может быть, Вы не возьмете на себя труда их прочесть или прочтете, но не поймете меня. Я не знаю, какая вы. Но я пишу вам такой, какой вы могли бы быть.
Огни гаснут, экран исчезает и сцена представляет чердак Джонни Дауэса. Это грязное, непривлекательного вида помещение с низким косым потолком и темными стенами с потрескавшейся штукатуркой. Чердак такой пустой, что производит впечатление необитаемого и кажется малореальным. Узкая железная кровать у правой стены, сломанный стол и несколько ящиков вместо стульев. Слева в глубине узкая дверь. Вся центральная стена представляет собой большое окно, разделенное рамой на маленькие квадраты. Из него с высоты вид на Лос-Анджелес. За темными контурами небоскребов на небе видна первая розовая полоска рассвета. Когда загорается свет, сцена пустая и полутемная. Мы плохо различаем интерьер комнаты и видим только потрясающую панораму сияющего огнями Лос-Анджелеса. Она должна привлекать внимание так, чтобы зритель забыл о комнате, и казалось, что место действия — город и небо. (Во время сцены небо медленно светлеет и полоска рассвета растет.)
Слышны шаги, поднимающиеся по лестнице. Под дверью приближающийся огонек. Дверь открывается, входит Кэй Гонда. За ней, шаркая ногами, входит миссис Моноген, старая хозяйка дома, со свечой в руке. Она ставит свечу на стол и стоит, переводя дыхание, как после подъема по крутой лестнице, с любопытством рассматривая Кэй Гонду.
Миссис Моноген. Ну, пожалте. Это здесь.
Кэй Гонда (медленно оглядывая комнату). Спасибо.
Миссис Моноген. А вы его родственница, да?
Кэй Гонда. Нет.
Миссис Моноген (злорадно). Так я и думала.
Кэй Гонда. Я никогда его не видела.
Миссис Моноген. Так я тебе скажу! Нехороший он. Он, нехороший! Бездельник-то, настоящий, он-то. Платить — это никогда. На одной работе больше двух недель не держат.
Кэй Гонда. Когда он вернется?
Миссис Моноген. В любую минуту… или никогда, откуда я знаю? Всю ночь носится, а где, один бог знает. По улицам, лодырь, шляется, по улицам. Придет, как пьяный. Но не пьяный, не! Я знаю, не пьет он.
Кэй Гонда. Я его подожду.
Миссис Моноген. Располагайся. (Смотрит на нее недобрым взглядом.) Что ль, работу ему хочешь предложить?
Кэй Гонда. Нет, у меня нет для него работы.
Миссис Моноген. Опять ему пинка дали, три дня назад. А была хорошая работа — посыльным. И надолго? Не-е. Так же официантом в «Гамбургеры Луи». Говорю тебе, нехороший. Я-то уж знаю. Получше тебя.
Кэй Гонда. Я его совсем не знаю.
Миссис Моноген. А что его с работы гонят, я их не осуждаю. Странный он. Не посмеяться, не пошутить. (Конфиденциально.) Знаешь, что мне начальник из «Гамбургеров»-то сказал? «Этот сопляк много о себе воображает, — сказал Луи, которого гамбургеры-то. — От него постоянного официанта в дрожь бросает».
Кэй Гонда. Это Луи, которого гамбургеры, так сказал?
Миссис Моноген. Чистую правду говорю. (Конфиденциально.) А знаешь что? Он же в колледже учился, парень. И не поверишь, что учился, а такую работу берет. Чему учился, один бог знает. И проку никакого. И… (Прерывается, прислушивается. Шаги поднимаются по лестнице.) Вот он! Других таких бесстыжих нет, в такое время домой являться. (У двери.) Подумай-ка. Может, сможешь для него что сделать. (Уходит.)
Входит Джонни Дауэс. Это высокий, стройный человек, немного моложе тридцати; узкое лицо с выпирающими скулами, твердо сомкнутые губы, чистый, открытый взгляд. Они долго смотрят друг на друга.
Джонни (медленно, спокойно, без удивления или любопытства в голосе). Добрый вечер, мисс Гонда.
Кэй Гонда (не может оторвать от него взгляд, и это в ее голосе звучит изумление). Добрый вечер.
Джонни. Пожалуйста, садитесь.
Кэй Гонда. Вы не хотите, чтобы я здесь осталась.
Джонни. Вы стоите.
Кэй Гонда. Вы не спрашиваете, почему я пришла.
Джонни. Вы здесь. (Он садится.)
Кэй Гонда (вдруг подходит к нему, берет в руки его лицо и поднимает его). Что случилось, Джонни?
Джонни. Теперь ничего.
Кэй Гонда. Ты не должен быть так рад меня видеть.
Джонни. Я знал, что ты придешь.
Кэй Гонда (отходит от него и устало падает на кровать. Смотрит на него и улыбается, не весело и не дружелюбно). Люди говорят, что я звезда.
Джонни. Да.
Кэй Гонда. Говорят, у меня есть все, о чем можно мечтать.
Джонни. А у тебя есть?
Кэй Гонда. Нет. Но откуда ты знаешь?
Джонни. Откуда ты знаешь, что я знаю?
Кэй Гонда. Ты ведь, Джонни, никогда не смущаешься, когда говоришь с людьми?
Джонни. Нет. Очень смущаюсь. Всегда. Я не знаю, что им сказать. Но я не смущаюсь — сейчас.
Кэй Гонда. Я очень плохая женщина, Джонни. Все, что ты обо мне слышал, правда. Все и еще больше. Я пришла сказать тебе, чтобы ты не думал обо мне то, что написал в письме.
Джонни. Ты пришла сказать, что все, что я написал в письме, правда. Все и еще больше.
Кэй Гонда (с жестким смехом). Дурак! Я тебя не боюсь… Ты знаешь, что я получаю двадцать тысяч долларов в неделю?
Джонни. Да.
Кэй Гонда. Ты знаешь, что у меня пятьдесят пар туфель и три дворецких?
Джонни. Я догадывался.
Кэй Гонда. Знаешь, что мои портреты есть во всех городах мира?
Джонни. Да.
Кэй Гонда (с яростью). Не смотри на меня так!.. Ты знаешь, что люди платят миллионы, чтобы посмотреть на меня? Мне не нужно твое одобрение! У меня масса поклонников! Я для них очень много значу!
Джонни. Ты ничего для них не значишь. И ты это знаешь.
Кэй Гонда (смотрит на него почти с ненавистью). Я это знала, час назад. (Поворачивается к нему.) Почему ты ничего у меня не спрашиваешь?
Джонни. Что ты хочешь, чтобы я спросил?
Кэй Гонда. Почему не попросишь меня устроить тебя на работу в киноиндустрии, например?
Джонни. Единственное, о чем я мог бы тебя попросить, ты для меня уже сделала.
Кэй Гонда (жестко смеется, говорит новым, странным для нее, неестественно будничным тоном). Ладно, Джонни, не будем валять дурака. Я скажу тебе кое-что. Я убила человека. Опасно прятать убийцу. Почему ты меня не гонишь?
Он сидит и молча смотрит на нее.
Нет? Это не работает? Ну что же, посмотри на меня. Я самая красивая женщина, какую ты когда-либо видел. Хочешь переспать со мной? Почему нет? Прямо сейчас. Я не стану сопротивляться.
Он не двигается.
Тоже нет? Ну слушай: знаешь ли ты, что за мою голову назначено вознаграждение? Почему бы тебе не вызвать полицию и не сдать меня? Устроишь свою жизнь.
Джонни(мягко). Ты так несчастлива?
Кэй Гонда.(идет к нему и падает у его ног на колени). Помоги мне, Джонни!
Джонни (опускается на пол рядом с ней, кладет руки ей на плечи, спрашивает мягко). Почему ты пришла?
Кэй Гонда (поднимает голову). Джонни. Если все вы, кто видит меня на экране, слышите слова, которые я говорю, и обожаете меня за них — то где их слышу я? Где мне их услышать, чтобы идти дальше? Я хочу видеть настоящее, живое, а в доме, где я провожу свои дни, я создаю это счастье, как иллюзию! А я хочу настоящее! Я хочу знать, что есть кто-то где-то, кто тоже хочет его! Или какой толк его видеть, и работать, и сгорать ради невозможного видения? Душе тоже нужна пища. Я могу иссякнуть.
Джонни (встает, ведет ее к кровати, усаживает, стоит около нее). Я хочу сказать тебе только одно: на свете мало людей, которые видят тебя и понимают. Мало кто придает смысл своей жизни. Остальные — остальные такие, какими ты их видишь. У тебя есть долг. Жить. Просто оставаться на земле. Чтобы они знали, что ты существуешь и можешь существовать. Бороться, даже если нет надежды. Нам нельзя бросать землю на тех остальных.
Кэй Гонда (глядя на него, мягко). Кто ты, Джонни?
Джонни (изумленно). Я?.. Я никто.
Кэй Гонда. Откуда ты?
Джонни. У меня где-то был дом и родители. Я плохо помню их… Я плохо помню все, что когда-либо со мной происходило. Нет такого дня, который стоит вспоминать.
Кэй Гонда. У тебя нет друзей?
Джонни. Нет.
Кэй Гонда. У тебя нет работы?
Джонни. Есть… нет, меня уволили три дня назад. Я забыл.
Кэй Гонда. Где ты жил раньше?
Джонни. Во многих местах. Я со счета сбился.
Кэй Гонда. Ты ненавидишь людей, Джонни?
Джонни. Нет. Я никогда их не замечаю.
Кэй Гонда. О чем ты мечтаешь?
Джонни. Какая польза мечтать?
Кэй Гонда. Какая польза жить?
Джонни. Никакой. Но кто в этом виноват?
Кэй Гонда. Те, кто не умеет мечтать.
Джонни. Нет. Те, кто умеет только мечтать.
Кэй Гонда. Ты очень несчастлив?
Джонни. Нет… Думаю, тебе не стоит задавать мне такие вопросы. Ты ни на один из них не получишь нормального ответа.
Кэй Гонда. Один великий человек сказал: «Я люблю тех, кто не знает, как сегодня жить».
Джонни (тихо). Я думаю, я человек, которому не следовало родиться на свет. Это не жалоба. Мне не страшно, и я не жалею. Но мне часто хотелось умереть. У меня нет желания ни изменить мир, ни быть его частью, когда он такой, как есть. У меня никогда не было такого оружия, как у вас. Я не нашел даже желания найти оружие. Я хотел бы уйти спокойно и по собственному желанию.
Кэй Гонда. Я не хочу слушать, как ты это говоришь.
Джонни. Меня всегда здесь что-то удерживало. Что-то, что должно было прийти ко мне, прежде чем я уйду. Я хочу помнить одну-единственную минуту, которая была моей, а не их. Не их унылые маленькие радости. Минута восторга, полного и абсолютного, минута, которую нельзя продлить… Они никогда не давали мне жизни. Я всегда надеялся, что сам выберу себе смерть.
Кэй Гонда. Не говори так. Ты мне нужен. Я здесь. Я никогда не позволю тебе уйти.
Джонни (после паузы, глядя на нее странным новым взглядом, сухо). Ты? Ты убийца, которую однажды поймают и повесят.
Она смотрит на него, потрясенная. Он подходит к окну, стоит и смотрит в него. За окном теперь день. Лучи света, как нимб, вокруг темных силуэтов небоскребов. Он вдруг, не поворачиваясь к ней, спрашивает.
Ты его убила?
Кэй Гонда. Нет необходимости об этом говорить.
Джонни (не оборачиваясь). Я был знаком с Грэнтоном Сэерсом. Я один раз работал на него, подавал мячи и клюшки в клубе для гольфа в Санта-Барбаре Тяжелый человек.
Кэй Гонда. Он был очень несчастным человеком, Джонни.
Джонни (оборачиваясь к ней). Кто-нибудь присутствовал?
Кэй Гонда. Где?
Джонни. Когда ты его убила?
Кэй Гонда. Обязательно об этом говорить?
Джонни. Это то, что я должен знать. Кто-нибудь видел, как ты его убила?
Кэй Гонда. Нет.
Джонни. У полиции на тебя что-нибудь есть?
Кэй Гонда. Нет. Кроме того, о чем я могла бы им рассказать. Но я им не скажу. И тебе тоже. Не теперь. Не спрашивай меня.
Джонни. Какое вознаграждение назначили за твою голову?
Кэй Гонда (после паузы, странным голосом). Что ты сказал, Джонни?
Джонни (спокойно). Я спросил, какое вознаграждение назначили за твою голову?
Она молчит, уставившись на него.
Не важно. (Он подходит к двери, открывает ее, кричит.) Миссис Моноген! Пойдите сюда!
Кэй Гонда. Что ты делаешь?
Он не отвечает и не смотрит на нее. Миссис Моноген шаркающими шагами поднимается по лестнице и появляется в дверях.
Миссис Моноген (сердито). Чего надо?
Джонни. Миссис Моноген, слушайте внимательно. Спуститесь к своему телефону. Вызовите полицию. Скажите им, чтобы скорее приехали. Скажите, Кэй Гонда здесь. Вы поняли? Кэй Гонда. Ну, поспешите.
Миссис Моноген (ошеломленно). Да, сэр… (Быстро уходит.)
Джонни закрывает дверь, поворачивается к Кэй Гонде. Она бросается к двери. Между ними стол. Он открывает ящик, достает пистолет и наводит на нее.
Джонни. Стой на месте.
Она не двигается. Он возвращается к двери и запирает ее. Она вдруг как-то поникает, продолжая стоять.
Кэй Гонда (не глядя на него, ровным безжизненным голосом). Убери его. Я не буду пытаться сбежать.
Он сует пистолет в карман и стоит, глядя на дверь. Она садится спиной к нему.
Джонни (быстро). У нас осталось около трех минут. Я теперь думаю о том, что с нами ничего не случалось и не случится. Минуту назад мир остановился, и он будет неподвижен еще три минуты. Но это — этот перерыв наш. Ты здесь. Я смотрю на тебя. Я увидел твои глаза и всю правду, доступную людям.
Она роняет голову на руки.
Прямо сейчас на земле нет других людей. Только ты и я. Нет ничего, кроме мира, в котором мы живем. Один раз вдохнуть этот воздух, двигаться, слышать свой собственный голос не отвратительным и не страдающим… Я никогда не знал благодарности. Но теперь из всех слов я хочу сказать тебе только три: я благодарю тебя. Когда уйдешь, помни, что я тебя поблагодарил. Помни, что бы ни случилось в этой комнате…
Она прячет лицо в ладони. Он молча стоит, голова откинута назад, глаза закрыты.
Слышны быстрые шаги, поднимающиеся по лестнице. Джонни и Кэй не двигаются. Громкий, энергичный стук в дверь. Джонни оборачивается, отпирает дверь и открывает ее. Входит капитан полиции, за ним два полицейских. Кэй Гонда встает, глядя на них.
Капитан. Господи Иисусе!
Они смотрят на нее, ошеломленные.
Полицейский. А я думал, опять ложный звонок!
Капитан. Мисс Гонда, я чрезвычайно рад вас видеть. Мы с ног сбились в…
Кэй Гонда. Уведите меня отсюда. Куда угодно.
Капитан (делая шаг к ней). Ну, у нас нет…
Джонни (тихо, но с суровым приказом в голосе, так что все оборачиваются к нему). Отойдите от нее. (Капитан останавливается. Джонни показывает полицейскому на стол.) Сядьте. Возьмите ручку и бумагу.
Полицейский смотрит на капитана, тот кивает, сбитый с толку. Полицейский выполняет.
Теперь пишите. (Диктует медленно, ровным безэмоциональным голосом) Я, Джон Дауэс, признаюсь, что в ночь на пятое мая, находясь в здравом уме и действуя предумышленно, убил Грэнтона Сэерса, в Санта-Барбаре, в Калифорнии.
Кэй Гонда облегченно выдыхает и охает сразу.
Последние три ночи меня не было дома, что может подтвердить моя хозяйка, миссис Моноген. Она также может подтвердить, что третьего мая меня уволили с работы в отеле «Аламбра».
Кэй Гонда вдруг начинает смеяться. Это самый легкий и счастливый смех на свете.
Год назад я работал у Грэнтона Сэерса, в гольф-клубе «Гриндэйл» в Санта-Барбаре. Будучи без работы и сильно нуждаясь в деньгах, я вечером пятого мая пришел к Грэнтону Сэерсу и попытался шантажировать его, угрожая, что придам огласке некую информацию, которая у меня есть. Он отказался дать мне денег, даже под угрозой пистолета. Я выстрелил в него. От пистолета я избавился, выбросив его в океан по дороге из Санта-Барбары. Я один совершил это преступление. Никто другой не был к этому причастен. (Добавляет.) Все записали? Дайте мне.
Полицейский дает ему признание. Джонни подписывает.
Капитан (он не может прийти в себя). Мисс Гонда, вам есть что сказать по этому поводу?
Кэй Гонда (истерично). Не спрашивайте меня! Не сейчас! Не говорите со мной!
Джонни (отдает признание капитану). Будьте добры, позвольте мисс Гонде уйти немедленно.
Капитан. Минутку, мой мальчик! Не так быстро. Вы еще многое должны объяснить. Как вы попали в дом Сэерса? И как оттуда выбрались?
Джонни. Я сказал вам все, что собирался сказать.
Капитан. В каком часу вы произвели выстрел? И что здесь делает мисс Гонда?
Джонни. Вы знаете все, что вам надо знать. Вы знаете достаточно, чтобы не впутывать в это дело мисс Гонду. У вас мое признание.
Капитан. Конечно. Но вам придется доказать это.
Джонни. Оно остается признанием, даже если я предпочту ничего не доказывать.
Капитан. Будешь упрямится, э? Ну ничего, в участке все расскажешь. Пошли, ребята.
Кэй Гонда (выступая вперед). Подождите! Теперь вы должны послушать меня. Я хочу сделать заявление. Я…
Джонни (отступает, выдергивает из кармана пистолет, наводит на них). Стоять спокойно всем. (Кэй Гонде.) Не двигайся. Не говори ни слова.
Кэй Гонда. Джонни! Ты не знаешь, что делаешь! Подожди, любимый! Убери пистолет.
Джонни (улыбается ей, не опуская пистолет). Я услышал. Спасибо.
Кэй Гонда. Я тебе все расскажу! Ты не знаешь! Я в безопасности!
Джонни. Я знаю, что ты в безопасности. Будешь. Отойди. Не бойся. Я никого не раню.
Она подчиняется.
Я хочу, чтобы вы все смотрели на меня. Через много лет вы сможете рассказывать об этом своим внукам. Вы видите нечто, чего никогда больше не увидите, и они не увидят — человека, который абсолютно счастлив! (Наводит на себя пистолет, стреляет, падает.)
Занавес
Сцена 4
Холл в резиденции Кэй Гонды. С высоким потолком, пустой, по-современному аскетичный. Никакой мебели, никаких украшений. Передняя часть — это длинная приподнятая платформа, горизонтально разделяющая комнату, и три широкие продолговатые ступеньки, ведущие на авансцену. Высокие прямоугольные колонны поднимаются впереди по бокам ступеней. Дверь в дом в глубине слева. Вся задняя стена представляет собой широкие оконные стекла, посредине входная дверь. За домом узкая тропинка между острыми скалами, тонкая полоска высокого берега и вид на океан и пылающее закатом небо. В холле полутьма. Единственное освещение — закат в окне. Мик Уотс сидит на верхней ступеньке, наклонившись к величественного вида дворецкому, который сидит внизу, на полу, с прямой спиной, держа в руке поднос с полным стаканом виски с содовой. У Мика Уотса расстегнут воротничок рубашки, галстук развязан, волосы встрепаны. Он яростно комкает в руке газету.
Он трезв.
Мик Уотс (продолжая разговор, который длится уже какое-то время, говорит ровным, безэмоциональным, монотонным голосом, серьезно и конфиденциально). …И король позвал всех их и собрал вокруг своего трона и сказал: «Я устал, и меня тошнит от этого. Я устал от своего королевства, где нет ни одного человека, которым стоило бы править. Я устал от своей бесцветной толпы, потому что ни одного луча славы нет на моей земле»… Знаешь, придурковатый был король. Некоторые вопят, как он, и вышибают свои куриные мозги из головы. Другие сражаются, как собака, которая гоняется за тенью, прекрасно зная, что тени не существует, но все равно гоняется… их сердца пусты, а ступни кровоточат. Так вот, король сказал им на смертном одре — а, нет, на смертном одре он был в другой раз, а тогда сказал: «Это конец, но я все еще надеюсь. Конца нет. Вечно буду я надеяться… вечно… вечно». (Внезапно смотрит на дворецкого, как будто только что его заметил, и спрашивает совершенно другим голосом, указывая на него.) Какого дьявола ты тут делаешь?
Дворецкий (вставая). Могу я заметить, сэр, что вы проговорили час с четвертью?
Мик Уотс. Я?
Дворецкий. Вы, сэр. Так что можно меня извинить, что я осмелился присесть.
Мик Уотс (удивленно). Ну и ну, вы все это время здесь были?
Дворецкий. Да, сэр.
Мик Уотс. Но изначально для чего-то же вы пришли?
Дворецкий (протягивая поднос). Ваш виски, сэр.
Мик Уотс. А! (Тянется за стаканом, но останавливается швыряет в дворецкого скомканной газетой, спрашивает) Вы это уже читали?
Дворецкий. Да, сэр.
Мик Уотс (отталкивает поднос в сторону, тот падает стакан разбивается). Иди к черту! Я не хочу виски!
Дворецкий. Но вы приказали принести, сэр.
Мик Уотс. Все равно иди к черту! (Поскольку дворецкий пытается забрать поднос.) Проваливай отсюда! Не важно! Проваливай! Сегодня я не хочу видеть ничьи рыла!
Дворецкий. Да, сэр. (Уходит налево.)
Мик Уотс расправляет газету, смотрит на нее, опять яростно комкает. Слышны приближающиеся шаги. Снаружи появляется Фредерика Сэерс, она торопливо подходит к двери; в руках у нее газета. Мик Уотс идет к двери и открывает ее прежде, чем она успевает позвонить.
Мисс Сэерс. Добрый вечер.
Он не отвечает, впускает ее, закрывает дверь и стоит, молча глядя на нее. Она оглядывается, затем смотрит на него как-то безразлично.
Мик Уотс (не двигаясь). Ну?
Мисс Сэерс. Это резиденция мисс Кэй Гонды?
Мик Уотс. Это.
Мисс Сэерс. Могу я видеть мисс Гонду?
Мик Уотс. Нет.
Мисс Сэерс. Я мисс Сэерс. Мисс Фредерика Сэерс.
Мик Уотс. Мне все равно.
Мисс Сэерс. Не будете ли вы так любезны передать мисс Гонде, что я здесь? Она дома?
Мик Уотс. Ее нет.
Мисс Сэерс. Когда вы ее ждете назад?
Мик Уотс. Я ее не жду.
Мисс Сэерс. Добрый человек, это становится нелепым!
Мик Уотс. Это нелепо. Вам лучше уйти отсюда.
Мисс Сэерс. Сэр?!
Мик Уотс. Она придет с минуты на минуту. Я знаю, что придет. И говорить сейчас не о чем.
Мисс Сэерс. Добрый человек, вы осознаете…
Мик Уотс. Я осознаю все, что осознаете вы, и еще кое-что. И я вам говорю, сделать ничего нельзя. Не беспокойте ее сейчас.
Мисс Сэерс. Могу я спросить, кто вы и о чем говорите?
Мик Уотс. Кто я не имеет значения. Говорю я об (показывает на газету) этом.
Мисс Сэерс. Да, я это читала, и должна сказать, это весьма странно и…
Мик Уотс. Странно? Черт, это чудовищно! Вы и половины не знаете!.. (Спохватывается, добавляет ровно.) Я тоже.
Мисс Сэерс. Послушайте, я должна разобраться до конца. Это зайдет слишком далеко и…
Мик Уотс. Это зашло слишком далеко.
Мисс Сэерс. В таком случае, я должна…
Изнутри входит Кэй Гонда. Она одета так же, как во всех предыдущих сценах. Она спокойна, но очень устала.
Мик Уотс. Ах вот вы где! Я знал, что вы сейчас вернетесь!
Кэй Гонда (тихим, ровным голосом). Добрый вечер, мисс Сэерс.
Мисс Сэерс. Мисс Гонда, это первый вздох облегчения, который я могу испустить за два дня! Никогда не думала, что настанет время, когда я буду так рада вас видеть! Но вы должны понять…
Кэй Гонда (равнодушно). Я знаю.
Мисс Сэерс. Вы должны понять, что я не могла предвидеть такого поразительного развития событий. Было невероятно любезно с вашей стороны, что вы стали прятаться, но у вас не было необходимости прятаться от меня.
Кэй Гонда. Я ни от кого не пряталась.
Мисс Сэерс. Но где вы были?
Кэй Гонда. Не здесь. Это не имело отношения к смерти мистера Сэерса.
Мисс Сэерс. Но когда вы услышали эти абсурднейшие слухи, обвиняющие вас в убийстве, вам следовало сразу же прийти ко мне! Когда в ту ночь в моем доме я попросила вас не открывать подробности гибели моего брата, у меня и мысли не было, какое подозрение может вызвать ваше молчание. Я все делала, чтобы связаться с вами. Пожалуйста, поверьте, что не я пустила эти слухи.
Кэй Гонда. Я никогда не думала, что это вы.
Мисс Сэерс. Интересно, кто их пустил?
Кэй Гонда. Интересно.
Мисс Сэерс. Я должна извиниться перед вами. Я уверена, вы думали, что мой долг немедленно открыть правду, но вы знаете, почему мне пришлось молчать. Однако дело закрыто, и я подумала, что вы первая, кому я должна сказать то, что теперь свободна говорить.
Кэй Гонда (равнодушно). Очень мило с вашей стороны.
Мисс Сэерс (поворачивается к Мику Уотсу). Молодой человек, скажите на своей нелепой студии, что мисс Гонда не убивала моего брата. Скажите, что они смогут прочесть его письмо, написанное перед самоубийством, в завтрашних газетах. Он написал, что больше у него нет желания бороться, поскольку его бизнес прогорел и единственная женщина, которую он когда-либо любил, отказалась выйти за него замуж.
Кэй Гонда. Простите, мисс Сэерс.
Мисс Сэерс. Это не упрек, мисс Гонда. (Мику Уотсу.) Полиция Санта-Барбары все знала, но они обещали мне молчать. Я должна была какое-то время не придавать огласке самоубийство брата, потому что я вела переговоры по слиянию…
Мик Уотс. …с «Юнайтед Калифорния Ойл», и вы не хотели, чтобы они узнали об отчаянном положении компании Сэерса. Очень умно. Теперь вы закрыли дело и обжулили «Юнайтед Калифорния». Поздравляю.
Мисс Сэерс (пораженная, Кэй Гонде). Этот своеобразный джентльмен все знал?
Мик Уотс. А что, это еще не понятно?
Мисс Сэерс. Тогда, ради всего святого, почему вы позволили всем подозревать мисс Гонду?
Кэй Гонда. Не думаете ли вы, мисс Сэерс, что лучше это больше не обсуждать? Это прошло. Это прошлое. Оставим это, как есть.
Мисс Сэерс. Как хотите. Хочу задать вам только один вопрос. Это совершенно сбило меня с толку. Думаю, возможно, вы об этом что-то знаете. (Показывает газету.) Это. Эта невероятная история… мальчик, о котором я никогда не слышала, убивает себя… это оговор… признание… Что это значит?
Кэй Гонда (ровным голосом). Не знаю.
Мик Уотс. Что?
Кэй Гонда. Никогда о нем не слышала.
Мисс Сэерс. Ну тогда я могу это объяснить только как акт эксцентричного человека, ненормального ума…
Кэй Гонда. Да, мисс Сэерс. Ненормальный ум.
Мисс Сэерс (после паузы). Ну, если вы прощаете меня, мисс Гонда, я хотела бы пожелать вам спокойной ночи. Я немедленно отдам свое заявление в газету и полностью обелю ваше имя.
Кэй Гонда. Спасибо, мисс Сэерс. Спокойной ночи.
Мисс Сэерс (поворачиваясь к двери). Удачи вам во всем, что вы делаете. Вы были так мужественны в тяжелых обстоятельствах. Позвольте поблагодарить вас.
Мик Уотс (свирепо) Ну?
Кэй Гонда. Не мог бы ты пойти домой, Мик? Я очень устала…
Мик Уотс. Я надеюсь, вы…
Кэй Гонда. По дороге позвони на студию. Скажи, что я подпишу контракт завтра.
Мик Уотс. Я надеюсь, вы хорошо провели время! Надеюсь, вам понравилось! А с меня хватит!
Кэй Гонда. Увидимся на студии в девять.
Мик Уотс. С меня хватит! Господи, хоть бы я уволился!
Кэй Гонда. Ты знаешь, что никогда не уволишься, Мик.
Мик Уотс. В этом и проклятие! Что вы тоже это знаете! Почему я служу вам, как пес, и буду служить, как пес, до конца жизни? Почему не могу противостоять ни одной вашей безумной прихоти? Почему должен идти и распускать слухи об убийстве, которого вы никогда не совершали? Только потому, что вы хотите что-то найти? Ну, и нашли вы это?
Кэй Гонда. Да.
Мик Уотс. Что вы нашли?
Кэй Гонда. Сколько человек посмотрело мою последнюю картину? Ты помнишь цифры?
Мик Уотс. Семьдесят пять миллионов шестьсот тысяч триста двенадцать.
Кэй Гонда. Так вот, Мик, шестьдесят пять миллионов шестьсот тысяч людей ненавидят меня. Они ненавидят меня в своей душе за то, что видят во мне то, что они предали. Для них я ничто, только живой укор… Но есть триста двенадцать других — а может быть, только двенадцать. Мало кто хочет, чтобы возвышенное было возможно, и не возьмут меньше и не станут жить по-другому… Это с ними я завтра подписываю контракт. Нам нельзя оставлять землю всем другим.
Мик Уотс (подбирая газету). А что с этим?
Кэй Гонда. Я тебе ответила.
Мик Уотс. Но ты убийца, Кэй Гонда! Ты убила этого мальчика!
Кэй Гонда. Нет, Мик, не я одна.
Мик Уотс. Но бедный дурень думал, что спас твою жизнь!
Кэй Гонда. Он спас.
Мик Уотс. Что?!
Кэй Гонда. Он хотел умереть, чтобы я могла жить. Именно так он и сделал.
Мик Уотс. Но ты хоть понимаешь, что наделала?
Кэй Гонда(медленно, глядя мимо него). Это, Мик, самый добрый поступок в моей жизни.
Занавес
1934 г.