На самом деле полезными на этих раскопках были, пожалуй, только два человека – сам Константин и, конечно, Макс. Тот орудовал лопатой с такой легкостью, как будто занимался этим с утра до вечера всю свою жизнь. При этом Макс, завязавший волосы в тугой хвост и надевший по случаю жаркого дня шорты, с самого начала снял футболку и… в общем, это было то зрелище, на которое можно было смотреть совершенно бесконечно. Да. Он даже потел так эротично, что устоять могла бы только каменная женщина.
Впрочем, довольно скоро мне стало не до созерцания красот природы. Мы с Лешкой дружно начали помирать уже через полчаса работы. А через два часа руки и плечи болели уже немилосердно, и больше всего на свете хотелось просто лечь и умереть. Впрочем, жаловаться не позволяла гордость: я не хотела быть похожей на Ларису, а бедному Лешке вообще ничего другого не оставалось. Что до Ларисы, она вяло ковырялась лопатой в земле, кажется, даже не стараясь особенно делать вид, что действительно пытается работать. В этот день мы нашли только какие-то зубы и гнутую ложку.
Вообще-то ложку нашла я. Почувствовав, как лопата обо что-то ударилась – явно обо что-то твердое, металлическое – я радостно завопила:
– Я, кажется, что-то нашла!
Ребята тут же радостно отбросили лопаты и сгрудились вокруг меня.
– Что там? Что? – наперебой спрашивали они.
Я осторожно сняла лопатой слой земли, затем разгребла остатки руками и извлекла на свет ложку. Алюминиевую.
– Дай-ка! – Лешка выхватил находку у меня из рук, покрутил ее в пальцах и сдул с нее землю, чтобы прочитать выбитую надпись. – Цена 12 коп.
– Поздравляю, – насмешливо сказал Константин, который так и не подошел, чтобы взглянуть на мое открытие, и только чуть прищурился в сторону нашей живописной группы, опираясь на лопату. – Вы сделали практически уникальную находку. Ложка алюминиевая, датируется ориентировочно серединой двадцатого века. Принадлежала, очевидно, участникам первых экспедиций в этих краях. Но я бы не советовал вам почивать на лаврах. Вполне вероятно, если покопаться еще немного, вы сумеете найти еще и вилку. И – я даже не исключаю – нож!
Я стиснула зубы. Остро хотелось послать этого насмешника… в лес по мухоморы. Ну что я, в самом деле, могла знать, что это просто забытая кем-то ложка!
– В поверхностном слое здесь вряд ли окажется что-то действительно старое, – снисходительно пояснил Константин.
Могла бы и сама догадаться, мрачно поняла я. Лешка как раз в этот момент протянул мне ложку, и я отшвырнула ее.
– А вот мусорить не стоит, – строго заявил Константин. – Приберите за собой, будьте так любезны.
Даже не могу рассказать, как меня бесила все время вот это его манера выражаться, как чертов аристократ, изысканно-любезно опуская собеседника ниже плинтуса. Впрочем, я отвлекаюсь.
К вечеру я не могла разогнуть спину, а ладони мои были покрыты огромными волдырями. Некоторые из них начали лопаться. Спасибо Лешке, притащившему мне вечером какую-то заживляющую мазь – парня в поход снаряжала мать, так что у него в арсенале имелась целая аптечка на все случаи жизни. Что до Ларисы, та, кажется, особенно не устала (неудивительно – лопатой-то она не слишком махала), зато у нее жестоко обгорели руки и ноги. В отличие от меня, всю жизнь легко обгоравшей и оттого чертовски предусмотрительной, она не догадалась заранее намазаться солнцезащитным кремом.
На второй день с самого утра я поняла, что первая смерть моя уже совсем близко. Болела у меня буквально каждая клеточка тела, каждая мышца и каждая связка. При мысли о том, что снова придется копать, начинало подташнивать. Что творилось с моими ладонями, не хочу даже говорить. Поэтому вид совершенно свежего и бодрого Константина, который уже заканчивал завтракать вчерашней кашей, вызвал у меня острый приступ ненависти.
– Вчера немного размялись, сегодня уже надо будет хорошо поработать, – разглагольствовал Константин, пока мы все, постанывая (даже Максу, кажется, было не очень хорошо) жевали свой завтрак. У меня потихоньку наливались кровью глаза. Все мы обменивались мрачными взглядами. Лешка выглядел просто очень несчастным. Лариса непрерывно кривилась. Очевидно, походная каша на завтрак не была пределом ее мечтаний. А может, она и впрямь неважно себя чувствовала после вчерашнего ожога. Во всяком случае, сегодня на ней была тоненькая рубашка с длинным рукавом и полотняные брюки.
– …И рекомендую вам все-таки надевать перчатки!
…И в этот день мы также ничего существенного не нашли. А вот на третий день раскопок мне снова повезло. И на сей раз – по-настоящему.
Поняв, что внизу что-то есть, я не стала никого звать, только активнее заработала лопатой, расшвыривая комья земли. Лешка, взглянув на меня, догадался обо всем, подскочил и принялся мне помогать.
– Прекратите немедленно! – Константин, каким-то нюхом почуявший, что что-то происходит, в мгновение ока оказался рядом. – Варвары малолетние! Живо убрали лопаты! Вам совочки на что?!
Я едва не ляпнула, что сам он малолетний. Ну что, назвался груздем, как говорится… При поступлении в универ я подавала документы, свидетельствовавшие о том, что мне 19 лет. Приходится соответствовать. Впрочем, наш руководитель практики вообще-то и сам не так уж далеко ушел от этого возраста, если уж честно. И вообще!
В общем, на сей раз мне в самом деле крупно повезло: я нашла скелет. Не просто скелет, конечно, а захоронение. Судя по бесчисленным побрякушкам и оружию – захоронение воина. При нем оказались меч и кинжал в кожаных ножнах, а также кожаные же доспехи. И на всем этом богатстве были вырезаны какие-то знаки и надписи, которые предстояло еще расшифровать.
Сказать, что у Константина горели глаза – ничего не сказать. С момента обнаружения жмурика он, казалось, попросту перестал нас замечать, полностью погрузившись в свое занятие – он бережно и осторожно очищал от земли кисточкой каждый из предметов, находившихся в захоронении. Все мы в итоге побросали лопаты и просто сгрудились вокруг, наблюдая за работой руководителя. А тот – вот диво! – даже не пытался заставить нас снова работать.
А я между тем размышляла о незавидной судьбе давно покойного воина. Назовем его, скажем, Гошей. Ну почему бы и нет. Вот жил себе, допустим, Гоша такой себе много веков назад, никого не трогал. Ну или наоборот там, очень даже трогал и завоевывал. Не суть. Наверняка его уважали. Пожил свое, погиб в бою или от старости, упокоился под курганом. Похоронили Гошу с почестями, оружие положили, трофеи какие-нибудь, все как следует. Лежал он себе столетиями под землей, как полагается уважающему себя мертвецу. И тут приходим мы с лопатами и совочками и давай выковыривать Гошу из земли, отнимать у него законные трофеи, изучать и исследовать. Нехорошо как-то, в общем, с Гошей получается. Непочтительно.
А назавтра Константин и вовсе объявил ближайшие два дня для нас выходными, распорядившись только позаполнять свои дневники практики. Сам он почти не выходил из рабочей палатки, где разбирал сделанные находки и перерисовывал надписи.
Целый день мы только слонялись по лагерю, ходили купаться на речку неподалеку и болтали, сидя в тени раскидистого дерева возле нашей поляны. Макс все сокрушался, что не взял с собой гитару. Лариса за неимением других вариантов строила глазки Максу, но тот пока держался. Лешка все больше помалкивал и только время от времени бегал в палатку, чтобы принести мне то воду, то крем от комаров. Я тоже иногда бегала – чтобы принести что-нибудь для Макса. Ну, пыталась стать незаменимой, что ли? Ну и потом, заняться все равно было особенно нечем.
Наверное, от безделья и родился мой гениальный план. Мне не нравилось, что Лариса крутится вокруг Макса. А еще мне не нравилось, что тот смотрит на меня примерно так же, как на Лешку – то есть как на пустое место.
А заключался мой план в том, чтобы убедить Ларису и Макса в том, что у меня роман с Константином. Зачем? Ну как. Во-первых, чтобы заставить эту дурищу размалеванную поверить, что законная добыча вот-вот ускользнет из ее рук. Наверняка она тогда в срочном порядке активизирует усилия по соблазнению аспиранта. Ну и чуточку – просто досадить ей и слегка отомстить за чудовищной плотности аромат духов в нашей общей палатке. А во-вторых, чтобы заставить Макса увидеть, наконец, во мне девушку, которой кто-то может интересоваться. Ну и – должно же ему стать обидно, в конце концов, что из двух присутствующих в экспедиции девушек ни одна по-настоящему не интересуется его неотразимой персоной. К тому же я решила, что мне необходимо сменить тактику. Может, все это время он не обращал на меня внимания, поскольку видел, что я в любой момент готова упасть в его объятия. Так что есть смысл стать на время для него совершенно недосягаемой.
Ну ладно, признаю, план был донельзя глупым и совершенно детским. Но в тот момент ничего другого мне в голову не приходило, а смиренно ждать у моря погоды совершенно не хотелось.
Реализовать свой план в одиночку не представлялось возможным, а потому я посвятила в него Лешку. Тот хмурился, вздыхал и даже, кажется, хотел сказать что-нибудь о моих интеллектуальных способностях, но стеснялся. В конечном счете, отказать он мне все равно не мог, так что итог был неизбежен: разумеется, он согласился.
Собственно, в двух словах план заключался в том, что я под каким-нибудь предлогом проникну в рабочую палатку к Константину. А Лешка тем временем будет убеждать сокурсников в том, что якобы видел накануне, как мы с Константином страстно целуемся. В качестве доказательства я постараюсь провести в палатке преподавателя как можно больше времени.
Но все пошло не так с самого начала.
– Извините, можно?
Я протиснулась в палатку, не дожидаясь ответа. Наглость – второе счастье. К тому же мало ли, что мне ответят, а зайти все равно надо.
Константин, согнувшийся в три погибели над низким складным столиком, на котором были разложены, кажется, какие-то части тела несчастного Гоши, поднял глаза и отложил в сторону лупу.