– Ха, ты теперь носишь значок, – усмехнулся он. – Интересно, что будет…
Ангва сделала резкое движение. Свободной рукой она вытянула из-за ремня какой-то большой платок, встряхнув, расправила его и быстро накинула на голову Шлитцена. Страшила мигом утратил весь свой грозный вид – теперь он стоял, раскачиваясь вперед-назад, и периодически издавал стонущие звуки.
Ангва оттолкнула назад стул и схватила картонку из-под пива. Фигуры, полускрытые в трактирных сумерках, что-то угрожающе забормотали.
– Уходим отсюда, – бросила она. – Игорь, дай нам полминуты и можешь снимать с него одеяло. Пошли!
Они быстро выбежали из трактира. Туман почти поглотил заходящее солнце, превратив его в бледное пятнышко на небесах, но по сравнению с полутьмой трактира снаружи стоял яркий солнечный день.
– Что с ним случилось? – стараясь не отставать от Ангвы, поинтересовалась Шельма.
– Экзистенциальная неуверенность, – ответила Ангва. – Страшилы постоянно сомневаются в собственном существовании. Да, это было жестоко, но других мер против страшил нет. Или мы пока о них не знаем. А самое верное средство – это голубое пуховое одеяло. – Заметив непонимающий взгляд Шельмы, Ангва пояснила: – Послушай, ты должна помнить еще с детства… Как прогнать страшилу? Надо всего-навсего накрыться с головой одеялом, правильно? А если накрыть одеялом страшилу…
– Да, да, поняла. Гм, я ему не завидую…
– Ничего, минут через десять оправится. – Ангва метнула картонку от пива через улицу.
– А что он там говорил про барона?
– Я как-то пропустила его слова мимо ушей, – осторожно ответила Ангва.
Шельма передернулась, но вовсе не от зябкого тумана.
– Похоже, он, как и мы, из Убервальда. Вроде бы неподалеку от нас жил барон, который терпеть не мог, когда кто-то уезжал в другие края…
– Ага…
– А еще там жила семья вервольфов, которая потом куда-то переехала. Один из них съел моего двоюродного брата.
Воспоминания вихрем закружились в голове Ангвы. Видения старых трапез до сих пор являлись ей в ночных кошмарах. А потом она сказала себе: «Так жить нельзя» – и… Гном… гном… Нет, она была почти уверена, что никогда… В семье всегда шутили по поводу ее предпочтений в еде.
– Вот почему я их на дух не переношу, – продолжала Шельма. – Да, говорят, будто бы их можно приручить, но лично мое мнение: став однажды волком, остаешься волком навсегда. Им нельзя верить. Они же изначально злые. И в любой момент могут вернуться к своим старым привычкам.
– Да. Ты, наверное, права.
– А самое ужасное то, что бóльшую часть времени они ходят среди нас, как самые обыкновенные люди.
Ангва тихонько покачала головой. Хорошо, что из-за тумана ее лица сейчас не видно. И хорошо, что Шельма так уверена в себе.
– Ладно, мы уже почти пришли.
– Куда?
– Мы кое с кем встретимся. Он или убийца, которого мы разыскиваем, или знает, кто настоящий убийца.
Шельма остановилась.
– Но у тебя только меч, а у меня вообще ничего!
– Не волнуйся, оружие нам не понадобится.
– Это хорошо.
– Оно нам просто не поможет.
– О.
Ваймс открыл дверь, чтобы посмотреть, кто так надрывается внизу. Дежурный капрал орал нечеловеческим, вернее, негномьим голосом:
– Опять? Сколько раз тебя уже убивали на этой неделе?
– Я занимался своей работой! – в ответ кричал невидимый заявитель.
– Ты грузил чеснок! Ты, вампир! Ну что за работы ты себе выбираешь?! Точильщик колов для строительной фирмы, контролер качества темных очков для «Аргус-оптики»… Либо я совсем свихнулся, либо в этом наблюдается некая тенденция!
– Прошу прощения, командор Ваймс?
Ваймс оглянулся на улыбающееся лицо, выражающее искреннюю уверенность, что оно несет миру только добро, даже если мир сам того не желает.
– А, констебль Посети… Да, что такое? – торопливо откликнулся Ваймс. – Боюсь, сейчас я сильно занят, и даже не уверен, есть ли у меня бессмертная душа, ха-ха, возможно, тебе стоит зайти немного позже, когда…
– Я насчет тех слов, что вы просили узнать, – с упреком промолвил Посети.
– Каких слов?
– Слов, которые написал отец Трубчек собственной кровью. Вы просили попробовать выяснить, что они означают.
– А. Да. Заходи в кабинет.
Ваймс слегка расслабился. Констебль Посети любил поговорить о состоянии души ближнего и о необходимости ее стирки и чистки, пока на нее не наслали вечное проклятие. Но, похоже, этот разговор будет важным.
– Это древний кенотинский, сэр. Цитата из ихней священной книги, хотя, конечно, когда я говорю «священной», надо понимать, что изначально они заблуждались…
– Да, да, не сомневаюсь, – усаживаясь, кивнул Ваймс. – Надеюсь, нам крупно повезло и там говорится что-нибудь типа: «Господин Икс сделал это, аргх, аргх, аргх»?
– Увы, сэр. Такой фразы нет ни в одной из известных священных книг, сэр.
– А, – сказал Ваймс.
– Кроме того, сэр, я просмотрел другие бумаги, обнаруженные в комнате, и выяснил, что записку писал не покойный.
Лицо Ваймса прояснилось.
– Ага! Кто-то еще? Тогда, быть может, там говорится что-то типа: «Получай, сволочь, мы искали тебя вечность, чтобы отомстить за то, что ты сделал столько лет назад, искали и наконец нашли!» Или я опять ошибаюсь?
– Ошибаетесь, сэр. Такой фразы тоже нет ни в одной из священных книг, – сказал констебль Посети, но вдруг засомневался. – За исключением, пожалуй, «Апокрифа» к «Завету Мщения Оффлера», – добросовестно добавил он. – Тогда как слова в записке взяты из кенотинской «Книги Истины». – Он усмехнулся. – Тоже мне истина… В ней рассказывается о том, как их лжебог…
– А нельзя ли просто перевести слова и оставить в стороне сравнение религий? – спросил Ваймс.
– Так точно, сэр, – Посети выглядел немного обиженно, но он все же развернул бумажку и опять пренебрежительно усмехнулся. – Это некоторые правила, которые их бог якобы оставил первым людям, после того как вылепил их из глины и обжег в печи, сэр. Правила типа: «Трудись с усердием всю жизнь свою», «Не убий», «Будь покорным» и так далее, сэр.
– И все? – удивился Ваймс.
– Так точно, сэр, – ответил Посети.
– Просто религиозные наставления?
– Так точно, сэр.
– А какие есть предположения, с чего бы вдруг это очутилось у отца Трубчека во рту? Бедняга выглядел так, как если бы курил свою последнюю самокрутку.
– Лично у меня никаких предположений, сэр.
– Я бы мог понять, если бы там было написано что-нибудь типа: «Порази врагов своих», – покачал головой Ваймс. – А здесь просто: «Работай упорно и не создавай проблем».
– Кено был весьма либеральным богом, сэр. Заповеди у него были не слишком строгими.
– Похоже, он был довольно-таки приличным богом по сравнению с остальными.
Посети неодобрительно посмотрел на Ваймса.
– Кенотины вымерли после того, как целых пятьсот лет вели на континенте одну из самых жесточайших войн, сэр.
– Ну да, как же я забыл… Чем чаще молнии, тем смиреннее паства, верно? – ухмыльнулся Ваймс.
– Не понял, сэр?
– Да так, ничего. Ну, спасибо, констебль. Я, э, сообщу все капитану Моркоу, и еще раз спасибо, не буду больше задерживать тебя…
Ваймс в отчаянии повысил голос, увидев, как Посети начал вытаскивать из-за пазухи кипу бумаг, но было уже поздно.
– Я принес вам свежий номер журнала «Сторожевая лачуга», сэр, а также ежемесячник «Призыв к битве», в котором есть много статей, которые, я уверен, очень заинтересуют вас, включая статью пастора Суй Носа о необходимости вставать с колен и нести слово народу через почтовые ящики, сэр.
– Э… спасибо.
– Не могу не заметить, сэр, что брошюры и журналы, которые я принес вам на прошлой неделе, лежат на том же месте, где я их оставил, сэр.
– О да, прости. Ну, знаешь, как бывает, в последние дни столько работы навалилось, совсем нет времени…
– Никогда не поздно заняться спасением души, сэр.
– Я все время думаю об этом, констебль. Спасибо.
«Так нечестно, – подумал Ваймс, когда Посети ушел. – В моем городе на месте преступления оставлена записка, – и что мы в ней обнаруживаем? Угрозы? Обещание жестокой расправы? Нет. Последнее послание от человека, раскрывающего имя убийцы? Ничего подобного. Нас попотчевали какой-то религиозной чушью. Но что за польза от улики, если в ней больше загадки, чем в самой загадке?»
Он черкнул пару слов на переводе Посети и опустил бумагу в ящик с надписью «Входящие».
Слишком поздно Ангва вспомнила, почему именно в это время месяца всегда старалась обходить стороной скотобойный квартал.
Она могла перекидываться из обличья в обличье в любое время по собственному желанию. Люди забывают об этой черте вервольфов. Но помнят другую важную вещь. Полная луна для оборотней играет роль спускового крючка: лунные лучи достигают самого дна памяти, дергают за все рубильники, хочешь ты того или нет. С полнолуния миновала всего пара дней, и от вкусных запахов, испускаемых скотом в загонах и разлитой по бойням кровью, у Ангвы текли слюнки. А ведь она заклятая вегетарианка. Ее организм был натянут как струна после «того самого времени месяца».
Ангва остановилась и уставилась на затемненное здание, высящееся перед ней.
– Думаю, мы обойдем его с задней стороны, – сказала она. – И ты постучишь.
– Я? Да меня даже не заметят.
– Ты покажешь им свой значок и скажешь, что ты из Городской Стражи.
– Я же сказала, меня даже не заметят! Просто посмеются надо мной, и все!
– Рано или поздно тебе придется научиться привлекать к себе внимание. Пошли.
Дверь открыл здоровый детина в окровавленном переднике. И был немало изумлен, когда одна гномья рука схватила его за пояс, вторая гномья рука вытянулась снизу и поднесла к его носу значок Стражи, а гномий голос, доносящийся из области его пупка, громко выкрикнул:
– Мы из Городской Стражи, ясно? О да! И если ты не дашь нам войти, мы пустим твои кишки на сосиски!