Шельма еще раз внимательно осмотрела пакетик, на котором красовалась надпись «Образец № 2». Очень похоже на раздавленный сыр. Сыр? Наполняющие комнатку дурманящие ароматы мешали сосредоточиться. Она и в самом деле брала образцы какого-то сыра. К примеру, образец № 17 совершенно точно был сыром – ланкрским синежильным. Он еще очень бурно взаимодействовал с кислотой, в результате чего на потолке образовалась маленькая дырочка, а половина лабораторного стола покрылась темно-зеленой субстанцией, тягучей, как деготь.
Она повторила опыт с образцом № 2.
Опять немного подумала. После чего принялась с яростью листать свой блокнот. Ага, вот. Первый образец, который она добыла во дворце патриция (порция паштета из утки), был занесен в реестр под номером три. А откуда тогда взялись образцы № 1 и № 2? Так, № 1 – это белая глина с моста Призрения. Но тогда что такое № 2?
Наконец она нашла ответ на свой вопрос.
Но этого не может быть!
Шельма посмотрела на пробирку. Мышьяк ответил ей наглой металлической улыбочкой.
Она использовала только часть образца. Можно, конечно, проверить и в третий раз, но… наверное, лучше рассказать кому-нибудь.
Шельма выбежала в холл, где сидел дежурный тролль.
– Где командор Ваймс?
Тролль оскалился.
– В «Ведре»… Задранец.
– Большое спасибо.
Тролль снова повернулся к испуганно выглядящему монаху в коричневой сутане.
– Ну и? – спросил он.
– Лучше он сам это расскажет, – ответил монах. – Я просто работал рядом.
С этими словами он поставил на стол маленькую банку с прахом. На горлышке у банки красовался галстук-бабочка.
– Я хочу выразить свое глубочайшее возмущение, – писклявым голоском объявил прах. – Я проработал там всего пять минут, и вдруг – пшик! Я теперь целый месяц буду восставать из праха!
– Проработал где? – уточнил тролль.
– В «Ничегоподобных Святых Товарах», – с готовностью откликнулся испуганный монах.
– В цехе святой воды, – добавил вампир.
– Стало быть, ты обнаружил мышьяк? – переспросил Ваймс.
– О да, сэр. Много. В образце очень много мышьяка. Вот только…
– Что?
Шельма опустила взгляд.
– Образец проверялся дважды, у меня нет никаких сомнений, что все правильно…
– Да-да, я понял. Так в чем же дело?
– А в том, сэр, что… Этот образец не из дворца. Вышел небольшой конфуз, и реакция на мышьяк была обнаружена в массе, извлеченной из-под ногтей отца Трубчека, сэр.
– Что?
– У него под ногтями была какая-то масса, и мне в голову пришла мысль, что это может иметь какое-то отношение к убийце. Ну, может, он был в каком-то фартуке, а отец Трубчек его царапал… У меня еще осталось немножко образца, и, если вы захотите пригласить стороннего эксперта, я не буду за это вас осуждать…
– Но откуда у старика под ногтями взялся яд? – недоуменно покачал головой Моркоу.
– Возможно, хватался за убийцу, – предположила Шельма. – Ну, во время драки…
– Хочешь сказать, его убило какое-то мышьячное чудовище? – фыркнула Ангва.
– О, черт! – вдруг воскликнул Ваймс. – Сколько времени?
– Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь!
– О, черт…
– Девять часов, – сообщил организованный бесенок, высунув голову из кармана Ваймса. – Я был бос и оттого ощущал себя крайне несчастным, пока не повстречал безногого.
Стражники переглянулись.
– Что-что? – очень осторожно уточнил Ваймс.
– Людям нравится, когда я время от времени изрекаю некий афоризм. Он же Совет Дня, – с гордостью откликнулся бесенок.
– И где же ты умудрился встретить безногого? – спросил Ваймс.
– Ну, я не совсем встретил его, – объяснил бес. – Эта такая метамфора.
– Тогда вот тебе другая метамфора, – ответил Ваймс. – Безногим обувь уже ни к чему, мог бы разжиться у него ботинками.
И он запихнул возмущенно пискнувшего бесенка обратно в карман.
– Есть еще кое-что, сэр, – сказала Шельма.
– Продолжай, – устало кивнул Ваймс.
– Глина, которую мы нашли на месте убийства, – начала докладывать Шельма. – Вулкан сказал, что она содержит добавки, старые черепки и так далее. И я… взял с Дорфла соскреб для сравнения. Полной уверенности, конечно, нет, но бес из иконографа прорисовал очень мелкие детали… Так вот, глина, обнаруженная на месте преступления, и глина Дорфла очень похожи. В обеих присутствует железо.
Ваймс вздохнул. Люди вокруг него пили разной степени крепости алкогольные напитки. Одна-единственная стопка все мгновенно прояснила бы…
– Кто-нибудь понимает, что все это значит? – спросил он.
Моркоу и Ангва покачали головами.
– Может, мы просто не понимаем, как сложить все эти кусочки воедино? – спросил Ваймс, повышая голос.
– Вы имеете в виду, как кусочки мозаики, сэр? – уточнила Шельма.
– Да! – выкрикнул Ваймс. Все в зале резко затихли. – И теперь, чтобы сложить картинку, нам не хватает всего-навсего кусочка с небом и листиками!
– Сэр, у нас всех был тяжелый день, – сказал Моркоу.
У Ваймса опустились плечи.
– Да, конечно, – пробормотал он. – Завтра… ты, Моркоу, проверишь городских големов. Если они замышляют что-то, я хочу знать, что именно. А ты, Задранец… ты осмотришь весь дом старика на предмет мышьяка. Но почему-то я очень сильно сомневаюсь, что ты его там найдешь.
Ангва вызвалась проводить Шельму до дома. Шельма очень удивилась, что командор Ваймс и капитан Моркоу нисколечко не протестовали. Ведь Ангве придется возвращаться в одиночестве, а она девушка…
– Ты не боишься? – спросила Шельма у своей спутницы, идущей вместе с ней сквозь сырые облака тумана.
– Нет.
– А мне кажется, что из тумана вот-вот выскочит какой-нибудь убийца или насильник. Ты вроде говорила, что живешь в Тенях?
– А, да. Но ко мне уже давно никто не пристает.
– Может, потому, что боятся твоих доспехов?
– Может, – пожала плечами Ангва.
– Неужели в этом городе наконец научились уважать стражников?
– Возможно.
– Э… Слушай, извини за вопрос… но ты и капитан Моркоу?..
Ангва вежливо ждала.
– …Э…
– О да, – наконец сжалилась Ангва. – Мы – «э»… Но я снимаю жилье у госпожи Торт, потому что в таком городе, как этот, очень важно иметь собственный угол.
«Куда труднее найти хозяйку, симпатизирующую нам, существам со специфическими запросами, – добавила про себя Ангва. – К примеру, ручки на дверях должны быть такими, чтобы за них можно было ухватиться когтями. И открытые каждое полнолуние окна – тоже немаловажно. Впрочем, мне это удалось».
– Понимаешь, хочется иметь место, где ты можешь побыть сама собой. В штаб-квартире постоянно пахнет носками.
– А я остановилась у своего дяди Руколома, – призналась Шельма. – Там не очень хорошо. Все время говорят о шахтах.
– Ну а ты в беседах не участвуешь?
– А что говорить о шахтах? «Я шахтер в моей шахте, и моя шахта – моя вахта», – срифмовала Шельма. – После чего переключаются на разговоры о золоте, что, говоря по правде, еще скучнее.
– Я думала, гномы любят золото, – удивилась Ангва.
– От этих разговоров повеситься можно.
– Слушай, ты уверена, что ты гном? Извини. Это была шутка.
– Есть куда более интересные темы. Прически. Одежда. Люди.
– О боги. Но это же типично бабские разговоры!
– Не знаю, я еще никогда не вела бабские разговоры, – откликнулась Шельма. – Зато вдоволь поучаствовала в гномьих.
– В Страже все то же самое, – сказала Ангва. – Можно быть любого пола, но вести себя надо, словно ты мужик. В Страже нет мужчин и женщин, а есть группа приятелей. Ты скоро узнаешь, что такое настоящий стражник. В основном говорится о том, сколько пива было выпито вчера, сколько было съедено карри и где именно тебя стошнило. Сплошные эготестероны. Тебе это быстро приестся. И будь готова ко всякого рода намекам. В том числе не совсем приличным.
Шельма покраснела.
– Правда, с сальными шуточками вроде бы уже покончено, – добавила Ангва.
– Почему? Ты подала жалобу?
– Нет, напротив. Начала подыгрывать, и все разом прекратилось, – пожала плечами Ангва. – Представляешь, они вообще не смеялись. Даже когда я сгибала руку в локте. По-моему, так нечестно.
– Все это бесполезно, – вздохнула Шельма. – Здесь я тоже не приживусь. Я чувствую, что все… неправильно.
Ангва посмотрела вниз, на ее маленькую усталую фигурку. Симптомы были очень знакомы. Всем нужен свой угол. Хотя бы уголок, но зачастую этот уголок можно было отыскать только в собственном сознании. Как ни странно, Шельма ей нравилась. Возможно, своей искренностью. Или тем, что она была единственной, за исключением Моркоу, кто не нервничал, разговаривая с ней. Но все потому, что она не знала. Ангва хотела сохранить это незнание, словно маленькую драгоценность, однако бывают моменты, когда жизнь надо менять, как бы страшно это ни было.
– Мы сейчас неподалеку от улицы Вязов, – осторожно промолвила она. – Заглянем, э, на минутку. У меня есть кое-что, что тебе, может, пригодилось бы…
«И то, что мне уже не понадобится, – добавила она про себя. – То, что я не смогу унести, когда уйду».
Констебль Водослей смотрел в туман. Наблюдать – это он умел лучше всего, наблюдать и подолгу сидеть на одном месте. Абсолютно неподвижно, не шевелясь. За это его и ценили. В искусстве ничегонеделания ему не было равных. Если бы его позвали на мировой чемпионат по ничегонеделанию, он бы даже головы не повернул.
Вот и сейчас, подперев руками подбородок, он неподвижно смотрел в туман.
Туманные облака кружились под ним в хороводе, и отсюда, с высоты шестого этажа, могло показаться, что сидишь на берегу холодного, залитого лунным светом моря. Иногда высокая башня или кусочек крыши показывались из тумана, но тишина стояла абсолютная – все звуки скрадывались мутной пеленой. Время перевалило за полночь.
Констебль Водослей смотрел на туман и думал о голубях.
У констебля Водослея было мало желаний, и почти все они касались голубей.