Мы и не замечаем, как наступает ночь. За мной приходит служитель, и мы с Чистым раскланиваемся.
Когда я, вымотанная, но счастливая, возвращаюсь в спальню, обнаруживаю довольно унылую картину. Питер лежит в своей люльке с прикрытыми глазами, тихонько раскачиваясь. Хелен сидит в углу, опасаясь, наверное, пропустить мое возвращение, и рассеянными движениями расчесывает свои чудесные волосы. Не обращая на них обоих внимания, достаю из рюкзака еще одну банку консервов и уминаю ее.
– И сколько это будет продолжаться? – интересуется Хелен.
Поскольку Питер не считает нужным ответить, я откликаюсь:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, расследование и так далее. Еще день-два, и мы умрем с голоду.
– Или научимся есть их еду, – подает голос Питер.
– Ну, это вряд ли, – недовольно тянет Хелен.
– Вообще-то мне кажется, – подумав, сообщаю я, – что нас… ну или только меня – не выпустят, пока мы не закончим с роялем. По-моему, это для них гораздо важнее.
Права я или нет, но следующие дни проходят так же: для меня – в активном счастливом труде и общении с Чистым, с которым у нас царят гармония и понимание, а для Хелен с Питером – в редких беседах с министром и полном безделье. Хотя я понятия не имею, чем они занимаются наедине. Меня это почти не волнует. Но судя по моим ночным возвращениям, им не очень-то весело здесь.
Зато у меня, как ни странно, все хорошо. В присутствии Питера и Хелен я тут же вспоминаю, что «меня нет», и словно отключаюсь от них. Но теперь это не мазохизм, а скорее психотренинг, способ сохранить душевное равновесие. Я заставляю себя думать только о музыке. На самом деле это не так уж и сложно. Потому что после несколько часов ночного небытия я буквально сбегаю наверх в зал инструментов, где полностью оживаю рядом с Мельт-Тихцем – так его имя произносит министр. Там у меня гораздо лучше получается радоваться, что я все-таки есть.
Но ужинать нам троим приходится вместе. Они, а в основном Хелен, рассказывают мне, что министр уточнял у них некоторые детали истории с мутантами. Вот про кого я уже практически забыла, так это про тварей. Мы не знаем, как ведет себя Управление, требуют ли они нашей выдачи и предъявлены ли кому-нибудь обвинения. Но в один прекрасный момент, как раз на третьи сутки, на связь с Питером по его коммуникатору выходит тот самый большой инспектор, который обещал вывести преступников на чистую воду.
Из его сообщения мы выясняем, что заговор раскрыт. Дорианское правительство действительно обнаружило пропажу якобы заключенных и оплаченных тварей, а комиссия установила их повторное применение. Заведено уголовное дело по факту гибели наживок. Половина нашего Управления подлежит аресту, но немалая часть верхушки успела скрыться на другие планеты. Арестованы почти все диспетчеры. Непричастным к заговору оказался только отдел захвата. Его начальник честно выполнял свое дело, формируя группы и выдавая оружие, и даже не подозревал, что в группы внедрялись агенты заговорщиков.
Членов дорианского правительства, работавших на заговор, выявили на удивление быстро, но один все-таки вовремя сбежал на Прилусту – в тот самый день, когда мы обо всем рассказали. На Доре разразился страшный скандал, новостные блоки испещрены репортажами о «предательстве», «заговоре Прилусты» и «гнилой сущности правительства». Замешаны такие чины, что неизвестно, что вообще теперь будет со всей системой правления. К чести дорян, все это предано гласности. Земляне в этих выпусках выглядят, увы, почти такими же исчадиями зла, как и мутанты. Местные жители, не привыкшие к подобным инцидентам и много лет верившие в исключительное благородство власти, взывают к еще более тщательному расследованию. А на нашей базе работает объединенная комиссия из срочно прибывших представителей земной полиции и Правительства Доброй воли.
Еще инспектор сообщает, что во время операции-перехвата обнаружены и извлечены все мутанты – помогли расшифрованные базы данных заговорщиков. Возможно, на Доре еще остались какие-то неучтенные твари с Прилусты, но никто не собирается пока искать их с помощью наживок. Даже произносить это слово теперь дурной тон. Договор с землянами расторгнут до окончания разбирательства. А значит, я теперь безработная. Зато Питеру снова предлагают возглавить отдел по безопасности – по крайней мере, пока ведется следствие.
Министр, ожидающий нас в столовой, подтверждает информацию. С этого момента мы свободны и можем уйти. Но, если… Министр переводит на меня взгляд и делает жест, означающий у них огромное уважение: а именно складывает на весу руки, словно школьник на парте, одна над другой, – так вот, если я соглашусь, то он предлагает мне проживание в Стеклянном доме, ради продолжения работы, конечно же. Здесь же мне будет предоставлена надлежащая защита, так как мою генетическую особенность никто не отменял.
Питер бросает на меня невольный взгляд, но тотчас же отворачивается. Вообще-то мне кажется, что мои возможности не стоят оказываемой мне чести, но если они так хотят… разумеется, я могу быть только за!
– С радостью! Но…
Прикусываю губу, но все-таки выдаю это Министру:
– Только мне надо, чтобы у меня была земная еда.
Наверное, он неприятно удивлен или обижен, потому что уже тянет указательные пальцы к подбородку, но сдерживается, опускает руки и обещает организовать мне поставки продуктов с базы.
Еще несколько дней мы живем здесь все вместе, пока Питер улаживает дела в Управлении, циркулируя между базой и Стеклянным домом. Хелен могла бы вернуться домой, но она предпочитает караулить меня и убивает время в развлекательном блоке своего коммуникатора.
Наконец Кэп объявляет, что приступает к выполнению новых обязанностей. Мы возвращаемся на базу втроем – я, Питер и Хелен. То есть это они возвращаются, а мне просто надо забрать кое-что из вещей. А еще я хочу узнать, что стало с Виктором. Почему-то меня это волнует. Как бы то ни было, он спас мою жизнь.
Спутникам я, разумеется, этих мыслей не поверяю. По дороге мы довольно бойко обсуждаем новости и гадаем, что теперь будет с базой землян. Возможно, ее закроют вообще. Кэп рассказывает, что его версии гибели двух первых девушек подтвердились.
– Кстати, мы были правы. – Питер невольно бросает на меня взгляд: – После того как земляне переловили всех тварей и создали заговор, их стали готовить на Прилусте иначе. Инстинкт у них по-прежнему срабатывал на ваш ген, но поведением тварей стали управлять, снижая в них уровень агрессии – тогда стало возможным использовать их многократно. В частности, в них вызвали боязнь выходить на улицу днем, они перестали рыскать в поисках Чистых. Теперь они могли вылезать только по ночам и всегда возвращались в свое логово, как дикие ночные звери. Каждой твари, как я и думал, прикрепили маячок, чтобы можно было их контролировать. В Управлении имелись все данные, где и какой мутант расположен. После смерти первой, узнавшей мутанта наживки (а ей действительно пришлось сделать укол), стали вести особый учет тварей, чтобы предотвращать новые встречи. Казалось бы, дело надежное. Захваченные твари, хоть и не имели возможности разорвать свою жертву, после паралича вроде бы все забывали и со временем восстанавливались, стандартно реагируя на новых наживок. Их программировали на новый поиск и вновь употребляли в работу. Но, как оказалось, не все в этих тварях поддается контролю. Если тварь повторно встречала свою прежнюю жертву, она все вспоминала. И если не могла напасть на нее, переставала быть управляемой. Та, вторая, девушка… Мы почти обо всем догадались верно. Тварь ждала ее до следующей ночи, не вышла к другой наживке. Ее хотели пересадить в другое место, как ты и предполагала, Алекс. Но она взбесилась, покусала кого могла, вырвала маячок зубами и умчалась искать свою жертву, выследила, рвалась на базу, ее остановили выстрелом из паралитического оружия, причем подействовал он не сразу, а как только она очнулась, продолжила бесноваться. Куда ее было девать, когда даже перевести ее официально на Крезу в таком состоянии было сложно – ведь она уже числилась в заключении. На Прилусту не переправить. Только убить. Паралич без конца – результат будет тем же. Тогда провели консультации с прилустянами, и те четко дали понять, что ценного мутанта они уничтожить не разрешают и что надо всего-то навсего отдать ему его законную жертву. Тем более эта жертва, как все уже понимали после прошлого раза, могла его узнать. Разработанная на Прилусте инъекция, учитывающая особенности мутанта, сделала его неуязвимым, а наживку… навеки безопасной для заговора. Мутанта под инъекцией натравили на девушку, а в последующие разы обкалывали сразу после вторичной встречи. Остальных наживок скормили без лишних сомнений. И – да, разумеется, сначала никто не желал столько смертей, но надо было обезопасить заговор.
Собственно, ничего нового я не узнаю, обо всем или почти обо всем этом Питер догадался еще тогда. Так что рассказ этот нужен скорее Хелен, чем мне. А может, просто надо о чем-то говорить.
– Всех тварей, которых натравили на Алекс, взяли. Кроме тех, что я убил, разумеется. Я приказал проверить каждую, которую она когда-то ловила. Кстати, чтобы найти нас, использовали только недавно пойманных, которых якобы еще не отправили на Крезу. Наверное, думали, как будут выкручиваться потом. Может, представили бы, что те сошли с ума в тюрьме? – сообщает Питер. – И да, они тоже беснуются, но их сначала парализовали двойной дозой сами заговорщики, а потом мы их полностью изолировали. Картинка не для слабонервных, я не смог находиться там и пяти минут. Понятия не имею, что с ними будет дальше. Возможно, их придется усыпить. Доряне пока ищут способ обойтись без убийства.
– Я знаю, как их можно успокоить, – жестко говорит Хелен. – Натравить их на тех, кто… Кто все это придумал. Кто убивал наживок. Пусть испытают на себе! Твари в таком состоянии будет без разницы, что у них нет нужного гена.
Она смотрит на меня, ожидая поддержки, но я ничего подобного не чувствую.