– Он пока не сдавал дежурство, сэр, – сказала Шельма. – Хотя оно кончилось час назад.
– Наверное, болтается где-то, – сказал Ваймс.
Двинутый Крошка Артур заглянул за край крыши. Из-под Колона на него воззрились два красных глаза.
– Тяжелый, да?
– Еще бы!
– Пни его другой ногой!
Снизу послышалось журчание. Колон скривился. Потом что-то чпокнуло, последовала секундная тишина, а затем раздался грохот, как будто разбился огромный глиняный горшок.
– Упал вместе с башмаком, – простонал Колон.
– Как так вышло?
– Он просто… соскользнул.
Двинутый Крошка Артур подергал его за палец.
– Ну заползай тогда.
– Не могу.
– Чего это? Он тебя больше не держит.
– Руки устали. Еще десять секунд – и от меня только меловой контур останется…
– Да ты с ума сошел, столько мела тратить. – Двинутый Крошка Артур присел, чтобы его голова оказалась у Колона на уровне глаз. – На случай, если помрешь, напишешь мне расписку, что ты мне обещал доллар?
Внизу что-то брякнуло.
– Это еще что? – спросил Колон. – Я думал, эта тварь разбилась…
Двинутый Крошка Артур посмотрел вниз.
– Ты в реинкарнацию веришь? – спросил он.
– Не нужна мне эта забугорная дрянь, – фыркнул Колон.
– Ну в общем, он там по кусочкам собирается. Как эта… мазайка.
– Хитро, хитро, – сказал Колон. – Но я же знаю, что ты все это говоришь, чтобы я поднапрягся и залез к тебе. Статуи себя по кусочкам не собирают, они как разбились, так и лежат.
– Да ты сам посмотри. Уже почти всю ногу собрал.
Колон скосил глаза и заглянул в узкую пахучую щель между стеной и собственной подмышкой. Но увидел только клочья тумана и слабое свечение.
– Уверен? – спросил он.
– Побегаешь с мое по крысиным норам – тоже научишься видеть в темноте, – сказал Двинутый Крошка Артур. – Иначе каюк.
Внизу, под ногами у Колона, что-то зашипело.
Он отчаянно заскреб по кирпичам ботинком и босыми пальцами.
– Ха, вот ведь болван, – непринужденно заметил Двинутый Крошка Артур. – Коленки себе приставил навыворот.
Дорфл, сгорбившись, сидел в заброшенном подвале, где раньше собирались големы. Иногда он поднимал голову и шипел. Из его глаз лился красный свет. Если бы кто-то нырнул в него, проник сквозь глазницы в алую зарю, которая за ними занималась, он бы увидел, как…
…Дорфл свернулся на земле, придавленный сиянием вселенной. Она что-то бормотала, но звуки доносились издалека, как сквозь вату, и не имели к Дорфлу никакого отношения. Вдоль горизонта возвышались Слова, доставая до самого неба.
А потом тихий голос сказал:
– Ты теперь сам себе принадлежишь.
Дорфл снова и снова видел эту сцену, видел озабоченное лицо, тянущуюся вверх руку, чувствовал, как его холодом пронзает неожиданное осознание…
– …сам себе принадлежишь.
Голос эхом отразился от Слов, прокатился туда-обратно, набирая громкость, и вот уже весь маленький мирок, зажатый между Словами, полнился этим звуком.
Голему нужен хозяин. Буквы грозно высились над миром, но эхо сотрясало их, словно песчаная буря. По камню зигзагами побежали трещины, а потом…
Слова взорвались. Огромные, с гору величиной, обломки осыпались на землю, взметнув тучи красного песка.
Вселенная хлынула внутрь. Дорфл почувствовал, как она подхватывает его, сбивает с ног и отрывает от земли…
…и вот уже голем стоял среди вселенной. Он чувствовал ее вокруг себя, ощущал ее суету, ее вихрящуюся сложность, слышал ее мурчание и ее рык…
Между Ней и Дорфлом больше не было никаких Слов.
Он принадлежал Ей, Она принадлежала ему.
Дорфл не мог от Нее отвернуться, потому что тут же оказывался к Ней лицом.
Он отвечал за каждое Ее движение, за каждый изгиб.
Уже не сказать: «Мне приказали». Уже не сказать: «Это нечестно». Никто не слушал. Слов больше не было. Он принадлежал сам себе.
Дорфл обогнул пару сияющих светил и устремился дальше.
Никаких больше «Не убий». Только «Я не убью».
Проваливаясь все глубже и глубже в алое небо, голем увидел впереди черную дыру. Он почувствовал ее притяжение и сквозь сияние устремился к ней, и дыра становилась все больше, пока не заполнила собой все…
Голем открыл глаза.
НЕТ ХОЗЯИНА!
Он одним движением распрямился и встал. Поднял руку и вытянул палец.
Легко вдавив палец в стену, которая до сих пор хранила следы спора, Дорфл осторожно повел его сквозь крошащийся кирпич. У него ушла пара минут, чтобы написать слова, но Дорфл чувствовал, что сказать их необходимо.
Он завершил последнюю букву и выбил в стене три точки. А потом голем ушел, оставив на стене слова:
НЕТ ХОЗЯИНА…
Потолок в курительной комнате застилали синеватые облака сигарного дыма.
– Ах да. Капитан Моркоу, – сказало кресло. – Да… конечно… но… место ли ему на престоле?
– У него даже родимое пятно есть в форме короны. Я сам видел, – заверил Шнобби.
– Но его происхождение…
– Его гномы воспитали, – сказал Шнобби и махнул официанту бокалом из-под бренди. – Налей-ка мне еще.
– Не думаю, что воспитанник гномов может занять высокое положение, – заметило другое кресло. Послышались смешки.
– Все это сплетни и сказки, – пробормотал кто-то.
– Это большой город. Большой и сложно устроенный. Боюсь, что меч и родимое пятно не добавляют правителю лидерских качеств. Нам нужен король из династии, привычной к приказам.
– Как вы, милорд.
Шнобби с хлюпаньем втянул в себя содержимое очередного бокала.
– Я-то к приказам привычен, что верно, то верно, – согласился он. – На меня постоянно покрикивают.
– Нам нужен король, который заручится поддержкой высокородных семей и основных гильдий.
– Народ любит Моркоу, – сказал Шнобби.
– Ах, этот народ…
– В любом случае, кому бы ни досталась работенка, ему не позавидуешь, – сказал Шнобби. – Гляньте хоть на Витинари: вечно со своими бумажками возится. Какая от этого радость? Сидишь, обо всем тревожишься, ни минутки свободной нет. Разве ж это жизнь? – Он отдал официанту пустой бокал. – Повтори-ка, дружок. И на этот раз наполни его как следует, годится? Что толку в таком большущем бокале, когда у него на дне едва плещется?
– Это помогает букету раскрыться, – пояснило слегка испуганное кресло. – Многим это важно.
Шнобби покрасневшими глазами оглядел свой бокал. Не зря все-таки говорят, что в высшем свете все чокнутые.
– Нет уж, спасибо, – сказал он. – Вы со своими цветочками сами разбирайтесь, а я лучше еще хряпну.
– Возвращаясь к нашей беседе… – сказало другое кресло. – Королю не нужно каждую минуту посвящать управлению. Для этого у него будут помощники. Советники. Приближенные. Люди с опытом.
– А что ж ему останется делать? – спросил Шнобби.
– Он будет царствовать, – ответило кресло.
– Махать рукой.
– Сидеть во главе стола на приемах.
– Подписывать указы.
– Хлебать в одно рыло хороший бренди.
– Царствовать.
– А что, непыльная работенка, – заметил Шнобби. – Повезет же кому-то!
– Конечно, еще король должен распознавать намеки, если они такие толстые, что в дверь не пролезают, – бросил кто-то, но другие кресла на него зашикали.
Шнобби с третьей попытки все-таки попал сигарой в рот и в очередной раз затянулся.
– Сдается мне, – сказал он, – сдается мне, что вам нужно найти какого-нибудь аристократишку, у которого времени навалом, и сказать: «Эй, парень, сегодня твой счастливый день. Ну-ка помаши ручкой, а мы посмотрим».
– Какая замечательная мысль! Не приходит ли вам в голову чье-нибудь имя, милорд? Возьмите еще бренди.
– О, спасибо, это очень благородно. Хотя мы оба из благородных, хе-хе, благородство так и прет! Нет, понятия не имею, кого бы вам присоветовать.
– Говоря откровенно, милорд, мы размышляли, не предложить ли корону вам…
Шнобби выпучил глаза. А потом надул щеки.
Плеваться хорошим бренди – так себе идея, особенно когда в руках зажженная сигара. Столб пламени ударил в дальнюю стену и выжег на ней изящную хризантему, в то время как кресло Шнобби, в полном соответствии с законами физики, проскрежетало ножками по полу и врезалось в дверь.
– Королем? – Шнобби поперхнулся, и пришлось хлопать его по спине, пока он не откашлялся. – Меня? – прохрипел он. – Чтобы мне господин Ваймс голову оттяпал?
– У вас будут неограниченные запасы бренди, милорд, – сказал вкрадчивый голос.
– Толку-то от них, если нет головы?
– О чем вы?
– Господин Ваймс мне башку оторвет! Ох оторвет!
– О боги, слушай, приятель…
– Милорд, – поправил кто-то.
– То есть милорд. Когда вы станете королем, вы сами будете диктовать этому треклятому Сэму Ваймсу. Сами ему сделаетесь, как вы выражаетесь, боссом. Вы сможете…
– Указывать Старине Камнелицу?
– Совершенно верно!
– Я стану королем и буду указывать Старине Камнелицу? – повторил Шнобби.
– Да!
Шнобби уставился в дымный полумрак.
– Да он мне башку оторвет!
– Слушай, придурок несчастный…
– Милорд…
– Милорд несчастный, да ты сможешь его казнить, если захочешь!
– Не смогу!
– Почему?
– Он мне башку оторвет!
– Этот человек называет себя служителем закона, а кто устанавливает эти законы, а? Кто их пишет?
– Не знаю! – простонал Шнобби. – Он говорит, что чувствует их своими башмаками!
Он огляделся. Окутанные дымом тени сжимали кольцо.
– Я не могу быть королем! Ваймс мне башку оторвет!
– Да что ты заладил!
Шнобби схватился за чей-то ворот.
– Что-то жарковато стало и накурено – жуть, – пробормотал он. – Где тут окно?
– Вон там…
Кресло качнулось. Шнобби шлемом протаранил стекло, приземлился на чью-то карету, спрыгнул с нее и бросился в ночь, пытаясь убежать от судьбы в целом и от топора в частности.
Шелли Задранец ворвалась на дворцовую кухню и выстрелила из арбалета в потолок.