– Ты помнишь кого-то… из той группы?
– Их потом отправили на другие планеты. Здесь остался только один. Точнее, одна. После этого случая она поднялась в должности.
Он выразительно смотрит на меня, и можно уже не произносить имя.
Таниа. Я хватаюсь за голову. Неужели я так никогда и не научусь разбираться в людях?
– Возможно, идея с уколами так и осталась потом для подстраховки, на случай незапланированной встречи ночью. Хотя пока, кажется, ни разу не пригодилась. Вот для чего нужен свой человек в группе.
Питер смотрит на меня исподлобья:
– Интересно было бы проверить карманы твоего дружка. Впрочем, уверен, он не стал бы тебя убивать. Интересно, что он придумал на этот случай?
– Ты… ты не можешь так обвинять. Это все твои фантазии, – слабо возражаю я, – у тебя нет доказательств.
– Да уж… с доказательствами у нас… Кстати! – вспоминает Кэп. – Кое-что у нас все-таки есть. Поглядим?
Кэп достает из куртки маленький металлический шарик – тот самый, который он извлек из стены дома, соседнего с логовом твари, подключает этот шарик-кассету к коммуникатору, довольно долго проматывает, а потом приостанавливает. Мы оба, не отрываясь, смотрим на экран. Сначала камера долго фиксирует стену дома и входную дверь. Судя по времени съемки, указанной тут же внизу, это день, когда я нашла тварь в сносимом квартале, только несколькими часами позже. Питер терпеливо проматывает пленку понемногу вперед, стараясь ничего не упустить.
– Когда ты установил камеру? – не понимаю я. – Ведь я сообщила тебе координаты только на вечеринке. И ты не знал точного дома.
– А это и не я. Ее установили те, кто посадил туда тварь, чтобы не выпускать ее из-под контроля. Не знаю, были ли у тварей маячки, но этого, видать, недостаточно… А может, это не только ради тварей. Я увидел кое-что в собственном кабинете, мне неосторожно показали пункт онлайн-наблюдения. Камера управляется дистанционно, а запись не ведется, ведь это улики. Но я подумал, если есть камера, то, может, есть и кассета. На случай, вдруг что пропустят.
– А как ты узнал, где она?
– Просто нашел угол, с которого можно снимать дверь. Так, посмотрим… Сейчас тварь, очевидно, находится внутри. Стоп, вот оно.
Питер останавливает перемотку, и я вижу, как к двери дома-убежища подходит мужчина. На часах – семь вечера, сумерки уже наступили. Мужчина открывает дверь, приложив к ней ручной коммуникатор, и ступает в темноту. Но, прежде чем войти, он оглядывается, проверяя, нет ли кого поблизости. И я вижу его лицо.
– Ну, вот тебе и медбрат, – спокойно констатирует Питер, словно ему и оставалось только увидеть. – А зачем использовать слишком много разных людей. Многосторонний парень.
– Да. Он даже стихи сочиняет, – ни к селу ни к городу говорю я.
И замолкаю, потрясенная. Виктор – не просто человек Управления, приставленный следить за группой и наживкой, не просто тот, кто должен хладнокровно удостовериться в ее жуткой смерти. Он сам – настоящий монстр. Это его укол вводит тварь в состояние, при котором на нее не действует паралитическая пуля. И если бы тварь разорвала меня сегодня ночью, он знал бы, что это дело его рук. Даже запасной шприц в его кармане не кажется мне таким страшным по сравнению с этим: усыпить человека насмерть – это, конечно, убийство. Но как назвать то, что они делают с наживками: отдают на растерзание монстрам и своими глазами наблюдают весь этот кошмар!
Я не понимаю, как нормальный человек может жить с этим. Я вообще ничего не понимаю. Как может та же Таниа сочувственно гладить меня по руке и приветливо со мной разговаривать, посылая на страшную смерть? Ради чего? Разве есть на свете хоть что-то, ради чего можно это делать?
– Боюсь, ему тоже стоит опасаться за свою жизнь, вести игру при его положении ох как непросто, – говорит Питер. – Он знал, когда сделан укол, и знал, когда надо вывести тебя из игры, чтобы ты не пошла на задание. Его могут вычислить.
Не могу сказать, что способна сейчас переживать за Виктора, хотя он и пытался меня спасти. Меня – пытался. А остальные? Интересно, это первое его задание? Он перешел к нам со второй базы. Там тоже погиб парень-наживка – по рассказу Кэпа, это было еще до Гжешека. Так что делал Виктор до перехода к нам?
Представляю его красивые голубые глаза.
– Что с тобой, Алекс? – раздраженно спрашивает Питер. – Не можешь принять, что твой парень – мерзавец? Ты так сильно к нему привязана? Еще бы, такой смазливый!
– Заткнись. Это вообще тебя не касается.
– Ладно, прости, – устало говорит Питер. – Я тоже его не распознал, так что… Тебя он действительно спас, ведь это он вызвал Хелен. Не знаю, как у него это получилось, но факт. И он рисковал – всем, ради чего ввязался в заговор, и своей жизнью тоже.
«Ваш руководитель, Зубофф», – вспоминаю я слова мужественного шефа, главы группы захвата. Оговорочка, однако, выдающая его с головой… если бы у меня было побольше мозгов.
– А это видео… Его можно показать твоему большому инспектору, нет? – жестко спрашиваю я.
Я знаю, что Виктор меня спас. Но я не единственная наживка на свете, и он сам сделал выбор. Если запись будет ценой за окончание кошмара, то, надеюсь, совесть меня не замучает.
Но у Кэпа это предложение не встречает энтузиазма.
– И что это докажет? Дату можно подделать. Человек входит в некую дверь – где эта дверь? Зачем он туда входит? Может, помочиться решил, вот и зашел.
Я с отвращением отворачиваюсь от Питера.
– Хотя, конечно, саму запись наверняка делали именно ради Зубоффа. Думаю, кассеты кто-то потом извлекал, своего рода крючок.
– Сам же говоришь, что она ничего не доказывает.
– Не то, что нам нужно, это не для полиции. Я, разумеется, все равно свяжусь с тем парнем. Но нашим доказательством могла стать только запись нападения, на которой было бы видно все, что произошло.
При одном воспоминании об этой ночи мне становится нехорошо, я сползаю с пуфика и прикладываюсь к нему головой, скрючившись на полу. Но мое тело проигрывает, сейчас оно не главное, и я его не слушаюсь, мне надо добраться до всех ответов сразу.
– Не могу понять одного… – шепчу я, – почему их все-таки просто не пересаживают? Какое зверство… но почему? Чтобы она не попалась потом мне случайно? Но ведь она могла попасться мне и так, в любой момент, в одну из ночей. У них был способ убить меня тогда – укол, как ты говорил. И еще! Что все-таки случилось со второй девушкой? Теперь мы ведь знаем… мы знаем, что это не физиология твари. Чтобы на тварь не подействовала пуля, ей должны были сделать инъекцию. Но это не было плановым захватом! Она выбежала, когда все шли обратно! Почему ее не смогли парализовать ребята из группы?
Питер с тревогой наблюдает за моими попытками приложить голову к пуфику поудобнее.
– Тебе надо отдохнуть, – мягко говорит он мне. – Встань, пожалуйста.
– Нет, – вставать мне совсем не хочется. – Нет, надо понять, прямо сейчас.
– Сейчас все равно не получится. Хотя… Я думаю, что оба этих вопроса имеют один ответ. Помнишь, ты говорила, что сперва пытались послать другую наживку. Значит, никто не хотел больше смертей. Но тварь не вышла. А потом вдруг некая тварь – уверен, что та же самая – напала на кого-то в городе, рвалась на базу, покалечила местного. Поведение, которое тварям нынче как будто не свойственно.
– Инстинкт… – шепчу я.
– Да. Не все в них, видать, поддается управлению. Похоже, ты права, твари не безразлично… и у нее есть память. Она вспомнила «свою» наживку, узнала своего врага, ждала, но та не пришла, значит, ее снова не удалось разорвать, уничтожить. Возможно, тварь скатилась с катушек. Иначе почему она сама покинула свое логово?
– Но ее ведь поймали и обезвредили.
– В том-то и дело. И вдруг она снова оказывается в нужном месте в нужное время! Я думаю…
– Ей просто отдали… отдали ту девушку на растерзание, да?
– Что, если тварь очнулась, но стала неуправляема? От нее пришлось бы избавиться, в тюрьму-то ее в таком состоянии не вернуть, на другую квартиру не посадить. Но убить тварь – значит провиниться перед Прилустой, – ведь мутанты стоят огромных денег. А убытки для заговора? Ведь тварь не используешь снова. Представь, что она могла бы учинить в городе, который уже отвык от ужаса. – Питер мотает головой. – Встань, пожалуйста, Алекс, вот так, потихоньку.
Он протягивает ко мне руку и осторожно поднимает на ноги. Я прислоняюсь к стене, наблюдая, как он убирает пуфики и столик обратно в пол.
Питер приостанавливается, додумывая свою мысль:
– Возможно, отдать ей законную жертву было единственным выходом. Кто знает, может, после этого она смогла послужить вновь. Думаю, тогда и придумали вариант с инъекцией для мутанта, адреналин или что-то еще, что делает его неуязвимым. В итоге решались сразу две задачи: зомби насытится и успокоится, а наживка, которая может его узнать, будет мертва – при помощи того же мутанта. Это была не случайная встреча, Алекс. Тварь укололи и выпустили прямо на ту же девушку, когда она шла обратно. Намеренное убийство. Иного объяснения теперь, когда мы знаем их методы, у меня нет.
Я представляю себе это так, словно вижу кино. Несчастная девушка возвращается с удачного захвата, спешит на базу в ожидании ужина и поздравлений, когда на нее выпускают взбесившуюся тварь под инъекцией.
Питер начинает расхаживать по комнате.
– Думаю, эта тварь не убежала потом далеко. Действие укола закончилось, жертву она получила и могла снова впасть в полусонное состояние. Может, даже вернулась в логово. А может, у нее был маячок, – предполагает он. – Группу, разумеется, обработали. Ну а потом уже отладили процесс до конца. Следующие три случая тварь, если она по несчастному совпадению была вторичной для конкретной наживки, навещали в логове, заранее обкалывали и скармливали ей на плановом захвате ее жертву. Ты должна была стать четвертой.
– Они разыграли для меня целый спектакль с участием шефа и Тании, – бесцветно говорю я. – А Виктор явно был удручен.