«Зачем все это?» – недоуменно спрашивал себя Антон Павлович и, не получив ответа, потерянно и близоруко щурился, вглядываясь в доску.
Сверху доска и в самом деле напоминала двор или городскую площадь. На клетках там и тут, в лишенном всякого смысла и цели беспорядке, стояли маленькие деревянные люди.
Антону Павловичу вдруг пришла в голову живая и задорная, как прежде, мысль в кого-нибудь плюнуть.
Обрадовавшись этой мысли, как иные радуются встрече со старым приятелем, Антон Павлович поискал взглядом Добужанского. К несчастью, Льва Борисовича давно уже не было на доске, и вместо плевка на пустую клетку вдруг капнула мутная слеза. С нею фигурки расплылись и поплыли пятнами.
Пятна, похожие на черные и белые шарики пинг-понга, оживленно забегали и запрыгали перед глазами Антона Павловича, и сквозь щипучую световую резь, наставшую в глазах, Антону Павловичу показалось, что прыгают они у него в голове.
– Вас нет! Я вас всех придумал! – пытался объяснить фигуркам Антон Павлович.
Но на эти разумные слова фигурки не обращали никакого внимания. Занятые своими делами, они даже не оглядывались в его сторону.
– Мне плохо. Уйдите, пожалуйста, все отсюда! – взмолился Антон Павлович и, обхватив голову руками, обессиленно упал в кресло.
Антон Павлович хотел добавить еще, что у него умерла собака, но понял, что его все равно не слушают. Пустой кабинет Антона Павловича был полон чьих-то голосов, смешков и шепотов…
В груди Антона Павловича было пусто и жутко, как на дне волчьей ямы.
Из кабинета так никто и не вышел.
Kb1-c3, Cf8-c5
Kc3-d5, Фf6-Ь2
Глава 8Зловещие сны
В предрассветных сумерках таяли фонари бульвара. Дремала, огражденная поребриком, асфальтовая река проспекта. Желтый глаз светофора, неприятно мигая, пристально смотрел Людмиле Анатольевне в спину.
При выходе из парадного Райской пересекла дорогу черная кошка. За ней вторая. Третья…
Всего Людмиле Анатольевне пересекли дорогу тринадцать черных кошек.
На лестничной клетке шестого этажа Людмиле Анатольевне перебежала дорогу младшая сестра Заблудшая с пустым мусорным ведром.
У Райской неприятно тюкнуло в сердце, а соседка, даже не поздоровавшись, кривя ниточкой губы, прошла мимо и пропала в стене.
Бульвар дремал во влажном тумане. Стелился белым. Было зябко. С тополиных ветвей капало в лужи.
Шаги Людмилы Анатольевны спешили за ней, глухие и незнакомые, как будто не сама она, а кто-то шел за нее. По сизым облакам тумана, то выпрыгивая вперед идущей, то прячась за спину и скамейки, скользила тень.
Людмила Анатольевна искала на бульваре мужа.
Вместо мужа по скамейке, на которой обычно отдыхал Антон Павлович, расхаживала, заложив крылья за спину, большая горбатая ворона. На голове птицы была любимая фетровая шляпа Антона Павловича.
Перед вороной стояла открытая шахматная доска. По доске рассыпаны были хлебные крошки. Переходя по краю скамейки туда-сюда, неприятная птица с черниковыми глазами клевала крошки огромным клювом.
Сколько птица ни притворялась птицей, Людмила Анатольевна все же признала в ней своего Антона Павловича и хотела поймать его сумкой, чтобы отнести домой.
Но Антон Павлович увернулся с необычной для него ловкостью и, взлетев, закружил над скамейкой, всполошенно хлопая крыльями и громко каркая.
Людмила Анатольевна растерянно стояла, задрав голову. Она никак не могла сообразить, как вразумить Антона Павловича и уговорить его залезть в сумку.
«Цып-цып-цып!» – позвала мужа Людмила Анатольевна и, собрав с доски хлебные крошки, протянула вверх, к Антону Павловичу, руку лодочкой. Муж слегка успокоился и сузил круги.
«Цып-цып-цып!» – дружелюбно повторила Людмила Анатольевна, и тут муж, камнем бросившись вниз, врезался в ладонь жены крепким костяным клювом.
Людмила Анатольевна закричала от ужаса и проснулась.
Последнее время Людмиле Анатольевне часто снились муж, вороны, пустые ведра, мертвецы и черные кошки. Людмила Анатольевна накапала себе валерьянки.
Коты – котами, вороны – воронами. А вот насчет пустых ведер следовало как следует призадуматься.
Людмила Анатольевна призадумалась и отправилась одеваться.
Ей нужно было в редакцию за авансом мужа.
На столе Соломона Арутюновича Миргрызоева, директора издательства «Луч-Просвет», стояли расположенные по росту в четыре ряда тридцать два серебряных колокольчика.
Соломон Арутюнович позвонил номером один.
Дверь кабинета бесшумно открылась, и в ней появилась нужная директору голова.
– Александра Гавриловна, Райского больше не издаем. Исписался, старик. Скажешь Наталье, придет еще эта горгона Райская, кофе и в шею, – коротко пояснил Сам.
– Поняла, – кивнула Александра Гавриловна. – Еще что-нибудь, Соломон Арутюнович?
Соломон Арутюнович нетерпеливо поморщился.
Александра Гавриловна Трутнева, главный бухгалтер издательства «Луч-Просвет», была женщина жадная, усатая, худая и верная.
Одевалась Александра Гавриловна в строгий темно-синий костюм с кружевами в манишке.
Лицо Александра Гавриловна имела лимонное и неприветливое, с лошадиными крупными зубами, слегка торчащими из-под верхней губы.
Резиновый рот Александры Гавриловны растягивался в улыбку только при виде рейтинговых, верхних по результатам ООП и прочих топовых литстатистик, авторов.
Авторам, вылетевшим из приносящей доход десятки или еще не протиснувшимся в нее, приходилось улыбаться Александре Гавриловне самим. Улыбаться за плотно запертой дверью бухгалтерии, одиноко сидя на холодной клеенчатой табуретке.
По выражению лица этой бесценной сотрудницы и сам Соломон Арутюнович нередко определял популярность и рейтинг предполагавшегося к изданию автора.
Вытянувшееся лицо Трутневой с сильно проступившими из-под карниза губы зубами предполагало бесполезность вложения.
Лицо Александры Гавриловны, собравшееся на носу в складки, предполагало вложение рентабельное, перспективную котировку автора, низкие риски и повышенный индекс чит-спроса.
Антону Павловичу эта благородная дама часто являлась в кошмарах.
Явилась Александра Гавриловна Антону Павловичу и сейчас.
Александра Гавриловна сидела во главе длинного стола кабинета Сама, и рейтинговые авторы, числом двенадцать, сидели на стульях по популярности, кто ближе, кто дальше от Трутневой.
Сам же Антон Павлович приснился себе всех дальше, по левую руку страшной бухгалтерши, тринадцатым. У самой двери и на сквозняке.
Павел Эрастович Вертопрашки, фантаст широкого профиля, сидел к Трутневой ближе всех, по руку правую, и дребезжащим колючим басом бубнил что-то непонятное…
«Бу-бу-бу!» – бубнила эта бездарь.
На последнем «бу» Александра Гавриловна остановила многопрофильного фантаста Вертопрашки бровью, посмотрела сквозь стол в центр лба Антона Павловича и произнесла:
«Антон Павлович, можете идти. Вы нам больше не нужны».
На ватных ногах, сопровождаемый волчьими оскалами двенадцати рейтинговых авторов, Антон Павлович послушно поплелся по своему сну к двери. За дверью Антон Павлович хотел сползти на паркет.
Но тут навстречу ему с табурета бодро поднялся младший корректор «Центральной слави» и автор «Последней Надежды» Виктор Петрович Рюмочка.
Виктор Петрович оттиснул Антона Павловича плечом и вошел в кабинет Миргрызоева, громко хлопнув в лицо Антону Павловичу тяжелой дверью.
Антон Павлович заплакал во сне.
Недаром снились Людмиле Анатольевне тринадцать черных котов, муж, вороны, пустые ведра и младшая сестра Заблудшая.
Людмила Анатольевна одиноко сидела в коридоре издательства «Луч-Просвет» на холодной клеенчатой табуретке перед запертой дверью бухгалтерского отдела.
Губы Людмилы Анатольевны растерянно дрожали. Пальцы беспомощно вцеплялись, перебирая друг друга.
Только что с Людмилой Анатольевной случилось ужасное, и она еще не могла найти в себе силы, чтобы встать с табурета.
Придя за авансом Антона Павловича, Людмила Анатольевна решительно толкнулась в дверь бухгалтерии, расплылась в улыбке, всем кивнула и, подойдя к Александре Гавриловне, села напротив.
У Александры Гавриловны вытянулось лицо, на нем проступили зубы.
Александра Гавриловна побарабанила по реквизитам «Луч-Просвета» золотым «паркером», что-то перелистнула. Перелистнула еще, заглянула. Даже открыла ящик и посмотрела там и наконец протянула Людмиле Анатольевне папку с «Липовой аллеей» Антона Павловича.
Людмила Анатольевна, недоумевая, взяла «Аллею» мужа в руки и нахмурилась. Она терпеть не могла эту сохлую и высокомерную бухгалтерскую водомерку Трутневу.
Сохлая бухгалтерская водомерка мигнула.
– На сегодняшний момент, к сожалению, данного автора нет в издательских планах, – сказала Людмиле Анатольевне Александра Гавриловна.
Людмила Анатольевна, опираясь о стену, уже поднималась с табурета, когда вынуждена была упасть обратно.
По коридору, как по кошмарному сну Антона Павловича, к кабинету главбуха, встревоженно озираясь по сторонам и шарахаясь собственной тени, крался подающий большие надежды автор, младший корректор «Центральной слави» Виктор Петрович Рюмочка.
Глава 9В когтях литбиза
В то время как кровожадный тираннозавр литбиза Соломон Арутюнович Миргрызоев предвкушал победу «Луч-Просвета» над замшелым динозавром классической прозы, сам динозавр в тишине своего сумеречного кабинета, стиснув зубы, боролся с белым слоном.
Левой рукой Антон Павлович увлеченно двигал слона по диагонали, с позиции f4 на позицию d6.
Правой рукой, Антон Павлович не менее увлеченно отодвигал слона с позиции обратно.
Слон скакал по доске ожесточенно и упрямо, как буриданов осел меж стогов.
Непримиримая война между Антоном Павловичем и слоном была в самом разгаре. Лицо Антона Павловича раскраснелось и блестело от схватки.