Ваймс посмотрел на третий сектор щита. Там было изображено что-то вроде мраморного бюста.
– Это символизирует его прозвище, – с готовностью подсказал Дракон. – Он просил, чтобы к нему сделали какую-нибудь отсылку. Иногда геральдика – это просто искусство каламбура.
– А вот этот, последний символ? Гроздь винограда? Что, любил приложиться к бутылке? – угрюмо спросил Ваймс.
– Нет. Ах-ха. Просто игра слов. Виноград по-лататиански – Vinum, он же Vitis. Чем-то похоже на его фамилию.
– А, ясно. Искусство плохого каламбура. Вы небось по полу катались от смеха.
Дракон захлопнул книгу и вздохнул.
– Те, кто просто выполняет свой долг, редко удостаиваются похвалы. Увы, таковы обстоятельства, и я не в силах на них повлиять. – Его мертвый голос слегка оживился: – И все же, командор… мне было чрезвычайно приятно услышать о вашем бракосочетании с леди Сибиллой. Очень знатный род. Одно из самых благородных семейств в городе, ах-ха. Овнецы, Силачии, Вентури, Шноббсы, конечно…
– Так что, мы закончили? – спросил Ваймс. – Я пошел?
– Ко мне редко приходят посетители, – сказал Дракон. – Обычно всех встречают геральдисты, но я подумал, что вы заслуживаете обстоятельного объяснения. Ах-ха. У нас сейчас напряженное время. Когда-то мы занимались настоящей геральдикой. Но, как все любят повторять, на дворе век Летучей Мыши. Такое ощущение, что теперь, стоит человеку открыть вторую лавку с пирожками, он уже поневоле причисляет себя к знатным особам. – Он обвел бледной иссохшей рукой три листа пергамента, приколотые к доске друг за другом. – Сапожник, портной… – Он тонко усмехнулся. – Вернее, мясник, пекарь и свечных дел мастер. И никуда не денешься: приходится копаться в архивах и выискивать следы их благородного происхождения…
Ваймс взглянул на три нарисованных щита.
– Вот этот я как будто где-то видел, – заметил он.
– Это как раз герб господина Артура Мастерса, продавца свечей, – сказал Дракон. – Едва дела пошли в гору, как он возомнил себя аристократом. Щит en metal gris рассечен левой перевязью d’une mèche – то есть щит серо-стального цвета, символизирующего упорство и душевный жар обладателя (ох и задал нам жару этот свечник!), разделен надвое фитилем. В верхней части – chandelle dans la fenêtre avec rideaux houlant (свеча в окне, заливающая все теплым сиянием, ах-ха), в нижней – два зажженных подсвечника: они знаменуют, что этот жалкий тип продает свечи и бедным, и богатым. К счастью, его отец владел пастбищами, так что в нижней части удалось изобразить голову яка – символ плодородия. А в верхней части – символ нового времени, летучую мышь. Девиз я оставил на современном общеупотребимом языке – он звучит как «Свечи, рожденные мастерством». Не удержался от небольшого каламбура, ах-ха.
– Просто живот надорвешь, – сказал Ваймс. Какая-то мысль билась у него в голове, требуя внимания.
– Это для господина Герхардта Крюка, главы Гильдии Мясников, – сказал Дракон. – Жена ему сказала, что у всех порядочных людей есть герб, а кто мы такие, чтобы спорить с дочерью колбасного магната? Так что мы сделали для него красный щит, в цвет крови, с синими и белыми полосками – в цвет мясницкого фартука, рассеченный перевязью из сосисок, а в центр поместили руку в перчатке, сжимающую тесак, – в боксерской перчатке, потому что всякий хороший боец тоже в своем роде мясник, ах-ха. Девиз – Futurus Meus est in Visceris, что переводится как «Мое будущее во внутренностях»: намек одновременно на его профессию и на давнюю традицию, ах-ха, предсказания…
– …будущего по внутренностям, – закончил Ваймс. – Потрясающе.
Мысль, пытаясь привлечь к себе внимание, отчаянно заколотила изнутри в череп.
– А вот этот герб, ах-ха, для Рудольфа Горшка из Гильдии Пекарей, – сказал дракон, указывая костлявым пальцем на третий щит. – Сможете сами его прочитать, командор?
Ваймс угрюмо взглянул на герб.
– Ну, он разделен на три части, и тут нарисованы роза, пламя и горшок, – сказал он. – Э-э-э… В печи горит огонь, а горшок, наверное, для воды…
– И отсылает к имени. Как и роза, – добавил Дракон.
– Но его же не Розой зовут… – Ваймс недоуменно моргнул. – Роза золотая, как пшеница, значит, это намек на зерно. Зерно, огонь и вода! Ох. А еще золото – это руда, а его зовут Рудольф… Только горшок какой-то странный… как будто ночной.
– Пекарь по-лататиански – pistor. Почти как писсуар, – сказал Дракон. – Да вам впору самому становиться геральдистом, командор! А девиз?
– Quod Subigo Farinam, – прочитал Ваймс и наморщил лоб. – «Потому что»… Тут что-то про зерно или про муку, да?.. А хотя погодите-ка… «Потому что крутой замес»?
Дракон хлопнул в ладоши.
– Превосходно, сэр!
– Я погляжу, вы тут развлекаетесь на полную катушку, – сказал Ваймс. – Что, это и есть геральдика? Шарады и каламбуры?
– Конечно же, это лишь малая ее часть, – ответил Дракон. – Эти гербы довольно нехитрые. Мы, по сути, выдумываем их с нуля. Тогда как гербы древних родов, таких как Шноббсы…
– Шноббсы! – воскликнул Ваймс, которого наконец-то осенило. – Точно! Вы говорили про Шноббсов! Когда перечисляли знатные семейства.
– Ах-ха. Простите? Ах да. Верно. Да, действительно, очень почтенный род. Ныне, увы, пребывающий в упадке.
– Вы же не хотите сказать, что Шноббс… капрал Шноббс… – с дрожью в голосе проговорил Ваймс.
Снова со стуком раскрылась книга. В рыжеватом свете Ваймс мельком увидел несколько перевернутых щитов и буйно разросшееся генеалогическое древо.
– Ну надо же. Вы говорите о С. У. С-Дж. Шноббсе?
– Э-э-э… да. Да!
– Сыне Сконнера Шноббса и леди, обозначенной здесь как Мэйси с улицы Вязов?
– Возможно.
– Внуке Сляпа Шноббса?
– Похоже на правду.
– Того самого, который был незаконорожденным сыном Эдварда Сен-Джона де Шноббса, графа Анкского, и, ах-ха, горничной неизвестного происхождения?
– Святые угодники!
– Граф умер, не оставив наследников, кроме того, ах-ха, того самого Сляпа. Нам так и не удалось пролить свет на местонахождение его потомка – по крайней мере, до сей поры.
– Святые угодники!..
– Вам знаком этот господин?
Ваймс изумленно замер, впервые в жизни столкнувшись с тем, как Шноббса кто-то всерьёз называет «господином».
– Э-э-э… да, – ответил он.
– Он человек при деньгах?
– Разве что при чужих.
– Ну что ж, ах-ха, передайте ему новость. О землях и состоянии, конечно же, речи давно не идет, но титул до сих пор действует.
– Так, простите… хочу убедиться, что я верно все понял. Капрал Шноббс, мой Шнобби… на самом деле герцог Анкский?
– Ему нужно будет предоставить нам подтверждение своей родословной, но да, судя по всему, так и есть.
Ваймс уставился в темноту. Капралу Шноббсу было бы затруднительно подтвердить кому-то даже свою принадлежность к человеческому роду.
– Святые угодники! – повторил он наконец. – И что же, у него будет герб?
– Будет, и преотличный.
– Ох.
Ваймс даже не хотел себе герб. Час назад он бы с радостью отвертелся от этой встречи, как проделывал уже не раз. Но…
– Шнобби? – переспросил он. – Святые угодники!
– Что ж, это была чрезвычайно приятная встреча! – сказал Дракон. – Очень важно время от времени освежать свои записи. Ах-ха. К слову, как поживает юный капитан Моркоу? Я слышал, его дама сердца – вервольф. Ах-ха.
– Так и есть, – подтвердил Ваймс.
– Ах-ха. – Дракон сделал в полумраке какой-то жест – кажется, заговорщически постучал по носу. – Знаем, знаем мы эти шалости!
– У капитана Моркоу все в порядке, – сказал Ваймс так холодно, как только мог. – У капитана Моркоу всегда все в порядке.
Он вышел, хлопнув дверью. Огоньки свечей затрепетали.
Констебль Ангва вышла из переулка, застегивая ремень.
– По-моему, все прошло отлично, – сказал Моркоу. – Еще один шаг к общественному признанию!
– Тьфу, ну и мерзкий у него рукав! Интересно, он вообще знает, что такое прачечная? – сказала Ангва, вытирая рот.
Они автоматически перешли на энергосберегающий шаг, свойственный служителям правопорядка, – при такой ходьбе нога, словно маятник, сама тянет человека вперед, требуя от него минимальных усилий. Ваймс всегда говорил, что ходить по городу важно, а раз Ваймс говорил, то Моркоу верил. Ходить и разговаривать. Обойди достаточно улиц, разговори достаточно людей – и рано или поздно получишь ответ.
Общественное признание, подумала Ангва. Фирменная фраза Моркоу. То есть на самом деле это была фирменная фраза Ваймса, но сэр Сэмюэль обычно сопровождал ее смачным плевком. А Моркоу в это верил. Это Моркоу предложил патрицию отрядить закоренелых преступников «служить на благо общества» – ремонтировать дома старушек, что привело к новым треволнениям в жизни престарелых горожан и, учитывая уровень преступности в Анк-Морпорке, к тому, что как минимум одной пожилой даме столько раз за полгода клеили обои в гостиной, что теперь она могла входить туда только боком[6].
– Я нашел кое-что очень интересное. Уверен, тебе будет ужасно интересно взглянуть! – сказал Моркоу какое-то время спустя.
– Как интересно! – откликнулась Ангва.
– Но я тебе не скажу, что это, потому что это сюрприз, – продолжил Моркоу.
– Вот как. Хорошо.
Ангва какое-то время шагала в задумчивости и потом спросила:
– А это сюрприз вроде той коллекции камней, которую ты мне показывал на прошлой неделе?
– Скажи, было здорово? – восторженно отозвался Моркоу. – Я столько раз ходил по той улице и даже не подозревал, что там есть музей минералов! Ты только вспомни, какие там силикаты!
– Просто невероятные! Удивительно, почему люди не сбегаются толпами на них посмотреть, правда?
– Ума не приложу почему!
Ангва напомнила себе, что в голове у Моркоу не было и намека на примесь иронии. В конце концов, не его вина, что он вырос в шахте среди гномов и взаправду считал, что куски камней – это интересно. Неделю назад они ходили в литейный цех. Тоже интересное место.