— Ну, будь здорова, Мария! — тихонько сказал он, глядя на заплаканное лицо жены. — До свиданья. Может, вернусь не скоро, но ты жди меня...
Он поцеловал в лоб спавшую жену, сунул в карман приготовленный завтрак, подошел к двери. Обернулся на пороге, окинул комнату прощальным взглядом...
В депо его уже ждали. Паровоз стоял под парами, отдуваясь в нетерпении. Антонио вывел его на пути, прицепил к составу, подогнал к перрону и отправился к начальнику станции.
— Сеньор, поезд к отправлению готов. Жду ваших указаний.
— Вот тебе путевой лист. Запомни, о чем говорили вчера: рейс секретный. Никому ни слова! Охрану получишь на первой станции назначения. Попутного ветра!
— Секретный рейс. Никому ни слова! — повторил Антонио.
Начальник станции велел дежурному дать отправление. Порожний состав легко тронулся с места, извиваясь пополз в горы.
На другой день под вечер со стороны Мадрида к Черному ущелью под усиленной охраной приближался эшелон, битком набитый жандармами. В тендере стоял пулемет, рядом с ним лежали конвоиры. Антонио, высунувшись из кабины, вглядывался в бегущее навстречу полотно. В дымке открылись горы. Проглянула черная пасть туннеля. Проскочить его — и тогда... Черное ущелье, мосты..
Антонио прибавил пару. Поезд мчался во весь опор. Так быстро Антонио никогда еще не ездил. Казалось, он торопится наверстать упущенное время.
От свистка заложило уши, поезд ворвался в туннель. Жандармы-конвоиры, в страхе зажмурив глаза, приникли к куче угля.
Блеснул дневной свет. Антонио еще прибавил ход. Он стоял у раскрытой двери, высокий, бледный, с развевающимися седыми волосами. Туннель позади, вот и мост через ущелье...
— Проклятье убийцам! — крикнул Антонио, прыгая с паровоза.
Он падал, как раненая птица с простреленным крылом. В последний момент краем глаза глянул на мост, куда на всех парах выскочил оставшийся без машиниста паровоз.
Раздался оглушительный взрыв. Паровоз дернулся кверху и закутался в белое облако дыма. Мост переломило надвое. Вагоны вместе с пролетами моста, скрежеща, посыпались в ущелье...
Спустя некоторое время партизаны на одной из каменных глыб в долине высекли слова:
Марко Сантьяго ищет винтовку
Валенсийский залив в лучах солнца сверкал огромным зеркалом, ненароком забытым великаном-цирюльником на восточной стороне Иберийского полуострова. Ветерок катил на берег ленивые волны, и там, мелодично прозвенев ракушками, они иссякали в песке. Весной после теплых мартовских и апрельских ливней плодородная валенсийская равнина покрывается густым цветочным ковром, окрестности Валенсии превращаются в сплошной сад. Моряки утверждают, что в эту пору в Средиземном море не нужен компас — капитаны ведут корабли по благоуханию цветов, исходящему от берегов Испании.
Совсем иначе выглядит сама Валенсия. Стоит с окраинных рисовых полей, из апельсиновых рощ перебраться в центр города — вам покажется, будто вы из тенистого сада угодили в душную парилку. От кирпичных стен пышет жаром. Зелень попадается лишь в редких пальмовых аллеях, в зоопарке да вокруг вилл богачей, а цветы вы увидите разве что в руках цветочниц.
Если же приезжий забредет в старые кварталы Валенсии, там он заметит совсем другую зелень: на оконных переплетах сырых подвальных жилищ, на тряпье, которым заткнуты выбитые стекла. Зеленоватый оттенок разглядит он и на изможденных лицах обитателей тех кварталов, это бедность придала им цвет позеленевшей бронзы. И вот там-то, на улочке, кривой и узкой, как банановая корка, родился и рос сын рабочего Марко Сантьяго.
Отец у Марко был слепой. Зрение он потерял на мадридском фронте после тяжелого ранения в голову. В 1936 году, когда столице грозила опасность, Сантьяго, уже пожилой человек, покинул родную Валенсию и ушел добровольцем в Республиканскую армию. Мать Марко погибла при воздушном налете: итальянские эскадрильи каждый день бомбили рабочие кварталы Валенсии.
После трехлетних боев наемникам генерала Франко удалось сломить мужественное сопротивление народной армии. Когда фашисты захватили последний оплот республиканцев, Сантьяго находился в военном госпитале. Фалангисты бросили его, слепого, в концлагерь. Освободили Сантьяго лишь спустя четыре года, когда его здоровье было окончательно подорвано.
Вернувшись в Валенсию, Сантьяго разыскал сына Марко, которого приютили соседи.
На той же улочке старинного квартала, где Сантьяго провел большую часть своей жизни, они подыскали подвал и перебрались туда вдвоем. С грязной улицы вместе с ними вошел в подвал третий невидимый обитатель — голод.
— Марко, — однажды сказал отец, — я знаю много хороших песен, но я слепой, не могу один ходить по городу. Возьми свою гитару и веди меня! Хотя бы на хлеб себе заработаем.
Изо дня в день бродили они по дворам богатых кварталов, по площадям и улицам Валенсии. Не очень-то им везло. Когда Марко с отцом появлялись во дворе, румяные, нарядно одетые мальчишки смеялись над ними, а бывало, что вместо серебряной монетки на асфальт летел гнилой арбуз или пожелтевший кактус вместе с горшком. Случалось и так: старик затянет песню, поднимет незрячие глаза к верхним окнам, а в одном из них раздвинутся занавески и какой-нибудь нахал, набравши полный рот воды, выпрыснет ее прямо в лицо певцу.
Марко в таких случаях сам себя не помнил от ярости. Попадись ему в руки эти негодяи, уж он бы их проучил! Но Марко не решался врываться в чужую квартиру. Да если б и решился, что толку — его бы вышвырнули вон точно так же, как горшок с увядшим кактусом. И потому, смирив злость, он брал отца за руку и спешил поскорей увести его, чтобы никогда не возвращаться в это место.
Из всех дней недели Марко больше всего любил воскресенье. Тогда они с отцом пели на площадях. По воскресеньям там собирались рабочие, толковали о своем житье-бытье, делились новостями.
Вокруг уличных певцов быстро собирался народ. По воскресеньям люди наконец могли распрямить спины после нелегкой работы на фабриках, на рисовых полях, в садах богачей. В такие дни они казались моложе, красивее, веселее. Сначала слушали молча, но постепенно песня захватывала их, они начинали подпевать:
Валенсия, родная, шумят вокруг сады.
Настанет день, мы знаем, отдашь ты нам плоды...
Рабочим нравилась эта песня. И шапка старика быстро наполнялась медяками. Вечером, вернувшись домой, Марко с отцом ели свежий хлеб и вареных крабов. И даже их мрачный подвал в такие минуты казался светлее, уютнее.
Однажды, когда все улицы от жары точно вымерли, окна повсюду были плотно зашторены, отец сказал:
— Марко, а что, если нам попробовать петь на пляже? Все богатые люди сейчас у моря.
На пляже действительно царило оживление. Из открытых окон приморских вилл доносилась музыка. Одна за другой подъезжали сверкающие машины. Пестрели зонтики, шелестели шелка. В открытых тенистых кафе звенели бокалы. Спрятав головы под зонтами, на пляже загорали люди. В море на волнах одиноко качалась рыбацкая лодка, черная, тяжелая, как жизнь слепого старика.
— Давай сядем здесь, под пальмой, — предложил Марко. — Споем про наш город. Вот увидишь, людям песня понравится.
Старик положил шляпу на песок и запел. Марко пощипывал струны гитары.
Сидевший поблизости сухопарый и длинный как жердь мужчина медленно поднялся. Подхватив с земли камень, он подошел к певцам.
— Проклятые голодранцы, как вы смеете распевать республиканские песни! Прочь отсюда, нищее отродье, не то вам придется плохо...
Камень звучно шлепнулся в шляпу старика. Песня оборвалась. Только Марко машинально продолжал перебирать струны гитары.
— А тебе что, особое приглашение требуется? Я тебе покажу!
Тяжелый кулак опустился на голову Марко. Мальчик упал на колени, но тут же подскочил и что было сил ударил обидчика по голове гитарой. Зазвенели струны, гитара разлетелась на куски.
Незнакомец на минуту остолбенел, но тут же пришел в себя и с яростью набросился на старика и мальчика... Марко ловко увертывался от ударов, а слепой потерял равновесие и упал на песок. Марко помог отцу подняться и быстро потащил его прочь.
У Марко больше не было гитары. Отец после побоев на пляже совсем обессилел и почти не выходил из подвала.
«Где найти работу?» — с этой мыслью Марко просыпался каждое утро и отправлялся в город, надеясь на какой-нибудь счастливый случай. Он уже обошел все базары, расспрашивая торговцев, не нужен ли помощник, но всюду получал один ответ:
— Проваливай, парень! Знаем вас, только и смотрите, что бы стибрить!
Напрасно Марко уверял, что у него дома больной отец, что им нечего есть.
— Какое нам дело до твоего отца! — пожимали плечами торговцы. — Здесь не богадельня, а базар.
Мальчик решил попытать счастья у парикмахеров — не возьмут ли его в ученики. Но его даже на порог не пускали.
С каждым днем Марко все больше терял надежду найти работу. Как-то, проходя мимо гостиницы, он увидел, что у подъезда собралась толпа любопытных. Он подошел поближе. Оказалось, произошел несчастный случай, разбился мальчик-лифтер. Марко помог перенести тело мальчика в комнату и собрался уходить, но тут его подозвала пожилая женщина, погладила по голове и спросила:
— Ты его брат?
— Нет, — ответил Марко. — Просто я ходил по городу, искал работу, и вот...
— Если бы ты не был таким оборвышем, может, хозяин и взял бы тебя на его место. Пойдем попробуем! Денег за это не платят, но будешь получать чаевые да еще обед в придачу.
На этот раз Марко повезло. Хозяин не пожелал даже взглянуть на него, просто велел сказать, что принимает на работу. Мальчика одели в ливрею с блестящими пуговицами, дали фуражку, на которой золочеными буквами стояло название гостиницы. Показали, как обращаться с лифтом, провели по этажам и объяснили, как прислуживать гостям.