Ноль ноль ноль — страница 35 из 80

асщепляется на пятна поменьше. Кто-то из боссов тоже сдается в расчете на обещанные послабления; среди них хватает обычных наркоторговцев, которые выдают себя за боевых командиров. И хотя они продолжают отдавать распоряжения из тюрьмы, в рядах оставшихся на свободе начинается брожение. Среди них в разных пропорциях представлены члены военизированных группировок и осиротевшие наркоторговцы из разных картелей. Они называют себя “Агилас-Неграс” – это группа под началом братоубийцы Висенте Кастаньо, – “Офисина де Энвигадо”, “Народная революционная антитеррористическая армия Колумбии”, “Растрохос”, “Урабеньос”, “Пайсас”.

Они объединяются, распадаются, но причина всегда остается неизменной: кокаин. Зарождается новая Колумбия, безжалостная Лилипутия. Эпоха Обезьяны подходит к концу.


Обвиняемый Сальваторе Манкусо Гомес идеально выбрит, на нем костюм, в каком не стыдно прийти на свадьбу или деловую встречу. На календаре 15 января 2007 года. Он сидит рядом с прокурором, перед ним микрофон и магнитофон. Манкусо достает ноутбук, ставит на стол перед собой, включает и начинает зачитывать вслух. Зал наполняется именами, которые он называет, одно за другим, с профессиональной невозмутимостью. Всего не меньше трехсот имен, приведенных в строгом хронологическом порядке. Это список убийств, вину за которые он берет лично на себя, поскольку выступал либо непосредственным исполнителем, либо заказчиком. За часть озвученных преступлений колумбийское правосудие его уже оправдало.

Присутствующие в смятении. Зачем он это сделал?

Зачем вспоминает о заказанных или спланированных им убийствах, когда тема уже, казалось бы, закрыта?

Гранха, июль 1996 г.

Пичилин, декабрь 1996 г.

Мапирипан, июль 1997 г.

Аро, октябрь 1997 г.

Габарра, три налета, май-август 1999 г.

Саладо, февраль 2000 г.

Тибу, апрель 2000 г.

Все эти преступления, заявляет подсудимый Манкусо Гомес, мы совершили не в одиночку. Высокопоставленные военные помогали нам как тыловым снабжением, так и целыми подразделениями солдат. Некоторые политические деятели, например сенатор Марио Урибе Эскобар, никогда не оставляли нас без своей поддержки.

Зачем он это делает? Именно он, с его умом и талантом руководителя? – задаются вопросом многие из тех, чье имя было названо. Затем Манкуса экстрадируют в США – эта мера чуть приглушает эхо его слов в Колумбии, но не затыкает ему рот.

Теперь уже ни у кого не остается надежды на спасение.

Высшие круги колумбийского общества занимались бизнесом и сотрудничали с военизированными формированиями. Прокуроры, политики, полицейские чины, армейские генералы – одни хотели ухватить кусок пожирнее на кокаиновом рынке, другие рассчитывали на голоса избирателей и поддержку. И это еще не все. По признанию Манкусо, отношения с АУК поддерживали нефтяные компании, производители напитков, деревообрабатывающие предприятия, транспортные организации и транснациональные корпорации по поставке бананов. Все они без исключения выплачивали военизированным формированиям огромные суммы, а взамен получали защиту и возможность работать на определенной территории. Многие годы без АУК не обходился ни один этап деловых отношений.

Манкусо выступает на телевидении, в передаче “60 минут” на канале Си-би-эс. Наконец осветительные приборы выключены, и заключенного Манкусо возвращают в тюрьму особо строгого режима в Уорсо, штат Вирджиния. Его ожидает не только американское правосудие, но и колумбийское. Может статься, что всю оставшуюся жизнь он проведет в тюрьме.

С Обезьяной покончено. Кокаин вечен.

Глава 9Дерево – это мир

Дерево – это мир. Дерево – это общество. Дерево – это генеалогия семей, скрепленных династическими связями, что держатся на крови. Дерево – это форма, к которой тяготеют крупные компании с разветвленной структурой, котирующиеся на бирже. Дерево – это наука. Дерево – это еще и просто дерево. Старинные рукописи донесли до нас миф о дубе с острова Фавиньяна, я же обнаружил каштан, зеленый и сильный, хоть его мощный ствол и посерел, потрескался и зиял у основания огромной расщелиной, похожей на пещеру. До самого праздника Богоявления в этой пещере, созданной природой, стоит вертеп с фигурками пришедших с Востока волхвов, а сверху за всем наблюдает архангел Гавриил, сидя на обнажившемся корне, как на перекладине. На протяжении веков дерево служило укрытием для овец, когда в горах бушевала гроза, для собак и для осликов, которые хотя бы могли спрятать в расщелине ствола передние лапы и голову. Укрывались под деревом и люди – пастухи, охотники, разбойники. Об этом я думал, сворачиваясь калачиком в его полости и вдыхая ароматы мускуса и земли, смолы и застоявшейся воды. Дерево всегда было там, в этом ущелье почти у самого гребня гор Аспромонте. Потом пришел человек и присвоил себе форму и смысл. Кажется, просто, но это вовсе не так.

Дерево ндрангеты[62] укрывает своей листвой почти весь мир. Пора бы уже этим словам перестать вызывать скандал, презрительное безразличие или недоверчивые усмешки. Пора бы уже перестать подозревать поднимающего тревогу в том, что он изображает волка слишком большим и в слишком мрачных тонах, притом что зачастую это волк родом из тех же краев, что и его преследователь, волк калабрийских гор. Сейчас. Сегодня. Это “сегодня” началось несколько лет назад, во временной промежуток, который можно обозначить всего тремя датами. 2007: бойня 15 августа в ресторане “У Бруно” в Дуйсбурге, ставшая своего рода продолжением междоусобной войны, начало которой было положено во время празднования карнавала в Сан-Луке в 1991 году. 2008: Белый дом вносит ндрангету в список Narcotics Kingpin Organizations, группировок, торгующих наркотиками и представляющих собой угрозу безопасности Соединенным Штатам, после чего их активы оказываются замороженными. 2010: операция “Бесконечная преступность”, которую провели Окружные управления по борьбе с мафией Милана и Реджо-Калабрии. Свыше трехсот арестов. Трансляция видеозаписи совещания в Центре имени Джованни Фальконе и Паоло Борселлино в городе Падерно-Дуньяно, примыкающем к промышленным зонам Милана, которая подтверждает господство калабрийской мафии на севере Италии, а также еще одной записи, сделанной у храма в Польси[63], которая проливает свет на иерархическую структуру всей организации.

Но и этого оказалось недостаточно. Как-то раз, листая газеты, я не сдержал холодной усмешки, как это бывает, когда ты оказываешься объектом тяжеловесной шутки, но она не застает тебя врасплох. “Подпишись и ты против Савьяно, для которого Север – мафиозный”. Дело происходило в середине ноября 2010 года, где-то через неделю после того, как я рассказывал о проникновении ндрангеты в северные области страны, показывал и комментировал материалы, которые уже четыре месяца находились в общем доступе. Хуже всего слышит тот, подумал я, кто не хочет слушать. Мне казалось, эту пословицу могли припомнить и боссы калабрийцев в качестве очередного подтверждения того, что все идет по плану.

Своим нынешним положением ндрангета обязана не только собственным заслугам, но и чужим промахам. К собственным ее заслугам можно отнести умение обезопасить себя на время роста, так что со стороны процесс будет почти незаметен. Никогда она не покажет всю свою структуру, весь размах своей кроны, а уж тем более не откроет взаимосвязи между периметром своего влияния и глубиной, на которую уходят ее корни. Точь-в-точь как то самое дерево, способное само себя укрыть тенью, ведь ветви его столь раскидистые, что их не объять взглядом. На добрый десяток лет ндрангета даже пропала из виду в Италии. Государство, казалось, одержало победу по всем фронтам: терроризму нанесено поражение, после серии взрывов сломлена сицилийская мафия, manu militari[64] восстановлено господство не только на Сицилии, но и в Кампании, Апулии и Калабрии, запятнавшей себя убийством судьи Антонио Скопеллити, который вел нашумевший процесс против коза ностра. Это громкое убийство тем не менее было воспринято как доказательство подчиненного положения калабрийцев по отношению к сицилийцам – крайне опасное заблуждение. Впрочем, в коллективном сознании ндрангета не имела все еще собственного лица или же ее путали с сардинской бандой. Шайки пастухов затаскивали заложников в горы Аспромонте или на Дженнардженту, обращались с ними хуже, чем со скотом, а когда надо было поторопить с выплатой выкупа, отправляли по почте их отрезанные уши. Кто и был скотами, так это они, создатели дополнительного источника страха в стране, и без того истерзанной в беспокойные семидесятые годы, а удалось им такое лишь благодаря власти, которую они имели над краями, погрязшими в глубочайшей отсталости. Такой вот образ отпечатался в сознании публики, и никакие новые данные не могли его изменить.

И это-то как раз было ндрангете на руку. Новый закон о заморозке средств нейтрализовал сардинцев и, как тогда казалось, калабрийцев тоже. Даже в Реджо-Калабрии мафиози прекратили убивать друг друга, – и воцарившийся повсюду мир казался справедливым и окончательным. На самом же деле в Калабрии воцарилось мафиозное перемирие. Пришло время для смены стратегии, тактического отступления: ндрангета приняла решение отказаться от похищений, оградить себя от кровопотерь в междоусобных войнах и не давать больше коза ностра втягивать себя в безнадежное противостояние с государством. Дерево прорастало уже долгое время, и теперь для его цветения необходима была тишина: его корни все глубже вгрызались в землю Калабрии благодаря общественным работам вроде строительства автострады между Салерно и Реджо-Калабрией, а крона – разрасталась вширь, проникая во всемирный оборот наркотиков, преимущественно в торговлю кокаином.

Это дерево, которое с далекого прошлого олицетворяло как отдельные ндрины[65]