— Ты предлагаешь нечто в этом роде, ротный? — Дюран тоже явно не без умысла вспомнил о моей прежней должности. — Нечто такое, что можно назвать крайне нелогичным поступком?
— Совершенно верно. — Я щелчком отправил окурок в мраморную урну, установленную перед выходом на лужайку. — У меня был удивительно дерьмовый день вчера, я спал всего пару часов, так что чего от меня ещё ожидать, как не безрассудства?
Чувство юмора у судьбы развито просто до неприличных размеров. Подстреленный мной чернокожий лежал в той самой клинике, в которой, как я считал, держат дочь Равашоля. Больница была частной и не отчитывалась за своих пациентов перед медицинским управлением урба, так как находилась полностью на своём обеспечении. Этим пользовались воротилы теневого бизнеса и преступные бонзы, не первый год находящиеся в розыске. Даже без доноса медсестры чернокожего стоило искать именно там.
Звали его, кстати, Турк. Вот просто Турк. Даже не ясно, что это — имя, фамилия или прозвище. В книгу регистрации клиники он записан не был, а самого пациента вполне устраивало обходиться без фамилии.
Сам Турк не знал пока, что его взяли в оборот. Он находился в своей палате, к нему приходили медсёстры, дважды в день осматривал врач. На все вопросы, когда его выпишут, персонал отвечать конкретно отказывался, что, скорее всего, уже вызвало у Турка определённые подозрения.
Когда же в его палату, у дверей которой дежурили двое силовиков Надзорной коллегии в штатском, вошёл я, сомнения, если они и были у Турка, развеялись, как дым по ветру.
Он сел на кровати, глядя мне прямо в лицо. Выглядел он ещё неважно, отметил я не без злорадства. Большая часть дроби пришлась в правую сторону его тела и лицо. Сильно пострадала рука, до сих пор скрывающаяся под бинтами. Каждое движение доставляло Турку сильный дискомфорт, он старался не морщиться, но получалось у него не слишком удачно.
— Вот ты и попался, голубчик, — с самой мерзкой улыбкой, какую только сумел изобразить, заявил я, закрывая за собой дверь палаты. — Славно я тебе крылышки подпалил.
— Я тебя тоже хорошо достал, — ответил Турк.
Надо сказать, бесстрастный тон выдерживать ему удавалось отлично.
— Не спорю, — кивнул я, — но меня подлатали первым, как видишь. Если надеешься на своих друзей, таких же любителей синих костюмов, думаешь, что они вытащат тебя отсюда, то зря. Санкция прокурора на твой арест и перевод в тюремную больницу получена. Собирай вещи, если они у тебя есть.
Турк находился в клинике в информационном вакууме, он ничего не знал о разразившемся скандале, помешавшем Рюэлю дать санкцию на его арест. Чернокожий не был такой важной персоной, чтобы без визы прокурора урба на ордере невозможно было арестовать его. Всё дело было в состоянии здоровья, и тут тот факт, что Турка всё ещё держали в клинике, играл против следствия. Только после ознакомления с рекомендациями лечащего врача лично прокурор урба должен был давать санкцию на перевод в тюремную больницу, снимая таким образом всю ответственность с руководства больницы, где лечится подозреваемый.
Этим утром, как я и предполагал, сразу в нескольких ведущих газетах урба вышли разгромные статьи с фотографиями тела в роскошном интерьере особняка Рюэля. Надзорная коллегия вынуждена была приостановить полномочия Рюэля до конца разбирательства по этому делу.
Так что Турк находился в относительной безопасности, вот только сам он об этом не знал. На чём и строился мой расчёт.
— А ты тут при чём? — приподнял бровь, изображая крайнее удивление, чернокожий. — Или успел в полицию завербоваться ради меня?
— Может, и стоило бы, — в столь же притворной задумчивости покачал я головой, — да свобода, пожалуй, дороже. Я порадоваться за тебя пришёл — в больнице торчать ведь скука смертная. Не то что в камере.
Я подошёл ближе к его койке.
— Вы ловкие ребята, выбили у нас все козыри из рук, — продолжал разглагольствовать я, делая ещё шаг вперёд. — Подтолкнули меня к нужному вам решению, ворвавшись в контору. Вся ваша попытка убийства была игрой, верно? И это притворство нам обоим дорого обошлось. Если бы вы с твоим дружком-полуэльфом на самом деле хотели прикончить меня, уладили бы всё без этого спектакля с удавкой. С пистолетом ты обращаться умеешь, уж это я на себе почувствовал. Вы следили за мной, и когда я навёл вас на место встречи с Равашолем, убрали его при помощи первоклассных наёмников. Оборвали ниточку, а вот ты остался. Последняя зацепка в этом деле — и уж за тебя возьмутся всерьёз. Я даже удивлён, что тебя не убрали раньше твои же товарищи — любители синих костюмов.
Я подошёл к его койке неосмотрительно близко, и Турк тут же заставил меня об этом пожалеть. Всего я от него ожидал, но не того, что он схватит меня за грудки и попросту вышвырнет в окно. Чернокожий был очень силён, я даже не представлял насколько. Ноги мои будто сами собой оторвались от пола, а в следующий миг я спиной разнёс вдребезги оконное стекло, выбил раму и вылетел на улицу. Хорошо ещё, палата Турка располагалась на втором этаже, а прямо под окном была высажена полоска кустарника. Сейчас на нём почти не осталось листвы, среди голых веток весело гомонили воробьи. Они переполошились, когда я рухнул прямо на их пристанище, вылетев из кустов громогласно чирикающей стаей. Я едва успел откатиться в сторону, а на куст спрыгнул Турк собственной персоной. Больничная сорочка облепила его, будто саван покойника. В левой руке он держал пакет с одеждой, выходит, к побегу готовился заранее, а я только подтолкнул его к действиям.
Не поднимаясь с земли, я выхватил из кобуры пистолет, вскинул его, наводя на Турка. Но тот был слишком близко ко мне. Стальным захватом сомкнулись на моём запястье его пальцы. Турк ловко выкрутил мне руку, заставляя отпустить рукоять «нольта», и тут же перехватил оружие. Стрелять не стал, ограничившись болезненным и обидным пинком, оправившим меня обратно к кустам.
Вскочив на ноги, я бросился следом за Турком. Тот нёсся прямиком к трамвайной линии. Вагон как раз отошёл от остановки. Я думал, он сейчас заскочит в него, однако чернокожий оказался умнее. Он рывком проскочил перед носом трамвая. Я отставал от Турка, но не так уж сильно. Бегать босиком по мостовой — то ещё удовольствие, и даже тренированному человеку сложно оторваться от того, у кого на ногах туфли. Я рванулся следом за ним. Вагоновожатая дёрнула электрический тормоз, пронзительный сигнал ударил в уши, я будто снова оказался в окопе, и сейчас на голову посыплются снаряды. Я успел разглядеть даже бледное от страха лицо молодой девушки, управлявшей трамваем, прежде чем её вагон слегка, будто першерон грудью, боднул меня в бок. Я покатился по мостовой, трамвай скрежетал тормозами за моей спиной. Но мне сейчас былоне до него — я видел только исчезающую в переулке фигуру Турка. Белая больничная сорочка делала его слишком заметным.
Я снова поднялся на ноги, стараясь не думать о боли в ушибленном трамваем бедре. Броситься за Турком с прежней скоростью уже не вышло, но и отказываться от погони не стал. Припадая на обе ноги, я поспешил за ним в переулок. Вот только стоило мне нырнуть в него, как я увидел белеющую примерно в пяти шагах фигуру Турка и нацеленный мне в грудь пистолет.
Мой «Мастерсон-Нольт» в руке врага трижды плюнул в меня огнём и свинцом. Две пули в грудь, третья — в живот. Меня будто молотом приложили. Давно, очень давно я не получал огнестрельных ранений, уже и забывать стал, каково это. Я покачнулся, схватился на стену дома, попытался устоять на ногах. Боли не было — вообще. Я отчётливо ощущал стекающие по животу и спине горячие струйки крови, а вот больно не было. Прежде чем я успел подумать, почему так, тьма сгустилась и поглотила всё вокруг.
Последнее, что помню, — холодную грязь под щекой.
Темнота рассеивается. Первыми в ней появляются звёзды, потом бьёт барабан. Ту-у-ум! Удар и тишина. Звёзды выстраиваются в ряды. Они красного цвета. Ту-у-ум! Снова бьёт барабан. Звёзды наливаются красным, текут по небу ручьями, стекаются в реки. Ту-ум-тум! Барабан бьёт чаще, заставляя красные звёзды бежать по чёрному небу быстрее.
Тум-тум-тум!
Воздух врывается в лёгкие. Я рывком сажусь, не понимая ещё, на каком нахожусь свете. Гулко барабанит в ушах пульс. Болит грудь и живот в тех местах, куда угодили пули. Я дышу часто и неровно, словно только что вынырнул с глубины.
Собственно, так оно и было. Я только что выплыл из чёрных глубин смерти, снова вырвавшись из крепких объятий Безносой. Я чувствовал следы её пальцев на своей душе. В этот раз моя смерть не была ложной, как в полицейском участке. Теперь я умирал по-настоящему.
Я лежал на диване в закрытой комнате на верхнем этаже здания, принадлежащего Бовуа и Лобенаку. Именно сюда моё тело и должны были привезти после того, как Турк застрелит меня. Турк не подвёл, всадив в меня три пули, гарантированно отправившие на тот свет. И если бы не усилия Бовуа, следившего за мной и не давшего моей душе угодить в костлявые пальцы Безносой, я бы так и остался лежать в том переулке, а после отправился в городской морг.
Откинувшись на подушки, я огляделся. Первым, кого увидел, был посеревший от усталости Бовуа. Хунган как раз водрузил свои очки в роговой оправе на нос и потёр уголки глаз.
— Твоя душа очень тяжёлая и совершенно пустая, — заявил он. — Никогда бы не подумал, что так может быть.
— Война, — хрипло произнёс в ответ я, пожимая плечами. Кровь только начинала разбегаться по телу, и каждое неуклюжее движение отзывалось болью. — Какой только волшебной дрянью нас в окопах не обрабатывали.
— Это явно не воздействие враждебной магии, — задумчиво произнёс Бовуа.
— Я и не говорил, что поливали нас только враги, — усмехнулся я, аккуратно слезая с дивана.
Встать на ноги не удалось. Тело слишком затекло и плохо слушалось. Ноги подломились, будто чужие, и я рухнул обратно. Наверное, с полминуты я только и мог, что ловить ртом воздух. Даже выпрямиться и держать спину было для меня непосильной задачей.