Потом они вышли наружу, и каждый отправился своим путем.
Путь Дорфла привел его прямиком в штаб-квартиру Стражи, где он сдался дежурным.
Зачем?
Ангва снова понюхала обломок спички. Этот запах крови и мяса она бы ни с чем не спутала.
Дорфл признался в убийстве…
Она подняла взгляд на исписанные стены и поежилась.
– За тебя, Фред! – провозгласил Шнобби и поднял кружку.
– Завтра все вернем в копилку. Никто даже и не заметит, – сказал сержант Колон. – И вообще, это проходит по графе «чрезвычайные обстоятельства»!
Капрал Шноббс мрачно уставился в кружку. Посетители «Залатанного Барабана» часто так делали, когда первоначальная жажда отступала и появлялась возможность разобраться, что они, собственно, пьют.
– Как мне быть? – простонал он. – Родовитым особам, им же надо носить всякие диадемы, длинные одеяния и все такое. И стоит все это добро прорву денег. А еще приходится делать кучу всяких вещей. – Он отхлебнул пива. – Как г’рится, «шноблесс оближешь».
– Ноблес оближ[13], – поправил Колон. – Ну да. Попал в высший свет – изволь крутиться. Деньги там на благотворительность жертвовать. Заботиться о сирых и убогих. Старую одежку садовнику отдавать, хотя на ней еще есть место для заплаток. Я все эти штуки знаю. Мой дядя когда-то был дворецким у леди Силачии.
– Нет у меня никакого садовника, – угрюмо сказал Шнобби. – И сада нет. И старой одежды, кроме той, что на мне сейчас. – Он сделал еще глоток. – А что, леди Силачии отдавала свою одежду садовнику?
Колон кивнул:
– Ага. Странный он был тип, этот садовник. – Он встретился взглядом с трактирщиком и крикнул: – Еще две пинты «Ухмельного»! – Потом покосился на Шнобби. Его старый приятель выглядел еще пришибленнее обычного. Надо было подставить ему дружеское плечо. – И Шнобби плесни две пинты, – добавил он.
– За тебя, Фред.
Сержант Колон приподнял брови, когда Шнобби едва ли не одним глотком осушил всю кружку и не очень уверенным движением вернул ее на стол.
– Лучше бы к этому титулу прилагался мешок с деньгами, – сказал Шнобби и потянулся за второй кружкой. – Я думал, всякий высокородный хлыщ – богатей, каких мало. И, когда ты становишься аристократом, тебе одной рукой протягивают толстенькую пачку банкнот, а другой водружают на башку корону. Какой толк быть благородным нищим? Тут даже не знаешь, что хуже. – Он опрокинул в себя пиво и со стуком поставил кружку. – Вот богатенький простолюдин – эт’ да, эт’ я п’нимаю.
Трактирщик склонился к сержанту Колону:
– Что стряслось с капралом? Он же никогда не берет больше полпинты. А сейчас выпил уже восемь.
Фред придвинулся к нему и украдкой сообщил:
– Ты только никому не говори, но все дело в том, что наш Шнобби оказался большой шишкой.
– Шишка у него, говоришь, большая? Ну главное, чтобы он ею по пьяни тут не размахивал.
В штаб-квартире Стражи Сэм Ваймс крутил в руках спички. Он не стал спрашивать у Ангвы, уверена ли она. Агнва могла по запаху определить, среда сегодня или четверг.
– Кто же там еще был? – спросил он. – Другие големы?
– По следам точно не скажешь, – ответила Ангва. – Но я думаю, что да. Я хотела выяснить, куда они ушли, но решила, что лучше сразу отправиться сюда.
– Почему ты думаешь, что это были големы?
– Видела отпечатки ног. А еще големы не оставляют запаха. Они пахнут тем, что они делают, и больше ничем… – Она вспомнила стену, испещренную словами. – А еще у них был какой-то долгий спор. Письменный. Судя по всему, довольно жаркий.
Она снова представила себе стену.
– Некоторые из них были очень красноречивы, – добавила она, вспомнив размер некоторых букв. – Будь они людьми, орали бы во всю глотку…
Ваймс угрюмо окинул взглядом разложенные на столе спички. Одиннадцать кусочков дерева, а двенадцатый разломан пополам. Не нужно быть гением, чтобы понять, что к чему.
– Они тянули жребий, – сказал Ваймс. – И Дорфл проиграл.
Он вздохнул.
– Час от часу не легче, – сказал он. – Кто-нибудь знает, сколько всего в городе големов?
– Нет, – ответил Моркоу. – Это сложно выяснить. Их уже веками никто не производит, но они не изнашиваются.
– Никто не производит?
– Это запрещено, сэр. Священники очень строго за этим следят, сэр. По их словам, это все равно что творить жизнь, а такое позволено только богам. Но на тех, которые уже слеплены, они закрывают глаза, потому что, ну, от них много пользы. Кого-то замуровали в стену, кого-то отправили в шахту или на мельницу, крутить жернова. Они занимаются всякими опасными делами там, куда человек и не сунется. Работа у них грязная, у всех до единого. Думаю, их могут быть сотни…
– Сотни? – переспросил Ваймс. – А теперь они втайне встречаются и плетут заговоры? Ну и дела! Что ж. Придется их уничтожить.
– Но почему?
– А тебе нравится, что они секретничают у тебя за спиной? Слушай, ну в конце концов, к троллям и гномам у меня нет вопросов, даже нежить в каком-то смысле живая, хотя я бы не называл это жизнью… – Он поймал взгляд Ангвы и добавил: – За редким исключением. Но эти?.. Это же просто машины, созданные для работы. Все равно что несколько веников и совков решили бы встретиться и поболтать!
– Э… Там еще кое-что было, сэр, – медленно произнесла Ангва.
– Где? В подвале?
– Да. Но… это сложно объяснить. Просто, знаете… ощущение.
Ваймс неопределенно пожал плечами. Он уже научился не сбрасывать со счетов ощущения Ангвы. Она, например, всегда знала, где находится Моркоу. Если она сидела в штаб-квартире, можно было заранее узнать о его приближении, видя, как Ангва смотрит на дверь.
– Ну?
– Что-то вроде… глубокой печали, сэр. Неизбывной горькой тоски. Вот.
Ваймс кивнул и потер переносицу. Это был чертовски длинный день, и он даже не близился к завершению.
Очень, очень сильно хотелось выпить. Мир был слишком смутным и ненадежным местом. При взгляде сквозь дно стакана он хотя бы обретал четкость.
– Вы сегодня что-нибудь ели, сэр? – спросила Ангва.
– Ну… я вроде позавтракал, – пробормотал Ваймс.
– Помните словечко, которое так любит Колон?
– Какое? «Паскудный»?
– Вот так вы сейчас выглядите. Если не хотите идти домой, выпейте хотя бы кофе и отправьте кого-нибудь за фиггинсами.
Ваймс задумался. Паскудным он называл привкус во рту, если в нем три дня не было ничего, кроме отрыжки. Это он сейчас так выглядит? Страшно представить.
Ангва потянулась к старой жестянке из-под кофе, которая служила Страже копилкой. Та оказалась неожиданно легкой.
– Что за дела? Тут должно быть по меньшей мере двадцать пять долларов, – сказала она. – Шнобби только вчера взносы собирал…
Она перевернула банку. Оттуда выпал крошечный замусоленный окурок.
– Даже расписку не оставил? – грустно спросил Моркоу.
– Какую еще расписку? Это же Шнобби.
– Ах да. Точно.
В «Залатанном барабане» было очень тихо. Счастливый Час прошел почти без единой драки. Теперь все наблюдали наступление Несчастливого Часа.
Перед Шнобби высился частокол из кружек.
– Ну вот что… что… что толку-то мне с него? – вопросил он.
– Можешь его загнать кому-нибудь, – предложил Рон.
– И то верно, – согласился Колон. – Вокруг полным-полно богатеев, которые не пожалеют деньжат за титул. Ну те, у кого уже есть здоровенный особняк и все такое. Они бы все отдали за то, чтобы стать такими, как ты! Ну, благородными то есть.
Девятая пинта остановилась на полпути ко рту Шнобби.
– Да за это несколько тысяч долларов можно выручить, – живо подхватил Рон.
– А то и больше, – поддакнул Колон. – Вот увидишь, за твой титул еще передерутся.
– Если все как следует обстряпать, сможешь вообще тут же уйти на пенсию, – сказал Рон.
Кружка не двинулась с места. На бугристой равнине, которую представляло собой лицо Шнобби, развернулась настоящая битва между разными чувствами, и это намекало на то, что внутри кипели не менее ожесточенные бои.
– Обстряпать, говоришь? – наконец произнес он.
Сержант Колон качнулся в сторону. В голосе Шнобби прорезалось что-то такое, чего он раньше не слышал.
– И тогда ты станешь богатым простолюдином, как и хотел, – продолжил Рон, у которого было не так развито чутье на перемену атмосферы. – А эти чванливые болваны пускай себе грызутся за твой титул.
– Продать, значит, свое первородство за черепичную похлебку? К этому клонишь? – спросил Шнобби.
– За черевичную, – сказал сержант Колон.
– За чечевичную, – осторожно поправил какой-то зевака.
– Ха! Ну так вот что я тебе скажу, – раскачиваясь, произнес Шнобби. – Некоторые вещи не продаются. Ха-ха! Кто тащит… ик… деньги – похищает тлен…
– И то верно. Кошелек у тебя так истлел, что вот-вот развалится, – сказал кто-то.
– Да что такого особенного в этой чечевичной похлебке?
– Что деньги? Были деньги, сп… сп… сплыли деньги…
Посетители обменялись недоуменными взглядами. Слышать такие рассуждения было непривычно – как если бы кто-то спросил: «Какой толк от спиртного?» или «Эй, подкинуть еще работы, да потяжелее?»
– Ячменная намного вкуснее!
– Ну как что… – нерешительно произнес какой-то смельчак. – На деньги можно купить большой дом, наесться от пуза… и напиться… женщины, опять же…
– И что, это и нужно человеку для щ… для щ… для счастья? – спросил Шнобби, осоловело глядя перед собой.
Его собутыльники молча моргали. Шнобби завел их в метафизический лабиринт.
– Ну так я вам сам отвечу, – сказал Шнобби. Теперь он раскачивался так размеренно, что походил на перевернутый маятник. – Все это ничто, пустышка! По сравнению с гордостью за свою гиену… гинею…
– Гигиену? – подсказал Колон.
– Ну за дерево это! – выкрикнул Шнобби. – У меня есть это… гинелогическое дерево, предки и все такое, не то что у вас!
Сержант Колон поперхнулся пивом.