– Так, выходит, ты и есть здешняя колдунья?
– Ты слышал обо мне? – удивилась Ягенка.
– Немного слышал, – улыбнулся воин. – Правда, молва не говорит о том, какая ты красавица… А уехать мне все же придется. Заждались меня поди. Я должен.
– Ясно, – Ягенка отстранилась, стараясь не смотреть мужчине в глаза. – Доброго пути. Дорогу указать?
С чего начинали, подумала она мельком. Думать вдруг стало тяжело.
– Что, и не поцелуешь на прощание, красавица-колдунья?
– Обойдешься, – она отвернулась, однако воин с силой притянул ее к себе и поцеловал в сомкнутые губы. Так поцеловал, что разом вспомнилось все то, что утром показалось безумным сном – горячее дыхание, шепот, руки, губы.
– К осени жди вестей от меня, – шепнул он наконец на ухо. И тотчас стало легче дышать – будто камень огромный с души сняли.
Молча вернулась в дом, так же молча снова вышла и протянула мужчине путеводный клубок.
Воин вскочил на коня и пустил его шагом, когда Ягенке вдруг пришла в голову мысль, от которой она неожиданно для самой себя звонко расхохоталась.
– Стой! – захлебываясь, крикнула она. Впрочем, воин уже и сам недоуменно обернулся, придерживая поводья.
– Стой! Ты… – она никак не могла выговорить то, что хотела, потому что все время захлебывалась смехом. Воин терпеливо ждал, конь переступал с ноги на ногу. Наконец, отсмеявшись, он смогла продолжить. – От кого вестей-то ждать?
Воин смотрел с недоумением. Пришлось пояснить.
– Звать-то тебя как, гость незваный?
Недоумение на лице мужчины медленно сменилось осознанием. И тогда он тоже весело расхохотался.
– От Кащея, красавица, вестей жди. Кащея, князя Заозерного.
– О-о-о-ой, romaaaance[8]! – выдохнула Жюли.
Я отвлеклась от семейной истории и внимательно посмотрела на своих слушательниц. Те сидели в одинаковых позах, облокотившись о стол и подперев щеки руками. Взгляды обеих блуждали где-то далеко, на лицах играли мечтательные улыбки. Того и гляди запоют.
– Угу, – буркнула я. – Плохо вся эта романтика кончилась. Или даже не кончилась до сих пор…
Невольно скользнув взглядом по залу, я отметила про себя, что соседний столик уже опустел.
– Эх, – вздохнула прагматичная Арису. – Вот вечно так. А вы мне еще не верите, что все эти сказочки до добра не доводят.
– Ладно уж, – Жюли так же тяжко вздохнула. – Рассказывай дальше. Чем дело-то кончилось?
История давняя, про́клятая
В начале лета приключилась вся эта история с князем и его дружинниками. Долго еще в Богатыреве рассказывали, как осерчал лесной хозяин, как вышвырнул дружинников из леса, а самого князя запер где-то в непролазной чащобе, как пытались два десятка воинов в ту чащу прорваться, не слушая ничего и никого. Без всякого успеха, конечно, пытались. И как появился потом вдруг откуда ни возьмись сам князь – целехонький, хоть и болезненно-бледный, молчаливый и задумчивый. Как велел первым делом Велину чащу заповедной считать и никогда и никому в ней не охотиться. А потом собрал своих дружинников – и только его и видели.
Прибегала после того к Ягенке подружка Василинка с вестями – расстроенная, едва не в слезах.
– И не взглянул на меня толком-то, представляешь? – изумлялась она. – А сам – черный весь, страшный, глянет – как по коже ножом полоснет…
– Так уж и страшный? – смеялась Ягенка. – Что, не о таком ты красавце мечтала?
– Ну… – закусив губу, Василинка косилась в сторону, добавляла шепотом, – не урод он вовсе. Хотя старый какой-то, по-моему, даром что молодой князь. Только смотрит страшно очень, да чернявый еще, как галка… Ну да я ведь знаю, это мне сейчас все только так кажется. А что знакомиться не стал – так, видно, нам судьба еще раз встретиться, по-другому как-то… От судьбы-то все равно не убежать. Ни ему, ни мне.
Ягенка только улыбалась про себя и отмалчивалась. Она-то знала – князь нашел, что искал. А что Василиса в воду глядела – так мало ли… ну мало князей, что ли, на свете, в конце-то концов? Имени-то вода не скажет. На Кащее ведь свет клином не сошелся. Вон – он ей и не понравился даже.
– А ты бы сердце свое послушала, Василисушка. Что оно говорит?
– Сердце… – подруга тяжко вздыхала. – Глупое оно у меня, Ягусенька, девичье, сердце-то. Замирает да колотится почем зря. Ведь я – вещунья премудрая, как мне сердца глупого слушаться?
…А может, и вовсе ошиблась вещунья. Ну ведь может и вещунья хоть раз ошибиться?
А рассказывать о своем, о сокровенном, Ягенке отчего-то никому не хотелось. Даже милой подружке. Почему-то казалось – то ли обидится Василиса, то ли не поверит, а то и осудит. Да нет, глупости все это – просто не хотелось ей пока ни с кем делиться тем теплом, что поселилось где-то в глубине души. Пусть побудет это пока – только ее.
И знала отчего-то – князь тоже не станет никому говорить обо всем, что тогда с ним случилось. Просто… просто осенью он весточку пришлет, а там…
Что «там», она предпочитала пока не загадывать – не спугнуть бы, счастье-то.
Так и вышло, что никто во всем свете не знал, где и с кем провел князь Кащей те самые несколько дней в начале лета.
Заходил и Иванушка в лесную избушку после. Молчал, сидел в углу, насупившись, прихлебывая травяной отвар. Ягенка не мешала – знала, как сложно бывает порой собрать мысли, сказать вслух то, что мучает.
Хлопотала по хозяйству, перекладывала травы – а сама про себя удивлялась: надо же, каким чужим он здесь кажется. Углы широкими плечами задевает, все старается не уронить что-то – да не в этом дело даже. Сразу видно, что не место ему здесь. Будто краской на картинку капнули, кляксу поставили, да вовсе по цвету даже неподходящую, глаз режет. А ведь вроде бы и свой почти, деревенский. То ли дело – князь: и одет не по-здешнему, и выглядит иначе – а окажись он сейчас здесь, так и казалось бы, что тут ему и есть самое место. Как будто к той картинке только несколько черточек пририсовали – и сделалась бы она целой, законченной.
Наконец, отставив кружку в сторону, Иван глубоко вдохнул.
– Ты ведь дружишь с Василисой, – это был не вопрос – скорее утверждение.
– Дружу, – кивнула Ягенка, не прерывая своего занятия – она толкла в ступке свежевысушенные травы. – Так ведь ты и сам ей вроде не чужой и не враг.
– Сама она себе враг, – мрачно ответил Иванушка, все больше хмурясь, и неожиданно наклонился чуть вперед, будто его только что осенила какая-то идея. – А ты можешь мне погадать? Ты ведь ведьма!
– С этим уж не ко мне, – усмехнулась Ягенка. На «ведьму» она давно привыкла не обижаться. Да и на что тут обижаться? По людским меркам – ведьма и есть. – Это Василиса у нас Вещунья. А я, если хочешь знать, Привратница. А при каких Вратах – то знать тебе необязательно. В общем, говори уж давай, с чем на самом деле пришел-то?
– С тем и пришел, – Иванушка мотнул головой, взъерошил волосы и наконец снова пристально уставился колдунье в глаза. – Люблю я ее, Василинку, понимаешь? Люблю. А она – я ведь вижу, и я ей нравлюсь. А только все равно отталкивает, слова доброго сроду не скажет. Шаг ко мне сделает – и два назад тут же. Вот ты с ней дружишь – так, может, ты мне скажешь – чем я ей не люб?
– Ох ты ж, Иванушка-дурачок ты наш, – Ягенка, вздохнув в свою очередь, отставила наконец ступку в сторону и положила локти на стол, разделявший ее с собеседником. – А чем ты ей люб-то должен быть? Ну что она о тебе знает? Появился незнамо откуда, живешь у кого-то там приживалом, ни семьи, ни дома, ни кола, ни двора… Василинка – девка хозяйственная, ну и сладится у вас – куда ты ее возьмешь? По миру с ней вместе странствовать пойдете?
Неспроста Ягенка задавала такие вопросы. Чуялось ей, будто не так прост Иванушка-дурачок, как кажется. А чутье колдунью редко подводило.
– Нет, – юноша передернул плечами. – Не по миру. Я, если хочешь знать… Поклянись только, что Василинке ни слова не скажешь!
Был Иванушка и впрямь не из этих мест, и постранствовать по миру ему довелось. Не от бедности – охота, говорят, пуще неволи, а ему мир повидать хотелось. Вот отец его и отпустил – на один год. А был Иванушка-дурачок ни много ни мало княжичем – младшим сыном правителя одного из соседних княжеств. Всякое с ним в пути случалось – в том числе и лихих людей повстречать довелось, и за хлеб работать приходилось. А потом попал однажды в неприметное село Богатырево, повстречал красавицу с русой косой – да и потерялся в васильковых ее глазах. И понял, что отсюда без нее уже никуда не уйдет. И не надо ему больше целого мира. Можно и домой возвращаться – только бы она с ним вместе согласилась ехать.
Вот только говорить Василинке о том, кто он такой, Иванушка наотрез отказался.
– Ты пойми, – горячо втолковывал он Ягенке, – ведь я хочу, чтоб она самого меня полюбила. Меня, понимаешь? А не княжича. Ведь я ее увидел – не знал, что вещунья она, просто девушку увидел – и влюбился. Вот и она… Вот как скажет – люблю, мол, тебя, на край света за тобой пойду, будь ты хоть бродяга распоследний – вот тут я и буду знать, что впрямь – любит. Тогда и раскроюсь ей. А до тех пор – не скажу. И ты помалкивай! Обещала.
Ягенка слушала и улыбалась про себя. Вот ведь, думала она, сложностей себе навыдумывали. Что Иван, что Василиса. А ведь все так просто на самом деле! Вот как у них с князем Кащеем. И неважно – кто кого ждал и кто ты такой есть на самом деле.
Однако ей и впрямь пришлось поклясться Ивану не раскрывать его тайну до времени.
Лето тянулось бесконечно долго, будто нарочно растягивая ожидание. Впрочем, ждать Ягенке тоже было радостно.
Липень выдался в этом году на диво знойным, так что девушка день – через день бегала купаться к маленькому озерцу, скрытому в густой тени лесных деревьев. Вода здесь почти всегда оставалась прохладной, так что можно было ненадолго отдохнуть от вечной жары. А заодно порой и поболтать немного с приятельницами – водяницами.