А это уже очень больно. «Очень-очень болит, Кэп», – хочу пожаловаться ему я, но вместо этого выдаю на удивление четко и жестко:
– Значит, так. Если тебе нужен отчет: мы нашли ее на сто пятьдесят третьей по девятому округу, дом на второй линии, квадрат семь. Там от твоего терминала рукой подать. Брать будем завтра ночью, как обычно в два. Больше пока ничего не знаю.
Не смотрю ему в глаза, не знаю, куда смотрит он. Не дожидаясь вопросов, продолжаю:
– Коммуникатор отключила, потому что у меня был личный разговор. Я имею на это право, не так ли? У нас с Виктором должны быть возможности… А я бы успела тебе все сообщить. Что еще тебя интересует? Ах да, прости, я не знала, что Энн готовит сюрприз, поэтому не виновата, что тебя сдернули с дежурства раньше времени, я уж точно этого не хотела.
И, не выдержав, добавляю:
– Извинись за меня перед Хелен, ей пришлось идти на вечеринку, даже не переодевшись. Вопросы есть?
– Есть, – отвечает Кэп. – Как думаешь, в рамках нашего сюжета я должен набить ему морду?
– Ну, – равнодушно пожимаю плечами я, – не знаю. Если ты хочешь, чтобы в наш роман еще кто-то верил, то не стоило меня приглашать… чтобы танцевать со мной как с прокаженной бабушкой. Хотя я все понимаю, конечно.
Я оглядываюсь в поисках Хелен, но не вижу ее нигде.
– Она ушла, – ровным голосом сообщает Питер. – А прижимать я тебя не хочу по ряду причин. Одна из них та, что я слишком грязный после дежурства. Остальные… оставлю при себе.
Он с прищуром разглядывает меня, благо расстояние позволяет.
– Милое платьице. С Земли привезла?
– Нет, это платье Энн.
– Это она сделала тебе макияж?
– Ага. Я его смыла, – зачем-то сообщаю я и ему.
– Я вижу.
Между прочим, мог бы тоже сказать, как Виктор, что косметика мне не нужна! Осталось только спросить, понравилось ли ему мое выступление, и можно составлять сравнительную таблицу их ответов. Но он спрашивает первый:
– И давно ты играешь?
Невольно подмечаю, что он произносит именно «играешь», а не «нажимаешь» или «жмешь».
– С детства.
– Ну что ж, это стоило того, чтобы уйти с дежурства пораньше.
И что это значит, интересно спросить? Жду продолжения, но оно не следует.
– То есть тебе понравилось? – все-таки уточняю я.
Он не отвечает сразу, и я добавляю:
– Между прочим, дорианский министр пригласил меня в Стеклянный дом – поиграть для Чистых. Они никогда не слышали подобной музыки.
Питер поднимает брови, но по его лицу, как всегда, ничего не поймешь.
– Значит, Шопену с Вивальди есть чем гордиться, – усмехается он.
То есть моя игра, надо думать, ничего в его глазах не стоит. А еще он знает имена композиторов, а значит, я снова для него просто дурочка. Нет, это уже чересчур.
– Так что, мы все обсудили? Тогда я пойду.
Отталкиваю его от себя, Питер задевает кого-то сзади. Мы оба замечаем, что на нас обращают внимание.
Удерживая меня, Кэпу приходится применить силу, но зато уж теперь никто не заподозрит нас в притворстве. Не знаю, как себя чувствует платье Энн, а я… Объятия Питера – запрещенный прием, потому что, находясь в них, я уже не могу испытывать гнев и помнить об оскорбленной гордости. Хочу влиться в него и раствориться в нем целиком, хочу, чтобы его руки никогда не отпускали меня, наверное, я позволила бы этим рукам и этим губам все на свете, все, что могу и что не могу пока себе даже представить.
– Алекс, – вкрадчиво шепчет он мне в ухо, забравшись губами под мои волосы, – пожалуйста, не отключайся больше. Нам всем нелегко, ну прошу тебя, потерпи. Отложи все личные разговоры на послезавтра.
Надо же, как он меня уговаривает!
– А если ты еще раз так сделаешь… – голос его вдруг превращается в стальной, – клянусь, я приду и лишу этого парня всех его личных возможностей.
– Да ладно, – я пытаюсь заставить себя вырваться. – Скажи еще, что плохо провел это время!
– Плохо!
– Да ты даже не искал меня. Я ее видела, она шла к тебе! Тебе было не до меня!
Он молчит, только рассерженно дышит, но держит меня еще крепче.
– Ты сам про меня забыл, а теперь наезжаешь!
– Алекс! Не заставляй меня оправдываться. На сегодня я план по оправданиям выполнил.
– «Нам всем нелегко», – передразниваю его я.
Разговор о несчастной ревнивой Хелен возвращает меня к реальности. У меня даже находятся силы высвободиться из его рук. Тем более что и музыка, кажется, давно кончилась.
– Пойдем, – говорит он и тянет меня прочь из банкетного зала.
Его приказной тон по-прежнему эффективен в отношении меня. А может, я просто хочу объяснений: вдруг Пит расскажет, как Хелен предъявляла на него права, но он отказал ей, потому что…
Мы оказываемся на улице. Вечерами на Доре прохладно, и у меня дрожат коленки – конечно, от холода.
– Куда мы идем? – интересуюсь я.
– К тебе, – коротко отвечает он.
– Что-о-о?!
– Я просто расскажу тебе одну историю. И сразу уйду.
Историю? Да, этим меня точно можно купить.
Но когда мы входим ко мне в квартирку и закрываем двери, происходит нечто иное. Он действительно сначала пытается что-то сказать, но быстро отказывается от этой идеи. А я оказываюсь зажатой в первом же углу своей комнаты, и Питер, вжимая меня в этот угол, целует так страстно и больно, как не целовал еще никогда.
Потом мы смотрим друг на друга в темноте комнаты.
– Алекс… – произносит он совсем-совсем иным голосом, чем обычно. И от этого я почти теряю сознание.
Сначала – почти. А потом… потом я вдруг складываюсь пополам от резкой боли в животе. В глазах у меня темнеет, а к горлу подкатывает тошнота. Следующее, что я помню, как меня выворачивает наизнанку прямо в коридоре, а потом еще много раз в ванной. Питер держит меня, убирая с лица волосы, смачивает мне лицо холодной водой. Ослабев, я повисаю у него на руках, понимая, что с поцелуями на сегодня закончено. Впрочем, сейчас мне уже ни до чего. Голову словно натыкали изнутри иголками, желудок остро болит. Питер подхватывает меня и несет на диван, а потом мечется по квартире в поисках аптечки. Но дело в том, что у меня ее никогда не было, вот как-то не завела.
Тогда Кэп включает настенный коммуникатор и вызывает мне помощь. А потом я уже ничего больше не помню.
Ну как не помню? Кое-что, конечно, всплывает.
Промывание желудка – вещь малоприятная, даже при том, что медицина довела ее до полной безболезненности. Не могу вспомнить, как пришел доктор, и начало процедуры тоже, но, когда я впервые открываю глаза, зонд еще торчит из моего горла. И я вижу, что Питер сидит на корточках рядом с диваном и держит меня за руку, пока доктор завершает свое дело.
Мне становится легче, но я испытываю сильную слабость и почти сразу проваливаюсь в неустойчивый противный сон, полный моих обычных кошмаров. Не помню, как уходит доктор, но кажется, кто-то стаскивает с меня платье, я вяло сопротивляюсь, потому что это мешает мне спать.
Присутствие Питера придает моим обычным видениям новое содержание. Мы ходим с ним вместе по старому городу, прячемся от тварей, которые ждут нас за каждым углом, а потом я усилием воли приоткрываю глаза и вижу, что Питер по-прежнему сидит на полу рядом с диваном и смотрит на меня. А потом он сидит у меня в ногах на постели, упершись локтями в колени и пряча лицо в руках. А потом сидит еще ближе и гладит меня по голове. Потом ходит по комнате. Потом снова сидит и смотрит куда-то перед собой.
Утром я открываю глаза и понимаю, что мне хорошо. По крайней мере, по сравнению с нынешней ночью. Желудок абсолютно пуст, меня не тошнит, только не хочется отрывать голову от подушки. Но я не вижу Кэпа, пугаюсь и быстро сажусь на кровати. От этого у меня резко кружится голова. Комната пуста, но через секунду в нее входит Питер со стаканом воды в одной руке и таблеткой в другой.
– Привет, – говорит он. – Вот, выпей, доктор оставил.
Беру из его рук стакан и запиваю лекарство. Питер присаживается рядом.
– Вспоминай, чем отравилась, – приказывает он.
– Понятия не имею, – слабо отмахиваюсь я.
– А я уж было подумал… – хмурится Кэп.
– Это не от твоего поцелуя, – спешу сообщить я.
Питер усмехается:
– Остришь, значит, будешь жить.
– Ты не пострадал? Представляю, как это было ужасно…
– Не то слово. Но мой костюмчик и не такое видал. А вот платье Энн, боюсь…
Только сейчас я соображаю, что лежу в кровати, в разложенной постели, и вместо платья на мне одна из моих самых заношенных пижам. Н-да, по сравнению с моим вчерашним кукольным видом сейчас я представляю собой жалкое зрелище. Похоже, мне и правда гораздо лучше, раз эта проблема выходит на первый план.
– Приятная новость, – сообщает Питер. – Доктор отменил любые твои вылазки, по крайней мере на сегодня-завтра. Уже сообщили в Управление.
– Только вкус у новости неприятный. – Я ворочаю сухим языком во рту.
– Прости, я имел в виду…
– Да ладно, – дергаю губой я.
Мы замолкаем, и я вдруг понимаю, что он провел здесь целую ночь. А как он вообще сюда попал? Ах да, предлог был заманчивым.
– Ты хотел рассказать мне историю, – напоминаю я.
– Не получилось.
– А сейчас?
Питер некоторое время смотрит в одну точку, потом переводит взгляд на меня.
– Я лучше спрошу у тебя одну вещь. Такую простую детскую вещь.
Вопросительно смотрю на него.
– Вот если бы ты… или твой знакомый… не важно, просто человек, дал обещание, слово. А потом… а потом у него нашлись другие дела, интересы, а потом захотелось бы совсем другого… А когда даешь обещание, не знаешь ведь, как повернется жизнь. Вот как бы ты отнеслась к этому человеку? Если бы он забрал свое слово обратно – просто потому, что вот взял да и передумал.
– Я бы перестала такого человека уважать, – твердо говорю я.
Понимаю, что своим ответом подписываю себе приговор, но соврать не могу. Питер невесело хмыкает: