«Когда буйволенка в телегу запрягут, он тоже поначалу упирается, — говорил он Виранне. — Палки попробует — и будет знать дорогу».
Нечесаный, красный от натуги, Бабу таскал обрубки брусьев. Его точила мысль о том, что он отказался от убийства Виранны.
— Убьешь — полицейские тебя в тюрьму посадят, — сказала ему Ганги. Бабу испугался.
Однажды, вернувшись домой, Бабу заявил Ганги:
— Твой отец — подонок!
— Почему? — рассердилась Ганги.
— Такие тяжелые брусья таскать заставляет. У меня все тело ломит, — разрыдался мальчик.
Ганги сказала:
— И верно, подонок. А знаешь, если пальмового вина выпить, то всякая боль проходит.
— Кто тебе сказал?
— Мой отец тоже ведь на работе устает. Так он каждый день напивается.
— А где вино достать?
— Говорят, Полерамма продает в переулке за храмом… Рупию ей дай — нальет…
— И ты пила?
— Зачем мне?
Бабу проснулся в полночь. Ломило тело, особенно болело плечо, на котором он таскал брусья. «Если бы выпить вина, — подумал он. — Рупию надо…»
Все в доме спали бесшумно, только Гауринатхам храпел. Бабу встал тихонько, подошел к сумке, висящей на стене, запустил в нее руку. Пол заскрипел…
— Что такое! — вскочил на ноги Гауринатхам. — Вор в моем доме! Ты что делаешь?
— Мне рупию нужно…
— Зачем?!
Бабу молчал. Гауринатхам схватил мальчика за шиворот и стал трясти его. Вдруг Бабу схватил палку и замахнулся на Гауринатхама. Тот от неожиданности выпустил мальчика.
— Ах ты щенок паршивый! Убирайся!
Бабу выбежал из хижины. «Возьми мою губную гармошку!» — закричала ему вслед Ганги. Бабу не откликнулся.
Через некоторое время в хижине все опали; грозно храпел во сне Гауринатхам. Кругом сгустилась тьма, i в этой тьме растворилась маленькая фигурка.
Вор
Луна светила тускло, и под деревьями было совсем темно. Гопалан вышел из черной тени, небольшой ноя блеснул у него на бедре. Он был уверен в себе и настроен решительно: ведь предварительно он опрокинул пару стаканов дешевого вина для храбрости.
Гопалан хотя и не учился в школе, однако был не глуп — в такие дела никогда не пускался очертя голову, а действовал по хорошо обдуманному плану.
В этом доме муж приходил поздно. Гопалан следил уже целую неделю и убедился, что тот каждый день засиживается в клубе за картами. Жена спала в комнатке при кухне, которая выходила прямо в большое двор. Там можно было укрыться в тени деревьев. Проникнуть в кухню Гопалан задумал следующим образом: он поскребется в дверь; разбуженная хозяйка подумает что это кошка, и приоткроет ее; тут Гопалан мигом просунет в щель нож и потребует у нее браслет или ожерелье, а потом скроется в саду.
Гопалан твердо полагался на свой план. Район был отдаленный от центра, время позднее — уже кончился последний сеанс в кинотеатрах, закрылись лавки и кафе, на улицах было совсем безлюдно, в домах — темно.
Моральные соображения ничуть не беспокоили Гопалана: он не считал воровство ни грехом, ни преступлением. В тюрьму, однако, попасть боялся, поэтому так тщательно обдумывал планы своих предприятий.
Облюбованный им дом в тусклом лунном свете был похож на гигантскую черепаху. В соответствии со своим планом Гопалан вошел во двор и по дорожке среди банановых и кокосовых деревьев подошел к дверям кухни. Из дома слышались голоса. Гопалан, удивленный, остановился. Разговор был резким. Гопалан решил переждать: может быть, это любовник, явившийся в отсутствие мужа, тогда он побоится задерживаться и вскоре уйдет. В доме заговорили еще громче. В голосе женщины слышался страх, мужчина сердился и чего-то требовал. Гопалан подтянулся на ветке дерева и, толкнув приоткрытую створку окна, спрыгнул в кухню. Теперь он ясно слышал слова:
— Не надо, послушайте меня…
— Отдай, добром говорю.
— Вы ведь все проиграли в карты. С самой свадьбы ни покоя, ни счастья. Все мое приданое проиграли, в доме ничего нет…
— Ты что мне лекцию читаешь, шлюха?! Отдай!
— Ведь только этот браслет у нас и остался. Что со мной будет? А с вашим сыном? Пожалейте хоть его! Да и куда вам еще идти — уже двенадцать часов. Мне одной в доме страшно. Ложитесь лучше спать.
Мужской голос зазвучал еще грубее, еще жестче:
— Отдавай, а не то придушу!
— Не отдам.
— Не отдашь?!
— Ни за что не отдам. Это из моего приданого, моя собственность.
И женщина продолжала умолять то нежно, то жалобно. Голос ее проникал в самое сердце Гопалана. Что за скотина ее муж!
— Это все, что у нас осталось. Землю, которую мне родные дали, вы продали и пропили…
Гопалан услышал звук удара, женщина заплакала.
— Ну, бейте!.. Убивайте… Все равно не отдам.
— Задушу тебя, шлюха!
Женщина громко зарыдала. Заплакал проснувшийся ребенок.
— Отдавай браслет, а то и щенка придушу!
Гопалану представилось, что мужчина душит несчастную и младенца. Он распахнул дверь и увидел у стены женщину, прижимающую к себе ребенка.
— Его не трогайте! Берите браслет!
Мужчина выхватил протянутый ему браслет, обернулся и увидел Гопалана.
— Ты откуда взялся?
Гопалан с силой ударил его в челюсть. Муж упал.
— Лежи, не двигайся! Браслет мне отдай!
Муж протянул браслет и откатился от Гопалана по полу. Жена стояла, испуганно прижавшись к стене.
— Бросай пить! Работать надо, семью кормить, а не обирать! Ворюга проклятый! — с ненавистью прошипел Гопалан поверженному пьянице. Тот ответил грязной руганью.
— А ну, заткнись!
— Не бейте его! — жалобно воскликнула жена.
Гопалан оглянулся на женщину. Она была тоненькая, маленькая, стройная. Совсем юная. Волосы кудрявые, в огромных глазах стояли слезы. Она испуганно смотрела на Гопалана.
— Возьми свой браслет, — грубо сказал Гопалан протягивая его женщине. Мужчина на полу зашевелился. Гопалан вынул из-за пояса нож.
— Узнаю, что ты у нее отнял браслет или побил опять, прирежу. А ты ничего не бойся, — обернулся он к женщине.
Она глядела на него со страхом и признательностью.
Гопалан снова засунул нож за пояс.
— А как вас зовут? — робко спросила женщина.
— Меня? Гопалан! — Он шагнул за дверь и скрылся в темноте двора.
Кольцо
Ой, девушка, как славно-то! Это за все прежние беды теперь воздаяние. Как это она хорошо придумала и как это кольцо чудесно сияет на ее пальце! Теперь и жизнь настанет другая, счастливая. А как она раньше тяжко жила — вспоминать не хочется! Только и делала, что чистила, подметала комнаты, получала вместе с руганью немножко риса — и скорей домой, а там пластом лежит больная мать и тоже ругается, отчего поздно пришла. В хижине темно, грязно, угарно, все тело болит от тяжелой работы… А почему ей не жить, как другие, счастливо, беспечно? Почему не носить шелковые сари, как дочь Пантуламмы? А какие у Раванаммы щеки тугие, так и блестят — небось творог да масло ест! В косу цветы вплетет, глаза сажей подведет и в кино с мужем отправится. А у нее-то никогда ни цветов, ни денег на кино… И мужа тоже нет!
Всегда душа ее была полна несбыточных желаний, волшебных фантазий! В детстве ей хотелось летать. Она любила петь, танцевать… Она часто сидела на краю поля и пела песни из кинофильмов. А все смеялись и называли ее сумасшедшей, дурочкой…
Ей хотелось носить нарядную одежду, украшения… Но мать отвечала, что у нее денег нет, а отец грубо бранился: получаешь два раза в день еду — и хватит с тебя!
Люди говорят, что у нее ни красоты, ни ума. А вот когда в доме своего хозяина Суббаи-гару[8] она украдкой смотрелась в зеркало, то казалась самой себе красивой: блестящая кожа, ясные глаза — в тысячу раз лучше, чем хозяйская дочь Аччемма! А если бы лицо мылом помыть да вплести в косу цветы, то куда до нее этой толстогубой Аччемме с ее маленькими глазками… И кому такая нужна? Так ведь мужчины только о деньгах и думают, вот и для такой уродины хороший муж нашелся… А на нее только бесстыдники на улице пялятся. Сын Суббаи, например… Раз в комнате за руку схватил, рупию серебряную сует, глаза горят — Лакшми совсем перепугалась. Хорошо, отец его вошел вдруг…
Нет, она не о таком мечтает. В детстве она часто слушала рассказы садху, святого аскета… Белобородый отшельник жалел бедную девочку и утешал ее сказками о том, как она вырастет красавицей, и прекрасный принц на белой лошади, проезжая через деревню, увидит ее и влюбится и увезет с собой, и будет она жить во дворце, есть вкусные блюда, носить драгоценности…
А разве такое не случилось с Ситой из их деревни? Увез ее парень в город, женился на ней, теперь та в богатстве живет. В деревню приезжала показаться — в шелковом сари, золотых браслетах!
— Найди мне тоже кого-нибудь, чтобы меня увез, Сита! — жалобно попросила ее Лакшми. Сита презрительно рассмеялась в ответ.
— Да чем я тебя хуже? — обиделась Лакшми.
— Да ты посмотри на себя! Приоденься сначала, кому нужна такая замарашка! — ответила Сита.
Но сколько бедная служанка ни работай, на хорошую одежду не заработаешь, думала Лакшми. У хозяйской-то дочери Аччеммы полным-полно сари! Да разве она подарит? А тут вдруг подвернулся такой случай — просто замечательный! Младший сын Суббаи приехал из школы. На пальце кольцо блестит, золотое! Лакшми подозвала его, заговорила, конфету сунула, незаметно кольцо сняла и спрятала. Суббая с женой ни о чем не догадались, решили — потерял… «Продам это кольцо — двадцать рупий получу», — подумала Лакшми. На эти деньги сари куплю нарядное. Вот тогда-то юноша, красивый, как принц, приедет в нашу деревню, увидит Лакшми и влюбится.
Только она за всякого не пойдет. Пускай будет и добрый, и богатый, и сильный. Пусть скажет: «Я тебя люблю, жить без тебя не могу! Выходи за меня замуж, Лачми!»[9]. Тогда она согласится, в город с ним уедет, как Сита. Если когда-нибудь увидит сына Суббаи, обольет его презрением! И его и других, которые ее ни в грош не ставили, нищенкой называли. Считали, что никто на ней не женится. Сингаду как ее обидел — она тогда совсем еще девчонкой была. Сначала обхаживал, а потом на другой женился. Она плакала, а он говорит: «Да на такой, как ты, жениться грех!»