Охваченная слепой яростью, она полностью утратила самообладание и уже не соображала, что делает. Весь ее мир сузился до ненавистного лица собственного отца, которое медленно наливалось синевой. Из-за колоссального давления глаза вылезли из орбит, вот-вот грозясь выплеснуться на впалые щеки.
– Почему ты тогда сел за руль, ублюдок? – визжала она, брызгая слюной. – Если бы мы не поехали той ночью, ничего бы не случилось, мразь ты такая!
Отец захрипел. Трясущимися руками он пытался отпихнуть нависшую над ним Светлану, но все его потуги были тщетны. Шансов у парализованного мужчины против молодой и крепкой дочери были такими же, как у воробья против коршуна.
– Ты… сломал… мне… всю… жизнь, – скрипела зубами Светлана. Ее лицо раскраснелось, отливающие медью волосы рассыпались влажным каскадом. Раздувающиеся ноздри резал неприятный запах, который источало тело Алексея Сергеевича, но сейчас она чуть ли не с наслаждением вдыхала его полной грудью.
– Све… – булькнул отец. Ему все же удалось вцепиться в предплечье дочери. Пальцы Алексея Сергеевича были жесткими и холодными, как деревянные щепки, все ночь пролежавшие на мерзлой земле.
– Ненавижу тебя, – выдохнула она и, издав вопль, тряхнула отца. Раздался слабый хруст, так ломается сухая ветка под ногой, и отец притих. Его голова безвольно свесилась набок, широко распахнутые глаза продолжали с недоумением смотреть на дочь.
– Тряпка, – бросила Светлана. Она разжала пальцы, и обмякшее тело отца с глухим стуком упало на пол.
Она поднялась, пытаясь привести в порядок мысли, пчелиным роем заполнивший измученный мозг.
«Вот и все, – стучало в стенки черепа. – Вот и все».
Она вытерла испарину, которая выступила на лбу крупными каплями.
На всякий случай пнула отца, тот не шевельнулся. Его глаза медленно тускнели, заволакиваясь мутной пленкой.
«Это убийство, Света, – с тревогой произнес внутренний голос. – Что ты наделала?!»
С губ Светланы сорвался вздох.
– Я не сяду в тюрьму за убийство, – сказала она громко и, наклонившись, с трудом перетащила остывающий труп на кровать. Поправила матрас и заботливо накрыла мертвого отца провонявшим мочой одеялом.
– Ну вот, – промолвила она, устраивая его костлявые руки поверх одеяла. – Почти как живой.
«Ты сломала ему шею», – не унимался внутренний голос.
Светлана критически оглядела проделанную работу.
– Старый козел мог свалиться во сне, – предположила она.
«Экспертиза…»
– В задницу все экспертизы! – внезапно рявкнула она. – Ничего не хочу слышать!
С этими словами Светлана захлопнула тумбочку и, пошатываясь, вышла из комнаты, закрыв дверь на замок.
Первым делом она проверила сына, но Антон, слава богу, продолжал крепко спать, укрывшись одеялом.
Она подошла к окну, невидящим взором глядя на спящую улицу.
Случилось то, о чем она втайне мечтала и чего боялась последние месяцы… и видела во снах.
Она убила отца.
УБИЛА.
И теперь лихорадочно размышляла, как действовать дальше. Вариантов было несколько, и Светлана мысленно тасовала и раскладывала их, словно карты.
Она может вызвать «скорую» и сказать, что услышала стук в комнате, а когда вошла – отец уже лежал бездыханным.
Можно избавиться от тела, только в одиночку это будет сделать непросто. Есть вариант позвонить Герману, и тот подскажет, как лучше утилизировать труп (а то и поможет лично). Не бесплатно, разумеется, но Светлана надеялась, что через пару часов финансовые проблемы больше не будут ее беспокоить.
Наконец, труп можно потихоньку вынести наружу и бросить в прорубь… а можно расчленить прямо дома – электролобзик имелся. Правда, нужно будет куда-то девать Антона…
«Н-да, выбор невелик», – мрачно подумала Светлана.
Она села на стул, тупо уставившись на елку. Старую, искусственную елку, которую она каждый год давала себе клятвенное обещание выбросить, купив взамен новую, но в результате приближался очередной Новый год, и все оставалось на своих местах, потому что деньги на новую елку уходили на какую-нибудь непредвиденную хрень…
«Зеленый Упырь», – вспомнила она байку, рассказанную перед сном Антошке, и ей стало смешно и грустно одновременно.
Светлана поставила локти на стол, зарывшись пальцами в еще непросохшие волосы.
Она ведь не случайно вспомнила эту жутковатую сказку, когда Антон так настойчиво просил ее что-нибудь рассказать перед сном. Буквально накануне она видела во сне погибшую маму.
Именно в тот роковой вечер она прямо в машине, которой управлял ныне коченеющий в зловонной комнате отец, поведала ей об этой жутковатой сказке.
«Ты будешь смеяться, – улыбалась мама. – Но я была в пионерском лагере, и кто-то рассказал эту жуть про брата Деда Мороза… Я прямо до сих пор эту страшилку помню… и каждую елку после этого обходила стороной… все время боялась, что там сидит это зеленое чудище…»
Они засмеялись, и мама принялась рассказывать ту самую байку, которую несколько часов назад услышал от нее Антон. Вот только концовка истории про ужасного брата Деда Мороза оборвалась из-за страшной аварии…
Она вытерла повлажневшие глаза и взглянула на часы.
Почти четыре.
Хотелось расслабиться, но в доме не было и капли спиртного. Одна-единственная сигарета, да и то…
Светлана провела руками по карманам халата, нащупав в одном из них небольшой выпуклый предмет. Память всколыхнуло, словно зеркальную гладь пруда от внезапного порыва ветра.
«Побалдеешь, – вспомнила она напутственные слова Германа. – Вещь стоящая…»
У нее ведь есть веселые таблетки.
Таблетки-таблеточки.
С клубничным вкусом, если верить словам этого сутенера-прощелыги.
Ей просто необходимо привести свои нервы в порядок.
Уже без всяких колебаний Светлана вынула из кармашка полиэтиленовый пакетик, перетянутый резинкой. Осторожно вдохнула едва уловимый запах, который просачивался сквозь целлофан.
«Всего одна штука, – вкрадчиво проскользнуло в голове. – И мысли сразу станут легче».
Она торопливо развернула упаковку с наркотиками и, выбрав одно розоватое колесико, закинула его в рот.
– Гоп-ля, – произнесла Светлана, проглатывая таблетку. Несколько секунд она продолжала сидеть, барабаня пальцами по исцарапанной поверхности стола, затем выключила лампу и отправилась на кухню.
Из холодильника был извлечен хлеб и куриный паштет. Наскоро намазав бутерброд, Светлана быстро сжевала его и уселась на табурет. В глаза мгновенно бросилась стопка рисунков – плод творчества Антошки и ее непутевой сестры.
Только сейчас Светлана вспомнила о Ксении.
Она попыталась воссоздать в памяти образ сестры, но перед глазами почему-то мерцало бесформенное пятно, расплывающееся, будто грязная клякса.
Светлана хихикнула.
Никаких угрызений совести по поводу сделанного она не испытывала. Наоборот, где-то в глубине души она пыталась убедить себя, что эта безмозглая дурочка отдала свою никчемную жизнь во благо семьи. Ну, если не считать отца, которому уже все по хрену.
Да, это она несколько месяцев назад приехала в «Эдем», всеми правдами и неправдами разузнав адрес закрытого клуба. Это она заключила фиктивный договор якобы на лечение в липовом медицинском центре. И все свои действия она совершала от имени Ксении, что было несложно – ведь они близнецы…
– Что бы тебя ждало, Ксюша? – пробубнила Светлана, без интереса перебирая незамысловатые рисунки. – Ты бы раздвигала ноги вместе со мной… пока очередной скот не заразил бы тебя какой-нибудь дрянью… Ты родилась наивной дурой… Ею же и умрешь… А мы с Антошкой хотя бы купим квартиру и начнем жизнь с чистого листа…
В голове сладко звенела пьянящая эйфория, тело постепенно становилось невесомым.
Светлана широко улыбнулась.
Лежащие перед ней картинки медленно насыщались красками и наливались объемом, как изображение в 3D-кинотеатре. Она неверяще потрогала рисунок, изображавший корабль, и рука как ни в чем не бывало прошла сквозь бумагу.
Светлана засмеялась.
Морячок, стоявший на корме корабля, подмигнул ей, отдавая воинское приветствие, и она, приняв серьезный вид, прислонила ладонь к правому виску.
– Отдать швартовые, – скомандовала она, прыснув от разбиравшего ее смеха.
О сестре Светлана больше не вспоминала. Она просто смеялась, как ребенок, увлеченно перекладывая внезапно «ожившие» рисунки с места на место, пока ее не сморил сон.
Так она и заснула, уронив растрепанную голову на скрещенные руки.
А через несколько минут после этого в своей кровати Антон открыл глаза.
Рик бессмысленно бродил по кухне, погрузившись в воспоминания. Рявкнул на болтающегося без дела Донни, отправив его в отсек доставки тел, и тот с явной неохотой ретировался.
Помощник шеф-повара находился в растерянном смятении.
Он узнал крест.
Тот самый, что был у Ксюши, той самой участницы из 19-й камеры.
Узнал, потому что этот крест когда-то принадлежал ему.
Глядя, как в громадной кастрюле, булькая и неуклюже ворочаясь, варилась мужская голова, он наконец-то вспомнил тот день. День, когда он впервые увидел в храме этих двух очаровательных сестричек, похожих друг на друга словно две капли воды…
Протоиерей Сергей, настоятель храма, где служил Николай, внезапно заболел, и таинство крещения в этот день надлежало проводить ему.
Когда до обряда оставалось несколько минут, выяснилось, что родители девочек внезапно отказались их крестить. На вопрос Николая мать близняшек, смущаясь, поведала, что они потеряли крестик для одной из дочерей, а денег, чтобы купить его в церковной лавке при храме, у них с собой нет.
Николай попросил родителей подождать и через минуту вынес им крестик.
Простой медный крестик, коих сотни, а то и тысячи на свете, но почему-то у Николая не было даже тени сомнений, что там внизу в руках Ксении он видел именно этот крест…
Голова, плавающая в кастрюле, медленно повернулась к нему бугрящимся лицом, уставившись на помощника шеф-повара пустыми глазницами. Отслоившаяся верхняя губа вяло шевелилась, как живая.