— Я тебе надстрою забор повыше и куплю новую качалку, — сказал Джек.
— Не надо, бог с ней, с качалкой, — раздраженно отмахнулась Норма. — Все равно сопрут, да и солнце в Англии теперь уже не то.
Они прошли в кухню, и Норма ойкнула, обнаружив, что клетка Питера все еще закрыта синтетическим подсолнухом.
В доме не было продуктов, которые Джек мог бы заставить себя съесть. За чайной коробкой в углу посудной полки были свалены неоплаченные счета. Весь дом следовало прибрать, проветрить и сменить предметы первой необходимости; даже в кормушке Питера не осталось семян, а пустой пакетик «Трилл» лежал в серванте рядом с банками заплесневелого джема и прокисших солений. Джек надеялся вернуться в тот вечер в Лондон и нормально провести второй выходной — он планировал посетить галерею Тэйт[18], своими глазами посмотреть на то, о чем все говорят, — но теперь понял, что придется остаться еще на одну ночь и решить проблемы матери. Он расчистил место на кухонном столе и принялся составлять список:
Позвонить слесарю.
Вычистить клетку.
АСДА[19] — продукты.
Найти уборщицу/пылесос.
Почта — забрать пенсию.
Банк — договориться о задолженности.
Найти Ивонну?
Потом вынул чековую книжку и выписал чек в уплату долгов.
— Ненавижу сидеть без денег, — сказала Норма. — Ну зачем Трев умер?
— Не надо было в потемках по церковной крыше лазить, — ответил Джек.
О смерти отчима Джек узнал с тайным облегчением. Одним преступником в семье меньше. Кроме того, судимости Тревора были для него постоянным источником неприятностей. Несколько раз на протяжении своей карьеры он подозревал, что живой Тревор мешает продвижению по службе.
Норма погрузилась в воспоминания о похоронах Тревора:
— Ни разу не видала, чтобы в церкви столько народу собралось, а на кладбище прямо сотни пришли. Людей прижимали к надгробиям, помнишь, Джек? А викарий о Треве так хорошо говорил.
Джеку запомнилось, как он сидел в церкви буквально в метре от роскошного гроба и гадал, как стажер-викарий справится с печально известной уголовной славой Тревора и странными обстоятельствами его гибели. Но этот осел в ошейнике провозгласил Тревора «ярким характером», восславил его паханскую деятельность и назвал Тревора «первопроходцем, который взялся за утилизацию мусора задолго до того, как это стало нормой».
Норма продолжала:
— Теперь вот жалею, что Трева не кремировали. Не нравится мне, что он там в земле, один совсем.
— Ты мне так и не сказала, мам, сколько Трев тебе оставил, — сменил тему Джек.
Норма принялась рыться в карманах пальто и курток, которые грудой висели на единственном крючке за кухонной дверью. Джек знал, что она ищет сигареты. Казалось, все его детство прошло в чаду сигаретного дыма.
Наконец она вытащила смятый бычок «Ламберт и Батлер", который сначала триумфально подняла вверх, а уж потом воткнула в губы. Джек напряженно ждал, пока она открывала ящики и шарила в сумках. Коробок спичек нашелся в ящике под грязной мойкой.
Норма села и пустила дым поверх стола.
— Не люблю я о деньгах говорить, — упрямо пробормотала она.
— Надо, мама, — возразил Джек. — Ты у Ивонны деньги забрала?
Норма мотнула головой.
Джек не советовал матери инвестировать в финансовую пирамиду его сестры Ивонны «Женщины, быстрее богатейте», которую та основала под девизом защиты прав женщин. Но мать все-таки вложила три тысячи фунтов, загипнотизированная россказнями Ивонны о том, как простые женщины уходят с ее собраний, унося за раз по двадцать четыре тысячи наличными.
Теперь Ивонна и мать друг с другом не разговаривают. Вообще-то они ни разу не виделись с тех пор, как Ивонна защитила свои права и исчезла, бросив озадаченного мужа, с которым прожила двадцать лет. Ее не сумел найти даже компьютер Главного управления полиции. Джеку здорово не хватало Ивонны. Прежде сестра заботилась о матери, а теперь, похоже, все заботы легли на его плечи.
Джек занялся делами. Он отвез мать в супермаркет «АСДА». На щите объявлений оставил записку: «Требуется уборщица. Три часа в неделю».
Пока они выгружали из машины замороженные полуфабрикаты, в гостиной зазвонил телефон. Джек снял трубку, и молодой мужской голос произнес:
— Я звоню насчет вакансии уборщицы. Джек с сомнением слушал.
— Я хорошо прибираю, — продолжал молодой человек. — Раньше в больнице работал.
— А теперь почему не работаете? — с подозрением спросил Джек.
— А теперь я студент. Приходится подрабатывать, чтобы платить за учебники.
Джек попросил молодого человека, Джеймса Гамильтона, прийти часов в пять.
Морган Клэр писал эссе о толпуддлских мучениках. Почерк у него был разборчивый и четкий:
«Толпуддлские мученики — это шесть сельскохозяйственных рабочих, образовавшие „Общество друзей“ в 1833 году, когда хозяин урезал им зарплату с девяти до шести шиллингов в неделю".
С чувством неловкости Морган сознавал, что его сестра Эстель манкирует уроками, и позже наверняка выйдет скандал, когда мама с папой поднимутся к ним на полчаса — пообщаться как следует.
— Эстель, ты бы хоть вид сделала, что уроками занимаешься, ну хоть начни! — сказал Морган.
— А мне плевать, что будет, когда вырасту, — отозвалась Эстель. — Хочу быть необразованной.
Морган засмеялся.
— А ты уже образованная. Не можешь же ты всему разучиться.
— Тогда не буду экзамены сдавать, — сказала Эстель.
Морган продолжал писать:
«На мой взгляд, эти люди, Джеймс Брайн, Томас Стэнфилд, Джон Стэнфилд, Джеймс Хэмметт, Джордж Лавлесс и Джеймс Лавлесс, явились пионерами рабочего движения и не заслуживали столь жестокого и бессердечного отношения".
Он положил ручку.
— Ну и какие у тебя цели в жизни?
— Целей куча, — ответила Эстель. — Я хочу быть жутко красивой, и чтобы шкаф был набит дорогим шмотьем, и я хочу выйти замуж за симпатичного мужчину, который будет меня смешить, и еще хочу завести ребенка.
Служба МИ-5 слушала, как премьер-министр с женой занимаются любовью. В передней спинке bateau lit[20] был спрятан крошечный микрофон, не больше ноготка новорожденного младенца.
— Пыхтят, будто уже на полпути в Сноудон[21], — заметил агент Роберт Палмер.
— Лучше бы уж ехали на свой хренов саммит, — буркнул агент Алан Кларк.
— Стыдоба… Слава богу, хоть аудио только.
Изменившийся тон в страстных ласках премьер-министра подсказал агентам, что скоро тот кончит и потянется за туалетной бумагой.
Морган Клэр не ожидал застать родителей в постели в шесть вечера. Когда четыре месяца назад родилась Поппи, он был вынужден признать, что его родители все еще занимаются этим, несмотря на возраст. Это и без того жуткая пошлятина, но заниматься этим при свете дня — просто извращение или что-то типа того. Они что, животные? Конечно, не надо было входить без стука, но ведь так хотелось рассказать папе о толпуддлских мучениках.
— Папа, ты знаешь о толпуддлских мучениках? Агент Кларк хихикнул:
— Вот вам и прерванный половой акт.
— Конечно, знаю.
— И что ты о них думаешь?
— По-моему, это были мужественные люди, но они заблуждались.
— Заблуждались? В чем? — В голосе Моргана звучало огорчение.
— Ну, по-моему, они избавили бы и себя и свои семьи от массы неприятностей, если бы согласились вести с хозяином переговоры о повышении зарплаты, а не вышли на улицы подстрекать.
Краска залила лицо Моргана. Он всем сердцем любил толпуддлских мучеников, их жен и детей и готов был умереть за их правое дело.
— Папа, они же никого не подстрекали, наоборот, вызвались охранять здания от бунтарей и поджигателей. И потом, папа, они не требовали повысить зарплату, наоборот, им ее урезали с девяти до шести шиллингов в неделю.
Эдвард улыбнулся:
— Возможно, хороший компромисс помог бы сговориться на семи с половиной шиллингах.
— Но, папа, они ведь и на девять шиллингов не могли своих детей нормально…
— Они подписали противозаконный договор, Морган.
— Они образовали «Общество друзей», папа. И только! И были правы на все сто!
— Не бывает только черного и белого, Морган! Они стали врагами государства.
— Нет, НЕ СТАЛИ! Это были славные ребята, и они восстали против жестокой и, значит, несправедливой системы, а их за это сослали в Австралию на семь лет! На чьей ты стороне, папа?
Адель вопросила приглушенно из-под одеяла:
— Что значит «на чьей-то стороне»? Морган заорал:
— Сама знаешь, какого хрена это значит! Адель выскочила из-под одеяла и заорала:
— Забудь о кроссовках «Найк»! И еще — неделю без прогулок! А теперь вон, мне нужно встать, а я раздета.
Морган спросил:
— Папа, у тебя есть дело, за которое ты готов умереть?
Премьер-министр ответил:
— Только не сейчас, сынок.
Агенты услышали, как хлопнула дверь. Потом Адель сказала:
— У тебя ведь сегодня прямой эфир? После душа не жалей дезодоранта. Ты жутко потеешь под софитами, Эд.
Ближе к пяти Норма поднялась на второй этаж. Когда она снова спустилась, Джек увидел, что мать надела одно из своих длинных летних платьев, заколола волосы и накрасила губы.
Джеймс Гамильтон обезоружил их обоих своим удивительным рвением в домашней работе. Джек провел его по домику, извинился за его состояние и объяснил, что мать недавно избили и она запустила хозяйство. Только одно было не совсем правдой: Норма никогда не отличалась хозяйственностью. Но в ответ на каждое его оправдание Джеймс просто улыбался и говорил:
— Нет проблем. Джеймсу понравился Питер.