Сержант Колон сел рядом с ним.
– Ты никогда не подозревал, что связан с высшим светом?
– Ну… моему двоюродному братцу Винсенту однажды влетело за то, что он грязно приставал к служанке герцогини Щеботанской…
– К горничной или к судомойке?
– Кажется, к судомойке.
– Тогда, наверное, не считается. А еще кто-то об этом знает?
– Ну, она пошла и рассказала…
– Я про твой титул.
– Только господин Ваймс.
– А, ну и все тогда, – сказал сержант Колон и вернул Шнобби свиток. – Можешь просто никому не говорить. И тогда не надо будет ходить в золотых штанах и ездить на эти самые бальные охоты. Посиди-ка тут, а я тебе чайку налью, годится? Я тебе помогу со всем этим разобраться, не боись.
– Ох, Фред, это очень благородно!
– От благородного слышу! – ответил Колон и подмигнул. – Да, ваше сиятельство?
– Фред, не надо, – устало попросил Шнобби.
Дверь штаб-квартиры распахнулась.
Внутрь полился туман, клубясь, как дым. Из-за его завесы сверкали два красных глаза. Завеса разошлась, и взглядам предстала массивная фигура голема.
– Умгм, – сказал сержант Колон.
Голем поднял табличку.
Я ПРИШЕЛ К ВАМ.
– Да. Да. Ага. Я, э, я вижу, – сказал Колон.
Дорфл развернул табличку. На обратной стороне было написано:
Я ПРИЗНАЮСЬ В ПРЕСТУПЛЕНИИ. ЭТО Я УБИЛ СТАРОГО СВЯЩЕННИКА. ДЕЛО ЗАКРЫТО.
Какое-то время Колон шевелил губами, глядя на табличку. Потом поспешил под защиту стола, которая вдруг показалась ему очень ненадежной, и начал рыться в бумагах.
– Пригляди за ним, Шнобби, – сказал он. – Чтобы он не сбежал.
– С чего бы ему сбегать? – спросил Шнобби.
Сержант Колон нашел относительно чистый лист.
– Ну, э, ну, я, наверное, лучше… Как тебя зовут?
Голем написал:
ДОРФЛ.
К тому времени, когда Ваймс добрался до Бронзового моста (округлые булыжники среднего размера, которые в народе прозвали «кошачьими головами»; многих не хватало), он уже засомневался, верное ли принял решение.
Осенью всегда стояли густые туманы, но такого плотного Ваймс не припоминал. Его пелена приглушала звуки города и превращала самые яркие огни в мутное свечение, хотя даже солнце, по идее, еще не закатилось.
Он пошел вдоль парапета. Впереди в тумане замаячила приземистая лоснящаяся фигура. Это был деревянный гиппопотам, какой-то дальний предок Родрика или Кита. Их было по четыре с каждой стороны моста, и все смотрели в сторону моря.
Ваймс проходил мимо них тысячу раз. Они были его старинными друзьями. В промозглые ночи он часто коротал время в тени кого-то из этих гиппопотамов, когда ему нужно было укромное местечко.
Подумать только, так оно и было. Кажется, еще совсем недавно вся Стража состояла из горстки людей, которые прятались по укромным уголкам и старались не искать неприятностей на свою голову. А потом явился Моркоу, и их привычный тесный мирок вдруг разросся, и вот уже в страже было тридцать человек (включая, конечно, троллей, гномов и прочая, и прочая), которые не прятались от неприятностей – они их искали и непременно находили. Чудные дела. Как в своей привычной манере заметил Витинари, такое ощущение, что чем больше в городе стражников, тем больше в нем преступлений. Но, как бы то ни было, Стража вернулась на улицы, и пускай многим из стражников было далеко до Детрита в умении надирать задницы, уши они могли надрать кому угодно.
Он чиркнул спичкой о копытце гиппопотама и прикрыл рукой сигару, чтобы защитить ее от сырого тумана.
Взять хоть эти убийства. Если бы не Стража – никто бы по этому поводу даже не почесался. Два старика убиты в один день. Ничего не украдено… По всей видимости, ничего не украдено, поправился он. Неприятная штука, связанная с украденными штуками, – отсутствие этих самых штук на месте преступления. Почти наверняка эти двое не волочились за чужими женами. Они небось уже забыли, что это значит – за кем-то волочиться. Один проводил время среди старинных религиозных текстов; другой, да простят его боги, был специалистом по боевой выпечке.
Кто-то мог бы сказать, что они прожили безгрешную жизнь.
Но Ваймс был стражем порядка. Он знал, что безгрешных людей не бывает. Если целый день пролежать без движения в каком-нибудь заброшенном подвале, может быть, и дотянешь до вечера, ни разу не преступив закон. Но только если повезет. И даже при таком раскладе тебя могут обвинить в бродяжничестве.
Так или иначе, Ангва, кажется, приняла это дело близко к сердцу. У нее был особый нюх на неудачников – и она всегда становилась на их сторону.
Как и Ваймс. Он чувствовал, что это его долг. Не потому, что они отличались душевной чистотой или благородством – вовсе нет. На сторону неудачников надо было становиться просто потому, что им не везло.
В городе каждый сам о себе заботился. Для того и существовали гильдии. Люди сбивались в стаи, чтобы противостоять другим людям. Гильдия приглядывала за тобой на всем пути от колыбели до могилы – до чужой могилы, если речь шла о Гильдии Убийц. Они даже соблюдали закон – ну, на свой лад. Воровство без лицензии, даже совершенное впервые, каралось смертью[11]. За этим следила Гильдия Воров. Такая система казалась невозможной, и все же она работала.
Она работала как машина. И все были довольны – кроме тех, кто случайно попадал в шестеренки.
Ощущение влажных булыжников под подошвой успокаивало.
О боги, как он по этому скучал! В былые времена он патрулировал улицы один. В три часа ночи, когда вокруг никого не было – только он и поблескивающие камни мостовой, – даже казалось, что во всем этом есть какой-то смысл…
Он замер.
Вокруг него сгустился страх – не тот страх, который испытываешь при виде острых клыков, гниющих язв и зловещих призраков, а тот, который тебя охватывает, когда знакомые вещи вдруг оказываются незнакомыми.
Что-то было не так. Что-то важное и основополагающее.
Прошло несколько жутких секунд, пока сознание Ваймса обрабатывало то, что уже заметило подсознание. На его стороне моста стояло пять статуй.
А должно быть четыре.
Ваймс очень медленно развернулся и подошел к первой статуе. Это, как и полагается, был гиппопотам.
Следующая статуя тоже оказалась гиппопотамом. На ней кто-то нацарапал несколько слов. Не бывает сверхъестественных чудовищ с надписью «Заз – дубина».
Путь до третьей статуи показался ему короче обычного, и, когда он поднял глаза…
В тумане над Ваймсом горели две красные точки.
Что-то большое и темное спрыгнуло с парапета, сбило Ваймса с ног и растворилось во мгле.
Ваймс с трудом поднялся на ноги, потряс головой и кинулся в погоню. Он даже не успел задуматься. Это древний инстинкт терьеров и стражников – преследовать все, что убегает.
На бегу он машинально потянулся за колокольчиком, чтобы призвать остальных стражников, но командору Стражи колокольчик не полагался. Командоры Стражи были предоставлены сами себе.
Капитан Моркоу сидел в зачуханном кабинете Ваймса и таращился на листок бумаги:
Ремонт водопровода в штаб-квартире Стражи, Псевдополис-Ярд. Новая водосточная труба, колено 35°, четыре прямоугольные фермы. Итого за работу и материалы 16,35 долл.
Тут было еще много таких бумажек, включая счет за голубей для констебля Водослея. Насколько Моркоу было известно, сержанту Колону не нравилось, что кому-то из Стражи платят жалованье голубями; но констебль Водослей был горгульей, а для горгулий деньги – пустой звук. Зато жирный голубь – это жирный голубь.
И все же вещи менялись к лучшему. Когда Моркоу только заступил на службу, все средства, которые имелись в распоряжении у Стражи, хранились на полке в жестяной банке с этикеткой «Полироль Рукисилы для Рыцарей в Сверкающих Доспехах», и если кому-то требовались деньги, достаточно было найти Шнобби и заставить его положить их обратно в банку.
Кроме того, на столе нашлось письмо от жителя Паркового переулка, одного из самых респектабельных местечек во всем городе.
Командор Ваймс!
Насколько я могу судить, ночные патрули Стражи на моей улице состоят сплошь из гномов. Я ничего не имею против гномов в естественной среде обитания – они, по крайней мере, не тролли, – но до меня доходят разные слухи, а я, к вашему сведению, воспитываю дочерей. Я требую, чтобы вы незамедлительно приняли меры; в противном случае мне ничего не остается, кроме как обратиться к лорду Витинари, коему я прихожусь другом.
Ваш покорный слуга,
И что, это работа стражника? Может быть, господин Ваймс что-то пытался ему таким образом сообщить? Были и другие письма. Глава Комитета Равного Роста требовал, чтобы гномам-стражникам разрешили вооружаться топорами вместо традиционных мечей и чтобы им поручали расследовать только преступления, совершенные высокими людьми. Гильдия Воров жаловалась на то, что командор Ваймс публично заявил, будто большая часть краж в городе совершается ворами.
Чтобы разгрести всю эту корреспонденцию, требовалась мудрость царя Изиадану, а ведь это были только сегодняшние письма.
Моркоу поднял следующую записку и прочитал: «Перевод текста изо рта о. Трубчека. Почему? СВ».
Он добросовестно ознакомился с переводом.
– Изо рта? В буквальном смысле? – вслух спросил Моркоу, обращаясь к пустой комнате.
Он поежился, но не от страха. У Ваймса в кабинете всегда было холодно. Он не привык сидеть в четырех стенах. В открытом окне извивался туман, шевеля на свету тонкими пальцами.
Следующей бумажкой в кипе оказалась копия иконографии, сделанной Шельмой. Моркоу посмотрел на два расплывчатых красных глаза.
– Капитан Моркоу?
Он слегка повернул голову, не отводя взгляда от картинки.
– Что такое, Фред?
– Мы поймали убийцу! Он здесь!
– Это голем?
– А вы откуда знаете?