— Ах ты защитничек несчастный! Я про тебя все знаю, ты на ней жениться задумал. Э-э-х! Жених и невеста, жених и невеста, замеси нам тесто!
Этот коварный выпад из-за угла застал нас с Милей врасплох, и мы покраснели, как маки на лугу. Какое страшное обвинение! Не хватает только, чтобы это услышали другие ребята, или мой дед, или мама! О ужас!
Мы с Милей все еще пребываем в столбняке, а подлый Илькастый уже мчится к дому, исторгая громкий вопль:
— Жених и невеста, замеси нам тесто! Вон они, там у плетня, жених и невеста жениться хотят!
Мы с Милей стоим у загородки совершенно пристыженные: теперь уж наш позор всем будет известен. Но эта девчонка и тут нашлась:
— А вот и буду назло ему невестой!
И, гордо вздернув носик, повернулась и пошла прочь, взмахнув своей широкой юбочкой. Я тупо смотрю ей вслед, как она плывет через сад, легкая и босоногая, и в висках у меня стучит: «Значит, вот они какие невесты бывают!»
Но на этом в тот день мои злоключения не кончились.
После обеда на дороге показалась Милина мать, Мария, а за ней выступал не кто иной, как девчонка Миля. Они направлялись прямо к нашему дому.
— Ага, вон твоя невеста идет! — шепнул мне на ухо мой дядька Илькан, состроив гадкую рожу и предусмотрительно шмыгнув за сарай.
Я весь заледенел от его слов. Ноги подо мной так и подкосились.
«А ну как они меня женить задумали! Вон уж и невеста припожаловала, конец мне настал».
Я затравленно озираюсь по сторонам в поисках спасения, и тут в поле моего зрения попадает полуоткрытая дверь свинарника в глубине нашего двора.
«Ага, скорей в свинарник!»
Я стремглав проношусь через двор и — гоп! — прямиком влетаю в свинарник, в кучу поросят.
«Оке-роке, роке-оке!» — переполошились растревоженные поросята, однако, убедившись вскоре в том, что незваный гость не представляет собой особой опасности, благосклонно приняли меня в свою компанию под дружеское оке-роке, оке-роке, что на свинячьем языке обозначает: пусть остается, это свой!
Прильнув к щели между двумя досками, я наблюдаю за тем, как Миля со своей матерью пересекает двор и входит в наш дом. А вскоре слышится оклик моей матери:
— Бранко! Эй, где ты, Бранко?!
«Ого! Это жениха уже зовут!» — осеняет меня кошмарная догадка, и я зарываюсь с головой в поросячью кучу.
— Бранко, ты где? — слышится затем пронзительный голос моего заклятого врага и разбойника, дядьки Илькетины.
Я молчу, словно воды в рот набрал, и чешу поросят под брюхом, чтобы они лежали тихо. А мой дядюшка Ильшак-ишак снова оглашает двор трубным зыком:
— Эгей, Бранко, а Бранко, иди домой, тетка Мария пришла, пышек принесла!
«Ну уж нет, не на такого дурачка напал! — думаю я про себя. — Хочешь пышками меня выманить, чтобы меня за шиворот сцапали и женили!»
Я снова к щели прильнул. А уж Ильяшка, Илька, Илькастый, Илькаш карабкается на капустную кадку под навесом и, заглядывая внутрь, орет:
— Ага! Вылезай! Все равно я тебя вижу!
Немного погодя, глядь, а уж он взобрался на орех в углу двора и кричит в густую крону:
— Бранко, слезай, я тебя открыл!
— Кота в мешке ты открыл, а не меня! — ворчу я про себя.
Но тут… О боже, что тут началось! Дело в том, что в свинарнике под застрехой устраивались на ночь наши куры и все вокруг кишело куриными блохами. И вот целые полчища этих едва заметных блошек накинулись на мои голые ноги, руки, шею. Напрасно я отряхиваюсь, ерзаю, чешусь — спасения мне нет.
Наконец-то я увидел в щель, что гости отчалили восвояси, и вздохнул с великим облегчением:
— Фу ты, черт, унесла нелегкая невесту!
Распахнул дверь свинарника, выскочил из него пулей и, через плетень, через кукурузник, прямиком к речке. Сорвал с себя шапку, рубаху, штаны и бултых в бочажок вниз головой.
Уж я там бултыхался, нырял, кувыркался, пока не взбаламутил всю воду, словно в ней плескалось целое племя свиней. Такую головомойку не выдержит и покрупнее зверюга, не то что такая мелюзга, как какие-то там куриные блохи.
Выйдя из воды, я прежде всего выбил свою одежду об вербу, а уж потом и оделся. И двинулся к дому, освеженный и веселый.
Только вошел во двор, вижу — мой дядька Илькастик-головастик приоткрыл дверь свинарника и засунул в него свой любопытный нос: меня ищет.
— Ага, вот теперь-то ты мне попался, вражий вражина! — возликовал я, в два прыжка очутился у свинарника и втолкнул Икана внутрь. Он так и зарылся с головой в поросячью гущу, а я поскорее дверь захлопнул, вставил деревянную затычку в щеколду и без оглядки — домой.
— Ой-ой-ой! Спасите! — послышалось из свинарника отчаянное верещание.
— Верещи, верещи на здоровье! Все равно никого дома нет, все по своим делам разошлись.
Я тоже заторопился по делам: решил разыскать пастухов. Мне вслед неслись Илькины вопли:
— Ой-ой-ой! Откройте, меня блохи заедают!
Часа два спустя я увидел с горного пастбища, как мой дядюшка по отцовской линии чешет через кукурузник к реке. Видно, здорово допекли его куриные блохи.
— Эгей! Счастливого пути! — крикнул я ему вслед, хотя мой мчащийся вихрем родственник и не мог расслышать моего напутствия.
3
И все же настал этот день, когда мы с Илькой отправились в школу.
Боже, какая началась тут невообразимая суета со сборами!
Прежде всего меня заставили умыться, и при этом с невероятной основательностью: мне было предписано вымыть шею и оба уха, а не просто, как это было до сих пор, смочить водой глаза и кончик носа. Более того, мне велено было к тому же вымыть ноги, и при этом почти до колен.
Страсть, что приходилось терпеть!
Мама примерила на меня новую вышитую шапочку и рубашку, а дед легкие опанки на ремешках. Когда я это все напялил на себя, то стал похожим на маленького заносчивого петушка с красным гребнем.
Старик крестьянин, проходя мимо нашего двора, до того удивился этим сборам, что полюбопытствовал:
— Это куда же ваш малец собрался? Уж не в Америку ли, что вы его так вырядили?
— Спаси боже, — расхохотался мой дед Рада. — Это он в школу снаряжается.
— Э-эх, бедовая головушка! — сочувственно вздохнул старый крестьянин. — Ну погоди, там ему покажут, где раки зимуют!
— Ничего, ничего, дед его в обиду не даст.
Илькина мать не слишком хлопотала со сборами своего сына в школу. Он с раннего утра забился в заросли за домом, и его едва выволокли оттуда. Ну уж мой дядька и визжал на всю округу — любо-дорого было послушать.
А надо вам сказать, что вплоть до этого самого дня Ильяшка ходил в длиннополой рубахе чуть не до пят, а штанов совсем не признавал. К школе сострочила ему мать штаны из домотканого конопляного полотна, но наш Икан и слышать о них не желает.
— Не стану я штаны носить, они мне ходить мешают!
— Как хочешь, иди в одной рубахе! — согласилась его покладистая мать. — Только госпожа учительница очень строгая, она тебя за это выгонит из школы.
— Ну и пусть выгоняет, я в гайдуки уйду. Мы так с Бранко и решили.
— Где же ты скрываться будешь?
— В лесу.
— А ведь страшно в лесу, там мыши водятся.
Илькастый ужасно боялся мышей. Он захлопал глазищами и промычал:
— Я с собой нашего Рыжика возьму, он мышей за хвост переловит.
В школу нас повел дед Рада. По дороге я умильно ластился к нему:
— Дед, а дед! Не уходи домой, подожди во дворе, пока учительница не начнет мне язык подкорачивать или шкуру спускать, я тебя крикну!
— Не бойся, душа моя! Ничего учительница тебе не сделает. Зря тебя так запугали!
А уж что у школы творилось, вам и передать нельзя!
Школа у нас белая, двухэтажная, но больше всего нас поразил крикливый и буйный табун собравшейся во дворе детворы. Отродясь не видывали мы такого несметного скопища ребят. Одни прыгают, другие носятся, догоняют друг дружку, третьи орут, четвертые ревут… Ничего невозможно понять в этой невообразимой кутерьме. А тут еще какие-то мальчишки уставились на нас как на новые ворота — удивительно им, что дед нас в школу провожает.
Незнакомый пацан, остроносый и черный, дернул меня за рукав и прокричал мне в ухо петушиным голосом:
— Ага, дедушкин умничек!
— Верно, верно, так оно и есть, видит бог, дедушкин умничек! — с гордостью подтвердил мой дед догадку незнакомого парня, а тот отбежал от нас на порядочное расстояние и крикнул:
— Эй ты, ума палата, в голове вата!
К счастью, дед не расслышал злой иронии, прозвучавшей в словах чернявого проныры, а посему воспринял его остроту как величайшую похвалу.
Вдруг, откуда ни возьмись, во дворе появилась госпожа учительница, высокая, с непокрытой головой, и звонким голосом объявила:
— Дети, в школу!
Я глазом моргнуть не успел, как уж тот самый шутник схватил меня за руку и поволок за собой.
— Пошли, со мной сядешь!
В мгновение ока не стало ни деда, ни двора, ни неба надо мной. Точно во сне, миновал я коридор и очутился в классе, просторной, светлой комнате, заставленной скамейками необычного вида.
— Видал, куда я тебя привел? — торжественно выпятив грудь, объявил мой проводник и подвел меня к первой скамье.
— Вот здесь мы и обоснуемся с тобой. В прошлом году я тоже здесь сидел. Я, знаешь ли, второгодник.
Я не знал, что значит «второгодник», но новый знакомый мне очень понравился своим свободным и независимым поведением. Я даже осмелился его спросить:
— А как тебя зовут?
— Меня зовут Сла́вко. Славко Ду́бич. А некоторые зовут меня Дубиной, но тебе об этом рано знать, потому что ты еще маленький.
Я был так ошеломлен всем, что забыл про своего дядьку Икана. И вспомнил про него только тогда, когда он стал трясти меня за плечо и загудел занудным голосом:
— Ой, племянничек, я боюсь…
— Чего ты боишься? — обернулся к нему Дубина.
— Учительницы боюсь, и сидеть тут боюсь, и вообще боюсь… — промычал Иканыч.
— Ну ты и трус, училки бояться! — презрительно фыркнул Дубина. — Бери с меня пример, я никого не боюсь!