Извлекла из держателя влажную салфетку и вытерла глаз. Не глядя, швырнула салфетку в направлении урны, стоявшей возле входной двери. Придирчиво осмотрела себя еще раз. Да вроде бы все в порядке? Шмыгнув носом напоследок, я развернулась к двери и рывком распахнула ее. А в следующую секунду моя нога резко поехала назад. Похоже, я все-таки не добросила салфетку до мусорки. Должна сказать, влажная салфетка на кафельном полу работает ничуть не хуже банановой шкурки. Взмахнув руками, я полетела вперед, однако зацепиться за дверной косяк не успела – и влетела лицом прямиком во что-то… точнее, кого-то определенно живого, кого-то, кто попытался подхватить летящую, как снаряд, меня. Всем весом я налетела и толкнула его – и мы не растянулись по полу только по причине узости коридора.
– Простите, – я подняла глаза, чтобы уткнуться в насмешливый взгляд Константина. Вот ведь леший! Впрочем, кажется, сейчас его хорошее настроение не могла испортить даже я.
– Вы бы, по крайней мере, определились – вы пытаетесь меня убить или изнасиловать? – произнес он, выпуская меня из объятий.
– Чтооооо?! Р-размечтались! – я буквально отпрыгнула от него и, не найдя, что еще сказать, гордо развернулась в сторону зала. В конце концов, я ведь уже извинилась!
– Ты там не заснула, часом? – раздался неожиданно голос Жюли из моего кармана. Я нащупала зеркальце. Прррекрасно! Крышка отвалилась. Теперь буду удивлять людей искусством чревовещания, если кто-то захочет со мной связаться.
Как оказалось, подруги без меня продолжали прерванный разговор.
– Вот и я так думаю, – кивала Жюли. Заметив меня, она сообщила: – мы как раз о тебе говорили.
– Не сомневаюсь, – я уселась на свой стул. – Надеюсь, все только хорошее?
– Еще бы, – хмыкнула Арису. – Видишь ли, я все-таки не понимаю, ну что это за дурацкая навязчивая идея, в конце концов? Ну проклятие, да. Ну не вышла ты замуж… ладно, все женщины твоей семьи не выходят замуж. Ну и что? Мои родственницы тоже редко до замужества снисходят. Да мне каждый день по три предложения руки и сердца делают. Мне просто это не надо. Я и так вполне счастлива.
За соседним столиком Константин взял свой стакан, чтобы допить его. Кажется, он собирался наконец уходить. Я не отказала себе в удовольствии, в последнюю секунду заменив содержимое его стакана на капустный рассол, и с удовольствием пронаблюдала за сменой сложных выражений на его лице.
– А может, просто стулом его? – негромко подсказала Жюли, усмехаясь.
Я мотнула головой и отвернулась так, чтобы не видеть больше соседнего столика.
– Счастлива… в этом-то все и дело. Никто из моей семьи не счастлив. И не будет, пока я… ну или кто-нибудь из нас не выйдет замуж. В этом и есть суть проклятия.
– Ты никогда толком о нем не рассказывала, – Арису смотрела на меня в упор. – У нас как раз еще есть время… раз уж сегодня день историй.
Я обвела подруг взглядом.
– Ладно. Слушайте еще одну историю – самую давнюю…
История давняя, романтическая
Если две колдуньи поселяются рядом – добра не жди, так люди всегда говорили. Но Ягенка и Василинка дружили с детства. И точно знали – две ведьмы всегда найдут между собой общий язык. Если, конечно, делить им нечего.
Им, Вещунье и Привратнице, делить было нечего.
У Василисы был дар Слова. В поселке ее с малых лет любили и уважали. Девки к ней погадать бегали, о судьбе пытали. Старики – и те за советом на поклон ходили. Все знали: Василисино слово дорогого стоит, зря вещунья говорить не станет. Благословит посевы – три года неурожая не жди. Соединит влюбленных – никакая разлучница того союза не разрушит. Крепко слово вещуньи.
Ягенки, отшельницы лесной, сельский люд сторонился. Грамотная, книги читает, травы сушит – известное дело, ведьма. Да и станет ли добрый человек сам-один селиться, с нечистью лесной водиться? Так судили селяне. Зла, впрочем, Привратнице никто не чинил – и то хлеб.
Когда родилась Василинка, ликовал весь поселок – новая премудрая вещунья на свет появилась! Полетела счастливая весть по всему княжеству и за его пределы – на поклон и совет к здешним вещуньям люди порой издалека ходили.
Когда родилась Ягенка, радовались только ее родители – и лес вместе с ними. Да и мало ли этого – родиться в любящей и счастливой семье?
Когда родителей унесла черная хворь, Ягенка едва успела заневеститься. Однако к людям все же не пошла – так и осталась одна жить в своей избе в чаще леса.
В лесу девочки и встретились впервые, обе травы полнолунные собирали. И с тех пор стали видеться едва ли не каждый день. Не было на свете крепче этой дружбы. Вместе ворожили, вместе грустили и радовались, поверяли друг другу девичьи мечты и секреты.
Две девушки лежали в траве у реки и смотрели на облака. В руке одной из них был недоплетенный венок из полевых трав. Вторая, подняв к небу руку, очерчивала пальцем очертания облаков.
– Слышала, сам молодой князь Кащей в наши края собирается? – в голосе русоволосой красавицы, «рисовавшей» по облакам, слышалась улыбка.
– Неа, – ее подруга лениво потянулась, выпустив из пальцев венок. – Зачем бы ему?
Василиса хитро прищурилась.
– Вроде бы владения объезжает. А люди говорят, будто невесту ищет… Значит, здесь и найдет. Уж наверное, слыхал про меня. На вещунье и князю не зазорно жениться. Буду княгиней!
Ягенка неуверенно засмеялась.
– А вдруг он тебя не полюбит? Или ты его?
– Да куда же он денется? – Василиса, хмыкнув, пожала плечами. – Я вещунья, меня все любят. Да и не уродина вроде бы.
Девушка усмехнулась. Она отлично знала о том, что красива.
– Ну а ты? Погоди-ка, – Ягенка нахмурилась и даже перевернулась, опершись на локти, чтобы посмотреть в лицо подруге. – А Иван? Ты разве его не любишь?
Иван – пришлый парень, неизвестно откуда появившийся в селе пару месяцев назад, накрепко влюбился в Василису с первого взгляда. И ходил за ней все время, как привязанный. Поначалу девушку это раздражало, однако вскоре она привыкла к его молчаливому обожанию и уже сама стала поневоле выискивать его глазами, едва выйдя из дому поутру. Иванушка собирал для нее цветы, плел венки и пел песни. И Василисе это как будто уже и не так уж не нравилось.
– Люблю, – неохотно призналась она и вздохнула. – Только это, наверное, не настоящая любовь.
– Почему? – Ягенка снова с любопытством покосилась на подругу.
– Судьбу я пытала. Понимаешь, мне править на роду написано… Я уже и в воду смотрела, и в огонь, и у ветра спрашивала… все одно – в венце княжеском себя вижу. Счастливая я буду, мужа буду пуще жизни любить, а он меня – еще больше. Деток у нас трое будет с князем, дочка и два сына-богатыря. А Иванушка – что… дурачок деревенский. Значит, не моя судьба. А мне, между прочим, – на щеках Василинки заиграли ямочки, – княжий венец очень даже к лицу будет!
– Ясно, – рыжеволосая Ягенка засмеялась. – Бедный Иванушка-дурачок. В гости-то хоть позовешь в княжий терем?
– Да куда я… – Василиса села в траве, поджав ноги, махнула рукой и слегка нахмурилась, заметив фигуру парня, торопливо идущего откуда-то со стороны села. – Иванушка. Легок на помине. Пойду я к нему, пожалуй, а то он и тебя своими песнями замучает.
Ягенка тем временем внимательно всматривалась в лес неподалеку. Лес как будто шевелился, хотя ветра не было и в помине.
– И я пойду. Что-то лес беспокоится, дядька леший шалит вроде, надо бы присмотреть.
Лес и впрямь беспокоился. Деревья будто перешептывались о чем-то, шелестя листвой, торопясь и перебивая друг друга, спеша предупредить о чем-то. Девушка все ускоряла шаг и хмурилась, понимая, что что-то случилось. Остановилась, слегка запыхавшись, на знакомой опушке. Притопнула ногой, повела руками и – закричала, заухала, засвистала – будто десяток птиц, дневных и ночных, всполошились разом.
– Да слышу я, слышу, чаво кричать-то… – явившийся на зов невысокий старик больше всего напоминал сухой, криво обломанный кряжистый пень с ногами-корнями и руками-ветками. Лицо его заросло густой порослью рыжеватого мха, а волосы заменяло птичье гнездо из тоненьких прутьев.
– Чего чудишь, дедушка? – Ягенка смотрела строго, уперев руки в бока. – Опять грибников морочишь? Али лесорубы явились?
Как бы ни относились жители поселка к лесной колдунье, кое за что им стоило бы сказать ей «спасибо». Власти над лешим у нее не было – в своем лесу хозяин, он был в своем праве. Но до тех пор, пока селяне не вредили лесу, Ягенка защищала их всегда и никогда не позволяла лешему заводить грибников и ягодников дальше, чем следует. Ему-то что – забава, а человек, заплутав в лесах и болотах, и сгинуть может. Конечно, тому, кто всерьез осмелится вызвать гнев лесного хозяина, не поздоровится. Может, в болото забредет. А может, медведь его задерет ненароком. И тут уж Ягенке ничего не поделать. Хоть и ссориться с Привратницей лешему не с руки, а защищать свой дом хозяину никто не запретит.
– Кабы так, – хмыкнул леший, явно не чуя за собой никакой вины. – Хужей, девонька. Охотники! Да чтоб по моей Велиной чаще охотники еще шлялись! Мое зверье стреляли! Да не от нужды – для забавы… Не бывать тому!
– Охотники? – Ягенка, закусив губу, нахмурилась еще больше. Откуда бы? Отродясь в этом лесу никто не охотился. Деревенские знают, что с дядькой лешим лучше не связываться, а город далеко… и тут же вспомнила – князь! Новый князь владения объезжает… уж не его ли дружинники охотой решили потешиться?
…И что же делать тогда? Если князь со всей дружиной в лесу сгинет, тут уж точно жди беды. Можно найти их, оборонить от лешего… а лесной хозяин возьмет да осерчает, тогда селянам местным туго придется. А то и самой Ягенке, ей-то от Врат и не уйти никуда… Как же быть-то?
Как могла, Ягенка попыталась объяснить, что пришлых охотников не стоит трогать. Убеждала, сулила, обещала… старик был непреклонен и хмур.
– Паленку они подстрелили, – сообщил он наконец неохотно.