– Конечно, – отозвалась я, выходя из двора в переулок.
Мой спутник не отставал, продолжая говорить.
– Я проверил, ты свое дело знаешь. Отлично знаешь. Так как, лапуля?
– Меня зовут не лапуля.
– Как скажешь, лапуля. Так как, договорились?
– Как тебя зовут?
Он вдруг остановился, пялясь в туман.
– Черт бы побрал!
Он попытался скрыться обратно во двор. Громилы возникли из тумана – быстрые и безмолвные как акулы. Это были двое здоровых скинхедов, одетых в рваные джинсовые куртки и кожаные штаны. На запястьях у них щетинились металлом кожаные браслеты.
– На этот раз тебе не смыться, пидор гнойный! – зарычал один из них, хватая красавчика за зеленый пиджак. – Стиг, займись этой птичкой.
– А вот посмотрим! – Я схватила за руку того, которого назвали Стигом, и повернула эту руку в направлении, конструкцией суставов не предусмотренном. Судя по воплю, он был моложе, чем выглядел.
Первый из панков стукал моего нового напарника головой о мостовую. Поскольку волос у него не было, я схватила его зауши. Одно из них оторвалось – наверное, теперь уши не делают так хорошо, как прежде.
У экстрасенса текла кровь из носа, а левый глаз заплыл. Я перебросила его через плечо и припустила со всех ног. Трель полицейских свистков была уже близко.
– Да, так когда нас так невежливо перебили, я спросила, как тебя зовут.
– Джеффри Частейн... слушай, зови меня просто Чаз.
Семь лет, проведенных в обществе Чаза, были для меня... школой. Я узнала все гнусные забегаловки и мерзкие гадючники Соединенного Королевства, познакомилась с самыми последними подонками из тех, кто тянет из государства пособие. Только не поймите меня неправильно: от Чаза я действительно многому научилась.
Хотя телепатические способности у него не дотягивали до уровня Притворщиков, овладел он ими в изумительной степени. Он умел заглушать восприятие, чтобы не быть «включенным» круглые сутки; и еще он утверждал, что половина шизофреников, которые жалуются на «голоса», – это экстрасенсы, не умеющие регулировать громкость. Кроме того, он умел экранироваться от других экстрасенсов. Талантливый мальчик. Полный и окончательный подонок, но талантливый. Он был моим единственным другом.
Я даже не понимала, как мне не хватает кого-нибудь, с кем можно говорить, с кем не надо притворяться. Чаз был моим другом и конфидентом – а по временам и любовником.
Он приторговывал наркотиками («Я знаю, что тебе нужно» – это была его любимая фраза, чтобы зацепить клиента), не боясь репрессий со стороны недовольного клиента или конкурента-дилера. На улицах знали, что Чаза защищает кто-то – или что-то, – с кем лучше не связываться.
Он каждый раз, влипая в историю, надеялся, что я его вытащу, а происходило это регулярно. В восемьдесят третьем мы оба чуть не погибли, когда он связался с шотландским гангстером Эдвардом Магрудером по кличке Грубый Эдди.
Эдди славился жестокостью и нетерпимостью к предательству. Чаз устроил для него сделку, в которой свистнул кокаина на несколько сотен квидов, и Грубый никак не собирался дать Чазу этим хвастаться.
Он послал своих громил обработать Чаза. Это были ребята здоровенные, квадратные, одетые в дешевые костюмы. Я не собиралась давать им лупить Чаза, но мне малость надоело, что он все время на меня надеется. У него была тенденция к саморазрушению, а проявлялась она в том, что он кидал своих партнеров и выбирал себе врагов среди людей, которых лучше врагами не иметь. Так что я не сразу отбила своего наводчика у ребят Магрудера.
Поскольку у Магрудера были основания обижаться, я дала его людям легко отделаться и отпустила их со сломанной рукой каждого. Магрудер был по этому поводу другого мнения, и потому не прошло и суток, как возле берлоги Чаза появились еще двое ребят в дешевых костюмах, только на этот раз с оружием.
Один из посланных оказался в больнице с пробитым черепом, сломанными руками и разорванной селезенкой. Второй был подброшен к «легальному» предприятию Магрудера – это оказалась оптовая торговля ковровым покрытием. Следует сказать, что подбросила тело Другая, поскольку это она его убивала.
Я о второй стычке с людьми Грубого Эдди ничего не помню, кроме того, что один из них наставил на меня пистолет. В себя я пришла через несколько часов, за мили от места, где, как я помнила, до того была. Я плавала в крови, болели сломанные кости и внутренние травмы. Правое плечо болезненно пульсировало, потому что туда попала пуля.
Чаза я нашла у себя в квартире. Из своей берлоги он сбежал еще накануне, когда туда впервые заявились ребята Эдди. Мы оба знали, что Магрудер не из тех, кто легко отнесется к убийству своих работников. Я предложила, чтобы Чаз возместил Грубому Эдди стоимость украденного кокаина. Его эта перспектива не привела в восторг, но в конце концов он согласился – при условии, что я составлю ему компанию.
По подпольным каналам Чаз передал Грубому Эдди свое предложение, обещая встретиться с ним, если тот придет один. Магрудер передал, что наедине даже с собственной матерью встречаться не будет, и Чаз неохотно согласился на присутствие «личного телохранителя» с каждой стороны.
Местом свидания был выбран старый склад, выходящий на Темзу. Там воняло дохлой рыбой и еще менее ароматными отбросами. Когда мы пришли, Магрудер уже был на месте. Он сидел на старом контейнере, курил вонючую сигару и читал вечернюю газету. Заголовок крупными буквами: «МАЛЬЧИК, ЗАПЕРТЫЙ В ХОЛОДИЛЬНИКЕ, СЪЕЛ СОБСТВЕННУЮ НОГУ».
Грубый Эдди поднял глаза от газеты, задумчиво жуя сигару.
– Не верил я сначала, когда мне ребята сказали, будто это девка. Ребята у меня смелые, не из тех, знаешь, кто побежит и будет страшные сказки рассказывать. – Глаза Магрудера остановились на мне. – Ну, не всегда все так есть, как кажется. Моя бабуля, она всегда так говорила.
Из всего народа Соединенного Королевства Чаз сумел насолить королю бандитов, который был еще и Притворщиком! На самом деле Грубый Эдди был Притворщиком только наполовину. Огровское наследие явно проглядывало в тяжелом сложении и грубых чертах лица, но в основном он был человеком.
– Чего ты мне не сказал, что Магрудер – наполовину огр? – прошипела я в ухо Чазу.
– Да не знал я! Я его никогда раньше не видел.
Впервые у меня не было оснований не верить оправданиям Чаза.
Чаз прокашлялся и выступил вперед.
– Я, это, деньги принес, Эдди. Они у меня с собой. – Он показал саквояж. – Это же было недоразумение. Так что, может, Эдди, закончим с этим? И кто старое помянет, тому глаз вон.
Грубый Эдди поглядел на протянутый саквояж долгим взглядом, и глаза с тяжелыми веками были как у ящерицы, которая греется на солнышке.
– Ты же знаешь, друг, я за час больше зарабатываю. Тут не в деньгах дело. Тут, понимаешь, дело в принципе. Отпущу я тебя сейчас, и весь Лондон будет знать, что любой панк может наколоть Эдди Магрудера, и ничего ему за это не будет. Вот, значит, почему я и решил позвать на помощь. – Магрудер махнул сигарой, и здоровенный кусок темноты отделился от тени склада. – Знакомьтесь: мой двоюродный брат, Джорди.
Этот огр возвышался горой над своим полукровным сородичем. Даже различие высоты и сложения не могло скрыть фамильного сходства. Огр что-то буркнул на родном языке, и Магрудер приподнял бровь.
– Чего? Кажется, Джорди малость знаком с твоей подругой.
Огр когтистым пальцем величиной с небольшую колбасу сдвинул шляпу на затылок, и лоб его сморщился от непривычной работы мысли. Это был тот огр в одежде монаха.
– К...! – завизжал Чаз, запустил саквояжем в Магрудера и бросился к выходу.
Огр взревел как лев и прыгнул за ним. На третьем шаге длинных дубообразных ног Джорди схватил Чаза и поднял его за шкирку, как щенка.
Чаз взвыл.
– Я бы на твоем месте забеспокоился, девушка, – посоветовал Грубый Эдди, наклоняясь подобрать саквояж. – А то Джорди сейчас малость проголодался.
Проклиная огра и долгие зимние ночи севера, от которых появляются на свет такие подменыши, как Грубый Эдди Магрудер, я бросилась Чазу на выручку.
Джорди перехватил руки и держал Чаза за лодыжки. Я врезалась в огра, когда он уже начал задирать вверх свои горилльи лапы. Огры любят пожирать добычу с головы. Не знаю, почему, но это так. Джорди выпустил Чаза и отмахнул меня лапой размером с телефонный справочник. Чаз без малейшего промедления вскочил на ноги и оставил меня наедине с двоюродным братцем Магрудера. Джорди, увидев, что добыча удирает, бросился было догонять.
– Джорди! – Огромная лысая голова повернулась ко мне, на миг отвлекшись от жертвы. – Ты меня помнишь, Джорди? В Риме? На вилле?
Почти слышно было, как проворачиваются в этой голове ржавые шестеренки. Брови то сходились, то расходились. Потом в обезьяньих глазах мелькнуло узнавание, и губы раздвинулись, обнажив полный рот ножей.
Я прыгнула ему навстречу, уходя под руки, чтобы вогнать нож поглубже в бок. Лезвие прорезало его одежду, но скользнуло по ребрам, как по резине. Даже царапины не осталось!
Джорди испустил охотничий клич, раздувая горло как воющая обезьяна. Сжав меня в лапах, он стал давить, кроша мне кости, а его клыкастая морда была в дюйме от моего лица. У меня перед глазами поплыли темные круги, а огр хохотал, обдавая меня вонючим дыханием. Будто стоишь с подветренной стороны от бойни в жаркий летний день.
Мои пальцы все еще сжимали нож, хотя рука у меня была прижата к боку. Я бешено извивалась, стараясь ее освободить. Огра это и забавляло, и возбуждало, и он стал лизать мне лицо длинным и шершавым языком. Я уже мысленно видела себя оскверненной, а потом переваренной. Он все еще пытался решить, убить меня до изнасилования или после.
Свое отвращение к манере огра ухаживать я выразила, сумев вырвать руку и всадить нож ему в правое ухо по рукоять. Нож вошел гладко, будто они с этим ухом были созданы друг для друга.
Огр взвыл и выпустил меня, чтобы схватиться за торчащее у него в мозгу оружие. Я оценила свои травмы: всего несколько сломанных ребер и вывихнутое плечо. Джорди шатался, размахивая руками и визжа, как перепуганная свинья, пока не свалился мордой вниз, заткнувшись на середине визга. У него текла кровь из носа, уха и рта. Я вытащила лезвие, на всякий случай повернув его в ране, и поспешила прочь, пока Грубый Эдди не стал искать своего кузена.