И вообще, подумал Джек, что-то я маловато пью. Он представил, как они вдвоем в Испании, например, может, даже на корриде. Она — Ава Гарднер, а он Эрнест Хемингуэй, они пьют и скандалят на людях. Джек спросил, нельзя ли рюмку водки. Он и целый стакан с радостью бы ухнул.
Памела с сожалением покачала головой:
— В доме ни капли. Все забываю купить, когда в деревню наведываюсь.
«Значит, не алкоголичка», — подумал Джек, и у него отлегло от сердца. Впрочем, пусть будет всем, чем пожелает. Ему плевать.
— Вино есть, — сказала она. — Но это же не выпивка, правда? Это скорее лекарство, раз эти чертовы врачи говорят, что можно по два стакана в день.
Все расселись за большим кухонным столом. Стол был завален книгами, газетами, счетами и последними предупреждениями. Али заснул почти мгновенно.
— Спекся на хрен, — посочувствовала Памела. — И чтобы уже никаких поездок в Лидс сегодня!
Джек подумал, не будет ли ее брань действовать ему на нервы, когда они поженятся. Она не слишком походила на женщину, которая покорно сносит критику.
— Почему Эндрю от тебя ушел, Пам? — спросил премьер-министр. — Другая женщина?
— Наверное, я ему надоела, — ответила Памела. — Я же такая надоеда, Эд. Поэтому и на вечеринки не хожу, я же там всем надоедаю до слез. Со мной даже поговорить не о чем.
Джек поклялся больше не ходить на вечеринки, никогда. Он желал сидеть дома, чтобы ему надоедала Памела.
— Я никогда не стряпаю, — сообщила Памела, — но продукты есть. — Она неопределенно кивнула на кладовку и холодильник. — Уверена, вы что-нибудь найдете.
Она закурила очередную сигарету и сказала Джеку:
— Вы же полицейский, правда? А меня на прошлой педеле обокрали.
— Что взяли? — спросил Джек.
— Как обычно, — ответила она. — Телик, видео, серебро, все мои драгоценности.
— А ты заявила в полицию? — спросил премьер-министр.
— Бесполезно. Сигнализация не работает, так что чертовы страховщики все равно не оплатят.
Джек хотел сказать, что готов снять все свои сбережения и купить ей драгоценностей взамен украденных.
Словно прочитав его мысли, Памела добавила:
— Я по бирюлькам не скучаю. И так есть чем заняться. Посмотрите на этот дом. У меня пять спален, две ванные, три гостиные и кухня, все завалено шмотками. Они у меня в печенках сидят. До самой смерти ничего больше не куплю. Все, что мне нужно, это белая комната, маленькая белая кровать, пепельница и немного книг.
Премьер-министр сказал:
— Ты описала тюремную камеру. И если дальше будешь водиться со своими непутевыми друзьями, там и закончишь.
Он открыл дверцу холодильника и заглянул внутрь. Там обнаружилась тарелка с красными яблоками, два стебелька зеленого лука, пакет с проросшей картошкой, банка сливок, кусок чуть заплесневелого сыра и разные сверточки в отсеке для молочных продуктов.
— Тебя послушать, так я анархистка, — заметила Памела. — Просто мы против всего, за что ты выступаешь, Эд.
Премьер-министр захлопнул холодильник и прошел в кладовку. Они слышали, как каблуки постукивают по каменному полу. Премьер-министр вернулся в кухню.
— Есть абсолютно нечего, а я голоден.
— Не ной, Эдди. Это мне напоминает наше жуткое детство.
— Мое детство было полной идиллией, — возразил премьер.
— Ты не с Дэвидом Фростом разговариваешь, — сказала она. — Это я, Памела, и я там была одновременно с тобой, не забывай.
— Можно пиццу заказать, — предложил Джек.
— «Домино» так далеко не развозят, а в деревне ни хрена нет. Она почти вымерла с тех пор, как Эд позакрывал почтовые отделения.
Премьер-министр возразил:
— Я их не лично закрывал, Пам, в этих сельских почтовых отделениях уже нет необходимости.
— А у меня есть! — заорала она. — Теперь чтобы сраную марку купить, надо в райцентр херачить!
Премьер-министр попросил:
— Памела, пожалуйста, не выражайся.
Пока Памела и премьер-министр гавкали и рычали над костями политических разногласий, Джек встал и начал собирать ужин. Он расчистил часть столешницы, нашел кое-какой кухонный инвентарь и принялся стряпать. Тщательно проштудировав книгу Делии Смит[56], он освоил репертуар из семи дежурных блюд. Своим умением он хотел сразить и соблазнить Памелу. Он хотел продемонстрировать, как умеет печь пирог, натягивать палатку, гладить белые льняные рубашки, лавировать в лондонских пробках, решать кроссворды в «Индепендент» и попадать в яблочко из разных видов оружия — он мог убить террориста из скорострельной винтовки с расстояния пятьсот метров.
Джека поразило, что, когда влюблен, все происходит в точности как в песнях и книгах. Краски стали ярче, жизнь казалась полной удивительных возможностей. Джек вообще редко пел и уж совсем никогда не пел в компании до сегодняшнего дня, в машине, однако теперь на память ему пришли слова песни «Немножко нежности», и он вдруг поймал себя на том, что напевает: «В том же поношенном платьице…» Его никто не слышал. Али по-прежнему храпел, а премьер-министр с сестрицей все еще грызлись из-за успехов и неудач глобального капитализма и того, кому из них больше внимания уделял отец.
Когда пирог с луком был готов, Джек поставил его на стол перед Памелой как чашу святого Грааля. Она вознаградила его словами:
— Это же усраться можно, какая красота!
Он расставил другие блюда — жареную картошку и миску мятного горошка.
Памела открыла бутылку с натренированной легкостью и спросила:
— Али пьет?
Джек разбудил Али, и тот сказал:
— С волками жить, иннит, — и пропустил полстаканчика.
Джеку было приятно, когда подъели всё до последнего кусочка.
По предложению Памелы Али позвонил жене и сказал, что сегодня ночью не приедет. Сальма ему не поверила, когда он объяснил, что заночует в сельской глуши, в доме рядом с какой-то псарней, поэтому он вынес телефон в прохладу апрельского вечера и дал ей послушать лай одиннадцати собак. Но Сальма не унималась:
— Али, не поступай со мной так. Ты же у другой женщины. Я знаю, кто она, это та толстая шлюха, которая работает в овощном магазине.
Али вернулся в кухню и обратился к Джеку:
— Поговорите с моей мадам, Джек. Объясните ей, что я на работе.
Джек взял трубку и поговорил с Сальмой. Он сказал ей, что если она разрешит, то он хотел бы привлечь Али еще на два дня.
Сальма сообщила:
— Мы с ним никогда не расставались больше чем на день, мне будет трудно. Вы должны позаботиться о моем муже, проследите, пускай он кушает вовремя, а то он такой забывчивый.
Джек обещал. Потом поблагодарил Сальму и вручил телефон Али.
Али предпочел бы спать в своей машине — водительское сиденье раскладывается, а в багажнике у него есть одеяло, по Памела и слышать об этом не хотела. Она отвела его на второй этаж и предложила на выбор одну из четырех спален. Али выбрал детскую. Там стояла кровать как раз ему по размеру. Роста Али был невысокого.
Премьер-министр был пьян. Так пьян, что все твердил Джеку и Памеле, что не пьян. Еще он бесконечно твердил, что любит их очень-очень сильно. Потом расплакался и сказал, что хочет к маме.
— Я ее не помню, Пам, — пожаловался он. — У меня в памяти была картинка, ее лицо и волосы, но потом я понял, что это вовсе не мама, а актриса Джин Симмонс[57]. Они у меня как-то перепутались. Мама ведь была полная, правда? Я помню, как ее увозили в больницу, и она была почти как Хэтти Жак[58].
Памела возразила:
— Мама не толстая была, Эд, а беременная, мной.
— А что, фотографий нет? — удивился Джек. Памела сказала:
— Было несколько. Мама не любила фотографироваться. На всех снимках, которые я видела, она отворачивалась, поэтому лицо неясное. Эндрю забрал фотоальбомы.
— Зачем? — заорал премьер-министр. — Ведь она моя мать, а не его.
— В этом альбоме мамины фото вместе с Патси, его любимой лабрадоршей, — объяснила Памела.
— А какая была мама? — потребовал премьер-министр.
Памела ответила:
— Не знаю. Спроси кого-нибудь, кто ее знал. В доме престарелых возле Челтнема живет дядя Эрнест.
— Я хочу видеть его сейчас же, — объявил премьер-министр.
— Завтра, — сказал Джек. Премьер-министр стянул с себя блондинистый парик. Его собственные волосы прилипли к черепу плоским блином. Памела и Джек, поддерживая премьера, отвели его на второй этаж в элегантно обставленную комнату. Премьер-министр настаивал, что разденется сам. Памела спросила:
— Тебе одолжить пижаму или ночную рубашку? Джек сказал:
— У него в сумке есть ночная рубашка, я за ним присмотрю.
Вернувшись на кухню к Памеле, он увидел, что та открыла третью бутылку. Ей хотелось поговорить о брате.
— Ненавижу, когда люди наезжают на Эда, — сказала Памела. — Я-то сама не согласна практически со всем, за что он выступает, и я ненавижу, как он шестерит перед янки, но он мне брат, и я его люблю.
В десять она надела жилет и сообщила:
— Пора собак укладывать.
Джек отправился с ней. Уже много лет он не бывал в такой кромешной тьме. Он посмотрел вверх, ожидая увидеть звезды, и они были на месте — полное небо звезд.
— В городе звезд не видать, — сказал он. Памела запрокинула голову.
— Это недостаточная компенсация за жизнь в чертовой деревне.
— Вам здесь не нравится?
— Нет, я горожанка. Эндрю меня похитил и привез сюда. Я и собак-то не особо люблю.
Она прошлась из комнаты в комнату, выключая телевизоры у собак и желая им спокойной ночи. Одиннадцать пар глаз наблюдали за ней. На пороге она повернулась и сказала:
— Утром увидимся.
Под покровом темноты Джек взял ее за руку и повел к дому, хотя не знал дороги. В кухне он спросил, не сварить ли кофе.
— Может, Эндрю оставил зерна, — сказала Памела. И добавила, словно вдруг поняла, что с его отъезда прошло три месяца: — Правда, они, наверное, уже староваты.