– Дай Бог тебе разума, – с грустью сказал он. – Сходи в церковь. Много грехов на тебе. И слезь с парапета. Простудишься.
– Вали на хер! – взвизгнула она.
Поправив шарф, Николай зашагал к автомобилю. Прежде чем свернуть за угол, он оглянулся.
Девушка продолжала сидеть на парапете подземного перехода. Сгорбившись, она разглядывала старую фотографию.
«Спаси и сохрани твою заблудшую душу», – подумал иерей.
Через минуту Николай сидел в машине. Слушая монотонное урчание мотора, он смотрел в окно.
«Надо же. Весь декабрь лил дождь, как в тропиках. А тут такой подарок – снег».
Иерей подумал о сумках в багажнике. В них были тщательно упакованы две тушки тетеревов, освежеванный заяц и громадная кабанья нога. Все это Николай купил у знакомого охотника три часа назад, когда возвращался из Семиозерья. Негоже возвращаться с «охоты» домой без добычи. Ружье, правда, уже без дела хранится в гараже, но откуда об этом знать Елене?!
Николай снял с пальцев перстни в форме черепов и, поразмыслив, выбросил их в окно.
– Рик умер, – объявил он и взглянул на часы.
До Нового года еще есть время, и ему нужно побеспокоиться о подарках детям и жене. Благо денег теперь у него предостаточно. И не только на подарки, но и на дом в деревне, о котором они с Еленой давно мечтали. Каким бы ни был «Эдем», зарплату клуб перечислял вовремя и исправно. Так что теперь на счету иерея значилась кругленькая сумма, которой хватит на переезд…
Прежде чем тронуться, Николай приоткрыл дверь и выглянул наружу. Снегопад постепенно утихал, на вечернем небе замерцали прохладные звезды.
«Может, душа Ксюши сейчас там? Превратилась в одну из звездочек?» – зачем-то подумал он, закрывая дверь.
Подержанный «Рено Логан» выехал с парковки и поехал прочь, мгновенно растворившись в плотном потоке спешащих автомобилей.
2019 г., сентябрь
Александр БаррПока вы мирно спали
В комнате темно.
Голос шепчет.
Голос бормочет.
Навязчивый, несмолкающий, щекочущий.
Он сидит где-то в голове. В глубине. В той ее части, куда не добираются светлые мысли. Там, где нет места жалости, искренности и рассудку. Сидит и не отстает.
Он говорит, говорит. Говорит, что никто не виноват. Так должно было случиться. Здесь нет твоей вины.
– Не сомневайся.
Он твердит, что другого варианта нет. Что для него, для них, это единственный способ убедиться.
– Приступай. Ты же хочешь. Я знаю. Не ври мне. Хочешь.
Змеиный шепот щекочет мозг.
– Давай. Смелее. Выбора у нас нет. Просто сделай. Давай же. Сделай, и мы вместе узнаем правду.
Холодно.
Голос мурлычет, сладко нашептывает, и мужчина подчиняется. Как ни старается, он не может сопротивляться уговорам.
Приближается.
Тени подрагивают. Он дышит через рот, чтобы сопение заложенных ноздрей не выдало его намерений.
Приближается.
К разгадке, к избавлению, к своей женщине.
Она спит.
Голова ее лежит на подушке, а ее ноги кокетливо забрались на его половину кровати.
Одеяло неровным комом укрывает стройное тело по плечи. В полумраке теплый сверток едва заметно приподнимается на вдохе и плавно опускается на выдохе.
Ты только посмотри, как она прекрасна. Только взгляни.
Если притаиться, кажется, можно услышать, как бьется ее нежное сердце.
– Она сводит нас с ума. Это она.
Мужчина хочет заткнуть надоедливый голос. Он трясет головой. Хватит! Он должен перестать думать. Должен. Нужно отвлечься.
Холодно.
– Это невыносимо. Начинай. Перестань нас мучить, – голос молит.
– Нет. Неправильно это.
– Не сопротивляйся. Пока она спит. Приступай. Прошу. Будет только хуже.
– Нет.
– Подчинись. Тебе не перебороть нас. Это…
– Это сводит с ума, – заканчивает мужчина фразу за шепчущим голосом, наклоняется и нюхает ее волосы.
Пряди разбросаны на подушке. Их запах кружит голову.
– Чего ждешь? Давай! – голос настаивает. Он больше не шепчет, хрипло приказывает.
Голос злится.
Мужчина медлит. Его рука гладит локоны любимой.
Он сомневается.
– Узнаем правду. Сделай.
Из открытой форточки крадется морозный воздух.
Мужчина на цыпочках обходит кровать. Не глядя переступает через разбросанную на полу одежду и идет к окну. Он не хочет, он не допустит, чтобы его любимая замерзла и простудилась.
– Хватит бродить, – голос рассержен, но пытается это скрыть. Он вновь шепчет. Обольщает. – Мы же хотим. Ты же хочешь.
– Хочу.
Мужчина кивает своему отражению в окне и медленно беззвучно закрывает форточку.
– На этот раз она нас не одурачит.
– Нет-нет. Не одурачит.
Мужчина подходит к столу.
Трясущимися от нетерпения руками роется в ворохе бумаг, проверяет подставку, заглядывает в ящики и наконец находит, что искал.
– Зачем ты это взял? Положи сейчас же, – приказывает голос.
Голос взволнован. Он знает ответ на свой вопрос. И он знает, что уже не сумеет помешать.
Мужчина неуклюже продевает пальцы в отверстия пластмассовых ручек и подходит к спящей.
Ночь диктует свои правила.
– Что ты задумал? Не смей! – голос дрожит.
Голос уже знает, что сейчас произойдет. И он растерян. Кажется, даже напуган.
Мужчина останавливается.
Глаза рассматривают узоры на пододеяльнике. Пробегают по рисункам цветов, как по лабиринту. Взгляд затуманен. Ни мужчина, ни голос в его голове больше не распоряжаются собственным телом.
– Возьми булавку. Слышишь? Убери это!
Мужчина садится на край кровати. Садится прямиком на безвыходный лабиринт мертвых цветов.
– Слышишь меня? Булавку. Или иголку. А это положи.
Голос срывается на крик.
Мужчина перехватывает ножницы, словно кинжал, острием вниз. Босые ноги стынут от холодного пола.
– Стой! Не смей! – голос паникует. – Послушай меня. Прошу. Достаточно одной капли.
– Нет. Нужно больше.
– Зачем?
– Заткнись! Я должен знать наверняка! Мы должны знать. Только так. Я больше не намерен сомневаться!
Мужчина жмурится и сжимает основаниями ладоней виски. Кажется, у него болит голова. Или это такой способ заглушить надоедливый голос.
– Из-за собственной ревности ты готов…
– Заткнись! Заткнись!
– Глеб?
Женщина проснулась.
Она трет глаза и пытается понять, что происходит.
– Смотри, что ты натворил! – шепчет голос. Он пытается говорить с досадой, но ему не удается скрыть радость.
– Глеб, что с тобой?
– Ты разбудил ее. Из-за того, что ты не послушал, теперь мы никогда не узнаем, любит она нас или нет.
– Глеб, ты меня пугаешь.
– Все. Бросай ножницы и уходи! Прочь! Пошел отсюда!
– Заткнись!
Мужчина рычит и с размаху врезается ножницами в шею любимой.
– Заткнись! Заткнись!
Форточка закрыта, но от окна все равно веет холодом. Занавески вздымаются от ветра.
Лезвия с трудом проникают под кожу. Приходится надавливать всем своим весом. Ножницы не приспособлены пробивать плоть.
Голос кричит. Женщина хрипит, держится за горло. Рот выдувает пузыри. А руки бьют. Еще и еще. Руки согреваются в теплой красной жидкости.
На его и ее лице застывает одинаковый ужас.
Кровь брызжет во все стороны.
– Заткнись! Замолчи!
Он сквозь рык и хрипы повторяет свой бессмысленный приказ.
– Заткнись!
Ножницы пластиковыми ручками больно впиваются в ладони.
В глазах темнеет.
– Молчи!
Подкатывает тошнота. А руки бьют.
С каждым новым порезом лезвия все легче входят в плоть. Теплый комок под одеялом больше не сопротивляется.
В комнате тихо, лишь изредка раздается разъяренный стон мужчины и стригущие звуки лезвий.
– Звони… врачам.
Голос надрывается, кричит. Умоляет. Пытается докричаться сквозь звон в ушах.
– Скорее… врачам.
Голос задыхается.
Мужчина мотает головой.
– Заткнись! – выдыхает рот, и по всему телу пробегает слабость. – Все хорошо.
Он бормочет «все хорошо, все хорошо» и не собирается звонить.
Он смотрит на свою любимую, наслаждается ее красотой, поправляет ей волосы и улыбается.
– Ее еще можно спасти. Звони, – голос дрожит.
Обессиленный голос бьет кулаками невидимую стену, где-то внутри обезумевшей головы.
– Все хорошо, – повторяет рот. – Сейчас узнаем.
Руки делают несколько грубых ударов ножницами. Гадкий хруст костей. И вот уже мокрые пальцы раздвигают ребра.
– Зачем ты это делаешь? – всхлипывает голос.
– Зачем? Мы же этого хотели. Ты же сам просил.
– Я нет. Нет. Я лишь хотел знать, любит ли она нас.
– Вот и узнаем. – Мужчина ухмыляется. – Ты сказал, нужно попробовать на вкус ее кровь. Это же твои слова, кровь не умеет лгать.
Он делает паузу, хочет напустить трагизма, но лицо не выдерживает, и он хохочет.
Испачканные пальцы прикрывают истерически смеющиеся губы.
– Я имел в виду уколоть булавкой. Чтобы узнать правду, одной капли достаточно. Зачем же?
– Уколоть? – Мужчине трудно говорить сквозь смех.
– Да. Пальчик.
– Пальчик? – Смех мгновенно сменяется злостью. – Издеваешься? Смеешься надо мной? Дурачком прикидываешься? – Из глаз текут слезы, но мужчина не плачет.
– Ты не простишь себе. Я знаю. И ты знаешь. Просто пока не можешь себе признаться.
– Сердце! – перебивает мужчина назойливый голос. – Там скрывается вся правда. Только сердце.
– Не надо. Прошу. Может, еще не поздно все исправить.
Мужчина пыхтит.
Скулы движутся, ноздри раздуваются, глаза блестят. Он просовывает руку внутрь.
Легко.
Легче, чем он мог себе представить. Кости сопротивляются недолго и встречают локоть мерзким хлюпаньем.
Тепло.
Пальцы выдергивают и подносят к лицу сердце.
Нос вдыхает аромат. Кончик языка тянется лизнуть неведанный фрукт, а глаза встречаются с глазами любимой.
Она пристально смотрит на него. Такие живые, такие родные глаза.