олку на стол. Иванушка проследил глазами за ее жестом. – Помогу я тебе.
– Что это? – спросил негромко, не отрывая глаз от иглы, по которой проскакивали теперь красноватые искорки.
– Это? – колдунья усмехнулась. – Про это тебе знать необязательно, – и, отвернувшись, чуть слышно добавила, – смерть это кащеева… или моя смерть.
Так подумалось теперь вдруг: иголка – чтобы умер князь в ее душе и больше не тревожил… вот только сможет ли она сама себя живой считать после этого?
Иван, кажется, не услышал последних слов – впрочем, они и не были для него предназначены. Просто решительно шагнул вперед.
– Что мне делать?
– Тебе? Просто стой где стоишь. Впрочем, нет – как я скажу, шагни еще. Очутишься там, где Василинка сейчас. А ее я сюда заберу. Жив останешься – вернешься к ней.
– Вернусь, – юноша кивнул и положил правую руку на рукоять меча. – Пусть и не победить мне, – он вдруг как-то неприятно усмехнулся, – в честном бою.
Ягенка протянула руку, схватила Ивана за левую ладонь, слегка скосила глаза.
– Давай! – резко рванула к себе – и уставилась в испуганные васильковые глаза бывшей подруги.
Князь Кащей Заозерный сам вышел встречать долгожданную невесту. Стоял на ступенях крыльца, сложив на груди руки, слегка про себя улыбаясь. Кругом столпились дружинники, челядь и домочадцы – так что, когда подъехала и остановилась повозка, шум во дворе княжьего терема стих не сразу.
Из повозки, опираясь на руку одного из сопровождавших ее дружинников, вышла девушка. Странно. Князь нахмурился. Даже отсюда, издалека, было видно, что волосы девушки куда светлее, чем он помнил, да и ростом она как будто пониже. Может, подругу или сестру с собой прихватила? Но… нет, в повозке больше никого не было. Он решительно сделал несколько шагов вперед, все больше хмурясь. Где же его невеста… настоящая невеста?
Незнакомка, подойдя ближе, склонилась в поклоне.
– Кто ты такая?
Девушка подняла голову. В васильковых глазах плескались удивление и настороженность. Красивая… но не она!
– Василиса Премудрая, невеста твоя… ведь ты сватов за мной сам прислал!
– Нет, – князь решительно мотнул головой, с ужасом осознавая, что произошла безумная ошибка. Но ведь наверняка все можно еще исправить! – Ты не…
В этот момент воздух вокруг девушки вдруг задрожал, будто закружился ветер. На какое-то мгновение мелькнули знакомые зеленые глаза, рыжие волосы, – а через миг исчезла девушка, а на ее месте стоял светловолосый юноша, едва ли намного старше нее. В руках он сжимал тяжелый меч.
– Зачем?! – голос Василинки дрожал, в глазах стояли слезы. – Зачем ты это сделала? Он же… он умрет! Он, может быть, сейчас умирает!
– Зачем? – со злостью повторила Ягенка. Ответ на этот вопрос она много раз повторяла про себя. Но сейчас заготовленные слова вылетели из головы. Хотелось просто сделать бывшей подруге побольнее. Как можно больнее! – А чтобы ты любовь свою навсегда потеряла. Чтоб на своей шкуре почуяла – каково это. Править тебе захотелось, княжий венец примерить? Ну так примеришь еще! А любовь я у тебя отниму. Отниму!
Кто таков этот мальчишка, почему нападает? Впрочем, подумать об этом и выяснить все у Кащея будет еще время. На него не впервые нападали и не впервые покушались на его жизнь. Можно было сразу позволить дружинникам скрутить наглеца, но сейчас злость рвалась наружу – из-за этой глупой ошибки, чужой невесты, своих обманутых ожиданий, да и самого этого невесть откуда взявшегося противника. Впрочем, противник из него, если честно, был так себе – слишком молод, неопытен, слишком горяч. И меч-то у него не по руке – тяжеловат ему, пожалуй. И все-таки князь сделал знак своим людям не вмешиваться. Он сам обезоружит мальчишку, а затем допросит по всем правилам. И не только его, но и тех, кого посылал за своей невестой.
– Да будь же ты проклята! – Василиса кинулась на бывшую подругу и вцепилась ей в волосы. Ягенка попыталась отшатнуться, неловко взмахнув рукой и смахнув со стола глиняную чашку – та упала на пол и раскололась, хоть это никого не волновало сейчас – и обе девушки, сцепившись, как кошки, упали и покатились по полу.
Несколько мгновений они молча яростно боролись, беспорядочно нанося друг другу удары и не давая подняться. В какой-то момент, попытавшись отстраниться от навалившейся на нее Василисы, Ягенка мотнула головой – и скривилась от резкой боли, напоровшись щекой на осколок чашки.
Вид крови на лице бывшей подруги будто на мгновение отрезвил Василису. Она замерла, опираясь одной рукой о пол и все еще нависая над Ягенкой. А затем медленно подняла вторую руку и мазнула пальцем по щеке лесной колдуньи. Поднесла окровавленный палец к глазам, посмотрела внимательно, а затем слизнула кровь.
– Будь ты проклята, – медленно и четко, со странным спокойствием повторила она. – Во веки веков. Не будет тебе счастья ни в этой жизни, ни в новой, ни в той, что за ней, ни за самой гранью жизни. Ни тебе и никому, в ком течет твоя заклятая кровь.
Еще одно движение – и меч светловолосого юноши отлетел в сторону. Князь опустил собственное оружие и собрался что-то сказать – но тут мальчишка вдруг, подобравшись, прыгнул на него. От неожиданности Кащей на секунду оступился и тут же почувствовал едва ощутимый укол в шею – будто иглой царапнуло. Тут же восстановил равновесие и отшвырнул мальчишку от себя. Интересно только, отчего тот смотрит теперь так торжествующе?
Девушки сидели на полу, тяжело дыша, облокотившись спинами о ножки стола. Говорить, казалось, больше не о чем. Куда-то делись и злость, и ненависть, пару минут назад переполнявшие обеих.
– Дай хоть проститься с ним, – глухо проговорила наконец Василиса, по-прежнему не глядя на Ягенку.
Та, скривившись, пожала плечами. Проститься, значит? Ну… пусть. Отчего бы и нет. Да и самой, пожалуй, хочется… хоть в глаза князю взглянуть – шевельнется в них что-то, нет ли?
Тяжело опираясь на стол, поднялась на ноги. Стол… вроде бы на нем должно было быть что-то еще. Игла? Должно быть, упала вместе с чашкой? Взглянула на Василису. Мотнула головой, отгоняя какие-то мысли, и, наконец, скосила глаза.
Колени Кащея неожиданно подогнулись и он рухнул, как подкошенный. Кто-то кинулся ему на помощь, кто-то схватил дерзкого мальчишку. И тут снова вдруг задрожал воздух, взметнулись ветры – и вот уже на месте русоволосого юнца стоит девушка с рыжей косой. Всем хорошая да пригожая девушка, вот только одежда на ней мятая и рваная, да на щеке глубокая царапина.
Змеей выскользнув из цепких рук дружинников, опешивших от очередного внезапного превращения, Ягенка подскочила к князю, упала перед ним на колени. Ресницы Кащея дрогнули.
– Князь мой…
– Ты… – на мгновение разом осунувшееся лицо князя осветила улыбка. А затем он моргнул пару раз, и радость на его лице сменилась удивлением.
Князь встал, на ходу отряхивая одежду, и оглянулся вокруг. Одной рукой потер шею там, где выступила крохотная капелька крови. А затем обратил внимание на девушку, так и сидевшую на коленях у его ног. В дрожащих руках она вертела длинную иголку, подобранную с земли. Нахмурился, будто пытаясь что-то вспомнить, но тут же мотнул головой.
– Кто ты? – спросил без особенного интереса, как спрашивал бы о том, откуда взялся на дворе незнакомый конь или чужая собака.
– Я… – Ягенка сглотнула, отчаянно глядя в глаза князя, стараясь запомнить навсегда каждую черточку его лица, такого чужого теперь. Тяжело поднялась, опустив веки. – Я никто. Теперь никто.
И снова долго судачили в Богатырево – Иванушка-то дурачок, хахаль Василисин, заезжим княжичем оказался, даром что держался со всеми запросто да никакой работы не чурался. Говорили, будто Василису он у самого князя Кащея отбил, едва сам жив остался. А как сказался, кто он есть, так и забрал вещунью да и уехал к отцу-князю на поклон, в соседние земли. От прохожего-мимоезжего люда порой слухи доходили – благословил их князь, душа в душу живут младший княжич с молодою супругой. Только в родные края Василиса отчего-то все носу не кажет – ни с матерью повидаться, ни с подружками. То ли зазналась, то ли еще что? Кто ее теперь разберет.
– Не хотела я такого, видит лес, не хотела! – Василиса не поднимала глаз на бывшую подругу – страшно было. Времени прошло немало, а стыд-то – стыд никуда не деть и теперь было. Виноваты-то обе, а расхлебывать полной ложкой теперь только одной… да еще дочке ее, той, что спала сейчас сладко в кроватке возле печи и ни о чем не знала пока. И… уж точно ни в чем не была виновата.
– Знаю, – Ягенка невесело усмехнулась. – Мне-то теперь что с того?
Встала, налила в две кружки травяного отвара, одну поставила перед Василисой и села рядом.
– Снять сможешь? – после недолгого молчания спросила хозяйка дома. – Не хочу, чтобы моя дочь, как я…
– Не могу… – Василиса наконец подняла глаза, в которых плескалась тоска. Такая тоска, какая может быть только от вечной, неизбывной вины. – Ты же знаешь – слово вещуньи.
– Знаю, – снова кивнула Ягенка.
– Я могу… попробовать смягчить. Поставить условие. Тогда ты или твоя дочь сможете сами снять проклятие.
– Давай. Мне терять уже нечего, а ей, – Ягенка мотнула головой в сторону детской кроватки, – все три жизни еще жить.
Василиса поднялась со стула, прошлась вдоль полок, время от времени беря в руки какие-то мешочки с травами, принюхиваясь к их содержимому. Ягенка не подсказывала – чай, сама разберется. Да и знала бывшая подруга, где что в ее доме хранится, едва ли не как сама хозяйка.
Гостья взяла с одной из полок широкую глиняную чашу, плеснула в нее воды из бадьи, поставила на стол, сыпанула каких-то трав. Молча подняла нож, молча же взяла в ладонь безжизненно лежавшую на столе руку Ягенки. Уколола ей палец самым кончиком ножа, – та не проронила ни звука, – сцедила несколько капель крови в чашу. Затем склонилась и зашептала что-то на воду, а после опустилась снова на табурет.