Вода в чаше казалась теперь черной, как ночное небо, и в ее глубине мерцали точечки – звезды. Василиса глубоко вздохнула и сгорбилась на табурете.
– Жениха найдет до первой смерти – и снимет проклятие. Ну и замуж за него, само собой, пусть выходит.
– Любого жениха? – Ягенка приподняла брови.
– Не любого. Ей одной самой судьбой предназначенного.
– Ишь, как все просто, – усмехнулась лесная колдунья.
– А тебе надо посложнее? – почти со злостью бросила Василиса. – Так скучно? Надо, чтобы он венец самоцветный на нее надел или кольцо рубиновое? В янтарном вине умыл? Золотую рыбку на блюде поднес? Или… – распалившись, Василиса не сразу заметила ужас, отразившийся на лице бывшей подруги. А заметив, осеклась.
– Я не… это не… – Василиса замотала головой. Поздно.
По воде в чаше пошла рябь и где-то в глубине вспыхнуло маленькое солнце. Вспыхнуло – и тут же погасло. Условие было принято.
Вот с этих самых пор ни одна из женщин рода Ягелевых не выходила замуж. Влюблялись – случалось. Бывало, что и взаимно. Только ненадолго. Каждая оставалась в конце концов с разбитым сердцем, под которым билось уже сердце будущей дочери.
Казалось бы – ну и что тут такого, подумаешь, не выйти замуж! В конце концов, и счастье ведь бывает разным. Даже в любви можно быть очень даже счастливым без всякого там официального оформления отношений. Не говоря уже о том, что многие люди вполне счастливы и вовсе без всякой любви. Кто-то счастлив успехом, кто-то – работой или творчеством, кто-то – дружбой, кто-то – детьми…
Вот тут как раз собака и порылась. Подлянка Василиса не сказала «не будет тебе счастья в браке» или там «в любви». Она сказала просто – «счастья». Вот и нет его – счастья для нашей семьи. Никакого. Все женщины нашего рода обречены всю долгую жизнь, все три свои долгие жизни быть несчастливыми. Не находить счастья ни в чем вообще. Всю жизнь – одни лишь разочарования, скука, обиды и горе. И постепенно, с годами и столетиями стервенеть, озлобляться на весь мир, начиная понемногу ненавидеть всех и вся. Всех тех, кто так бессовестно и банально имеет право быть счастливыми.
Ну и маленьким бонусом, вишенкой на торте – фатальное семейное невезение. Там, где кто-то может вляпаться в неприятности, а может и не вляпаться, любая тетка из Ягелевых обязательно вляпается по самые уши, да еще и окружающих за собой утянет. Мы наступаем на все брошенные кем-то банановые шкурки и на все лежащие грабли. Мы спотыкаемся на ровном месте. Все кирпичи с небес летят только на наши головы. Все светофоры показывают нам красный.
И остановить все это можно только одним способом. Выйти замуж, хотя бы одной из нас, всего-то навсего. Исключительно по любви, большой и чистой. И, разумеется, при соблюдении всех идиотских василисиных условий, чтоб им пусто было, иначе брак все равно не срастется. Ну и, конечно, успеть до первой смерти.
Ерунда, правда? Вот и Ягенка так думала. И еще много поколений Ягелевых после нее. И до сих пор ни одной из нас сделать это не удалось.
К слову, никогда прежде в нашей семье так быстро поколения не сменяли друг друга, живем-то мы долго… то есть жили бы. Если бы не проклятие. Я, кстати, по нашим меркам засиделась-таки в девках… в смысле, долго уже тяну, ни разу не умерев. Большинство в нашем роду теперь до первой смерти меньше обычной человеческой жизни протянуть успевает.
Весь род Ягелевых стал с той поры усыхать. Проклятие на крови – страшная штука. Семь Врат стерегли в былые времена женщины семи ветвей нашего рода. Но проклятие означало, что не будет счастья не только Ягенке и ее потомкам – а всем, в ком течет та же кровь. Всем ее двоюродным и троюродным сестрам, тетушкам и племянницам. Всем. Их всех стали преследовать несчастья, одно за другим.
Одна из них жила на краю поселка. Однажды ночью она уронила масляную лампу, просто уронила. Выгорел весь поселок, со всеми жителями. Детьми, стариками – всеми. Ее муж тоже был в числе погибших. Она стала первой, кто не выдержал – и сама оборвала свою ветвь рода. Утром на пепелище она убила себя. Три раза подряд. И с ее третьей смертью закрылись навсегда Врата, которые она хранила.
Потом были и другие. Кому-то так не везло, что они умирали по глупой случайности, не успев оставить дочерей. Три жизни – это очень немного, если фатальной для тебя может оказаться любая нечаянная мелочь. Кто-то не выдерживал и уходил сам. В конце концов в роду остались только три ветви – и столько же Врат.
Крепко слово вещуньи.
– Bordel de merde[9], – пробормотала Жюли, глядя на меня расширенными глазами. – Даааа, наворотили дел твоя прабабка с подружкой… Это ж сколько умищи-то? На двоих-то так много не бывает…
– Знаю, – я скривилась. В нашей семье обеих подружек из этой истории какими только словами не поминают – и ни одним добрым. – Только… знаете, я вот все думаю. Ну по сколько им лет-то было, девицам на выданье? Семнадцать, восемнадцать? Может, и меньше. Даже по человеческим меркам – девчонки. И у каждой – первая любовь, первые страсти великие… и силы немеряные, – я вздохнула.
– Слушай, – Арису сидела, поставив локти на стол и положив подбородок на сцепленные руки, – я одного не поняла. Она ведь, выходит, все-таки ошиблась – Василиса твоя? Ну, Иван ведь был младшим сыном, не наследником? Как она могла стать княгиней?
– Никакая она не моя, – я отхлебнула коктейль из бокала. – Вот сразу видно, что ты русских сказок не читала.
– Еще чего! И зачем бы?
– А вот затем. Младший-то младший… два брата у него было. Если верить сказкам – старшие братья были плохие ребята, пытались Ванюшу убить и ограбить, за что сами жестоко поплатились и покрошены были в капусту. Историю-то победители пишут. А победителем у нас оказался Ваня. Как уж там на самом деле было – кто его теперь разберет, да я и не интересовалась как-то. Но, в общем, трон или что там у них князю полагалось Иванушка-таки унаследовал. Вещуньи, они, Алис, не врут.
– А мне вот другое интересно, – медленно проговорила Жюли. – Если я поняла все верно в твоей histoire d’horreur[10], каждая из них намеренно использовала свой дар во зло. Хуже того – стремилась причинить как можно большее зло, причем не кому-нибудь, а близкому человеку, подруге… такое ведь не могло не аукнуться, верно? Ну прабабка-то твоя за свое зло уж точно расплатилась – да и ты по сей день расплачиваешься. А подружка ее что? Замуж выскочила по любви, детишек нарожала, еще и княгиней стала. Верно?
– Стала, – неохотно ответила я. – Не особенно надолго, правда. Это в сказках все заканчивается, когда герои поженились и стали править. На самом-то деле этим все только начинается. Там… мутная история, в общем, вышла. Поначалу-то, когда Иван только стал князем, его любили все, Василису премудрой княгиней звали. А потом… однажды вещунья начала ошибаться. Не бывает такого вообще-то – а она начала. И Иван тогда не очень-то хорошим правителем оказался. Не слишком дальновидным, не слишком мудрым. Тогда и вспомнили историю со старшими братьями, много недовольных было. У них же тоже еще сыновья остались, а у сыновей – дядья, матери, всем править хочется. В общем… смута была большая, кучу народу поубивали. Я, если честно, не знаю даже – жива ли Василиса с детьми осталась, но мужа ее точно укокошили в итоге. О новых вещуньях в наших краях с тех пор точно не слышали. Может быть, просто с тем проклятием иссякла сила ее рода. Сама знаешь – по дарам и спрос. Всегда.
– Всегда, – эхом откликнулись обе мои собеседницы одновременно, и над столом на пару минут повисло молчание.
– Нам скоро ехать, – наконец произнесла Арису. – Давайте, девчат, выпьем, что ли… за счастье! Каким бы оно ни было.
Мы подняли бокалы – на сей раз с шампанским – и чокнулись.
Больше никаких историй
Посмотрев вслед поезду еще несколько минут, я развернулась и направилась к вокзалу – надо было пройти сквозь него, чтобы выйти в город. Общественный транспорт сейчас не ходит, придется идти домой пешком. Хорошо, что не особенно далеко. Правда, и быстро шагать не получится – как-то устала я за этот суматошный день, так что теперь брела, едва переставляя ноги. Признаться честно, я еще и не вполне твердо стояла на ногах – все-таки не надо было, пожалуй, мешать столько коктейлей подряд за вечер.
– С-слушай… ик! Тут magnifique[11] вагон-ррхесторан! – сообщил из моего кармана, заметно грассируя, голос Жюли.
Со вздохом я извлекла из кармана зеркальце.
– Вы когда успели там?.. – спросила шепотом, оглянувшись вокруг. Впрочем, в здании вокзала было совершенно пустынно в этот поздний час.
– Не, реально, Славка, шшшикарррный коньяк тут… Аррису, скажи!
В ответ раздалось невразумительное мычание. Надо думать, Арису сказала. Хм, видимо после всех этих коктейлей коньяк стал все-таки последней каплей. Ну а что? Девчонки отдыхают!
Рассеянно сунув зеркальце снова в карман, я вышла из здания вокзала. И, задумавшись, совершенно не заметила в начавших сгущаться сумерках первую ступеньку лестницы. Я оступилась и неизбежно полетела бы вниз – невысоко, но обидно – если бы меня неожиданно не подхватили. Опять.
– Похоже, мне никогда от вас не избавиться, – мученически вздохнул Константин. – Скажите на милость, что вы замышляете на этот раз?
– Замышляю?! – оскорбленно переспросила я, резко отстраняясь. – Я вообще-то домой иду. А вот вы, похоже, меня точно преследуете!
– Я?! – мужчина даже поперхнулся от возмущения. – Я вас преследую? Я еще не сошел с ума и жить пока что хочу… и что вы вообще делаете ночью одна на улице?
Я оглянулась на здание вокзала за своей спиной, затем насмешливо посмотрела на Константина.
– По-моему, это очевидно – я провожала подруг.
– И теперь собираетесь идти через ночной город в гордом одиночестве? – голос моего нежданного собеседника стал вкрадчивым.