– Глеб… – раздается женский голос.
Ее рот искривляется в улыбке, в такой же омерзительной, что мгновение назад была на мужчине.
Сердце выскальзывает и падает на одеяло.
Этого не может быть. Он всматривается. Нет. Она же мертва. Ножницы на полу. Кровь на простыне.
Показалось.
– Показалось, – говорит он сам себе и продолжает следить за ее глазами.
Пальцы гладят одеяло, находят между складок, грубо обвивают и сжимают все еще теплое скользкое сердце.
– Глеб.
Снова женский голос.
Ее голос.
Он смотрит по сторонам.
Пахнет кровью и смертью. Свежим кофе и круассанами.
– Сердце ключ ко всему. Классики врать не будут, – говорит он, закрывает глаза и кусает сердце любимой.
– Глеб, проснись.
Мурашки пробегают по спине. От страха, от холода, от волнения, от неожиданности.
– Проснись.
Ее нежный голос ласково просит проснуться, и он открывает глаза.
Утро.
Жена ставит чашку с кофе на стол.
– Ты стонал. Опять кошмары?
Мужчина кивает.
– Этот сон?
Он не отвечает.
Глеб вытирает мокрый лоб и садится на край кровати. Тапочки сами надеваются на ноги. Мужчина смотрит на цветочки на простыни, затем на свои ладони.
Руки все еще болят после ударов ножницами.
Проклятый сон.
Убить ту, что дороже всего на свете. Сожрать сердце любимой, чтобы убедиться в ее искренности. Что может быть страшнее и глупее?
– Глеб, хочешь поговорить?
Он поправляет резинку от трусов и подходит к столу.
– О чем?
Он произносит слова и чувствует отдышку. Он устал и измотан, словно это не он проснулся мгновение назад.
– О нем. О твоем сне.
Мужчина мотает головой.
Этот сон мучает его долгие годы.
Глеб хотел бы сказать, что уже привык к нему, но это ложь. К такому невозможно привыкнуть. Каждое утро после ночного кошмара Глеб как ребенок трясется от ужаса. Его пугает то, что он прекрасно знает, кто эта женщина из сна. Ему страшно еще от того, что он не может для себя решить, что хуже. Видеть себя во сне маньяком-убийцей, который безнаказанно раз за разом терзает свою жертву, или…
Нет.
Он боится собственных сомнений.
Боится, что медленно, год за годом, теряет контроль. И его беспокоит, что он так ни разу в своем кошмаре не убедился, любит ли его она на самом деле.
Его сон – отражение реальных сомнений.
И ему страшно от того, что он не знает, как бы поступил, будь сон реальностью. Устоял бы или сошел бы с ума?
Сомнения. Ревность.
Чувство вины.
Предательство. Утаивание.
Неплохо бы обратиться к врачу. Но Глеб уверен, что доктора для слабаков. И уж точно он не станет обсуждать сон с мозгоправом. И тем более не станет обсуждать сон со своей женой.
Мужчина берет кофе и отпивает глоток.
– Ммм. Спасибо. Очень вкусно, – говорит он и подвигает газету ближе.
Женщина садится рядом.
Она не пробует выпытать. Бесполезно. Она просто смотрит, как он завтракает и молчит. Пусть он не забывает, что рядом всегда есть кто-то любящий. Кто-то, кому не все равно. Пусть почувствует, что его любят, о нем заботятся и беспокоятся.
Почти двадцать лет она знает своего мужа.
Знает все его привычки, страхи и секреты. Знает, почему в цифровую эпоху он выписывает нелепые газеты. Что с тех пор как он бросил курить, обожает на завтрак круассаны и кофе.
Знает все тайны.
Она в курсе даже, что, перебрав на дне рождения своего сослуживца, он почти изменил ей с какой-то молоденькой девочкой.
Знает о нем все, кроме одного.
Он никогда никому не рассказывал о своих ночных кошмарах.
Из крана льется вода. Слив в раковине журчит.
Грубое щелочное мыло распространяет свой аромат и неохотно делится скупой пеной.
Я растираю шершавые пальцы.
Говорят, что такое мыло делают из пушистых беззащитных отловленных собак и кошек. Убивают бездомную зверушку, а затем растапливают жир в специальном котле.
Возможно, для этого и существует круглосуточная служба по отлову бродячих животных. Ловкие специалисты, виртуозы рогатины и дротиков со снотворным.
Нагретую в котле массу смешивают с гидроксидом натрия. Затем долго варят, готовят свой суп, пока не получится клеевое мыло. Остужают и вуаля – хозяйственное готово к применению.
Пальцы растирают уставшее лицо. Старая лампочка под потолком моргает, подрагивает.
Скорее всего история – миф. Проверка ничего не обнаружит. Слух о жестоких убийствах кошек и собак ради чистящего средства вряд ли правда. Но кто знает. Может, однажды…
Глаза сквозь стекающие капли воды смотрят в зеркало. Нос сначала делает глубокий вдох, затем производит шумный долгий выдох.
– Это в последний раз, – бормочу едва слышно.
Я – главный герой. Главный в своей жизни. Я пишу собственный рассказ, собственный сценарий, и только мне решать, как поступить и что со мной будет дальше.
Снова нос звучно выдыхает.
– Соберись, мудак, – говорю уже громче, и отражение с отвращением смотрит на меня в ответ.
Стряхиваю капли и натягиваю дружелюбную улыбку.
Оставлю мыло на раковине. Не люблю возиться с мокрыми обмылками, поэтому заранее делю большой кусок на шесть частей и после каждой поездки оставляю на умывальнике фрагмент щелочного хозяйственного напоминания о своем визите.
Не испытываю теплых чувств к мыльному брусочку, но не собираюсь его бросать. Нет. Я не из тех, что хладнокровно бросают кого-либо или что-либо. Предпочитаю думать, что я оставляю его на время. Такая вот моя странность. Вернусь за ним. Наверное, однажды.
Закрываю кран.
Практически готов.
Руки вымыл. Тщательно, как всегда. Вычистил ногти, потер щеткой каждый палец, каждую складочку кожи. Словно хирург перед предстоящей операцией по локоть обеззаразился.
Пора.
Возвращаюсь в кабинет. Несу перед собой руки с растопыренными пальцами, открываю двери локтем.
Начинаем.
– Что ж, приступим, – говорю я, но меня не замечают.
Прохожу к своему месту, начинаю привычную процедуру.
– Мастера вызывали? – пытаюсь пошутить, но на меня упорно никак не реагируют.
Плевать.
Резиновые перчатки уже на мне. Фартук на шее. Салфетка в одной руке, спрей в другой.
Нужно все тут как следует вычистить.
Щедро опрыскиваю рабочую поверхность. Небольшой деревянный столик блестит от влаги. Прыскаю на полку, на лампу, на подставку, даже на ножку стула на всякий случай.
Знакомый запах заполняет комнату.
Бесспиртовое средство для быстрой дезинфекции с антимикробной активностью. Подобные используют в парикмахерских и маникюрных салонах. Убивает все, включая микобактерии туберкулеза, ВИЧ, вирусы полиомиелита и прочие малоприятные печально известные гадости.
Я верен себе.
Никогда не изменяю принципам. Это моя жизнь, я в ней главный герой и я лично пишу свою собственную судьбу. Вообще никому не изменяю, не только принципам. Хотя смотря что расценивать, как измена. Но это мой сюжет, и только мне решать, что и как расценивать.
Но это сейчас не важно.
Безопасность. Главный мой принцип – безопасность.
Безопасность превыше всего.
На этикетке надписано – избегать попадания на кожу и глаза, в случае попадания – промыть водой. А еще там написано, что нужно нанести средство на ватный диск и после обработать необходимый участок.
Мало ли что там пишут.
Предпочитаю залить антисептиком все вокруг, подождать минут десять и снова опрыскать, прежде чем протереть салфеткой насухо.
Называйте меня параноиком, но я считаю лучше сейчас выглядеть глупо, чем потом лечить непонятные болезни.
– Можно мне, прежде чем начнем, кофе выпить?
В ответ – снова тишина.
Молчание.
Меня не то чтобы опять не услышали. Нет. Меня в очередной раз демонстративно проигнорировали.
Девушка наблюдает за мной.
Сидит в своем кресле и безучастно смотрит, как я проклеиваю края подставки скотчем.
– Нет? – опять говорю с тишиной. – Жаль.
Улыбаюсь, мол, меня не заботит странный игнор. Стараюсь не выглядеть глупо, но скорее всего у меня это не очень получается.
Называется – приплыли.
Ну, здравствуй, очередной веселенький дурацкий день, с его очередным дурацким клиентом.
Делаю вид, что меня это не бесит. Но… Надоело.
Подсовывают не пойми что. В итоге пятнадцать процентов от заказа. Еще, если повезет, раз в месяц подачка в виде крохотной премии.
И гуляй.
На любое мое возражение или жалобу ответ – не нравится, тебя здесь никто не держит.
«Оглянись, на твое место очередь в сто человек».
Я главный, но выбора у меня нет. Пока нет. Зато есть перспектива. И надежда. А это уже немало.
Я практически скопил нужную сумму. Если отец добавит, как обещал, то я скоро начну новую главу своего сценария.
– А как тебя зовут? Как к тебе обращаться? – смотрю в упор на девушку, жду хоть какой-то реакции. – Что? Тоже не скажешь?
На этот раз ответом мне служит короткий смешок, и я остаюсь наедине с собой и полной коробкой оборудования.
Не очень-то любезно с ее стороны, да на самом деле это тоже не важно. В конце концов, я здесь не для любезничаний.
Прохожусь салфеткой по лампе, вытираю провода.
Креплю барьерную защиту клейкой лентой, этой же лентой фиксирую впитывающую пеленку на столе. Держатель, спрейбатл и блок оборачиваю пакетами.
Застилаю кушетку пленкой. Поправляю. Сверху накрываю одноразовой простыней.
Распаковываю картриджи. Трясу и наливаю краску в кэпсы.
Собирать машинку положено в присутствии клиента. Чтобы тот видел – все стерильно и безопасно. Подзываю девушку к себе поближе, показываю, пусть проверит.
Выкладываю на стол новый одноразовый станок для бритья.
– Почти готово.
Осторожно снимаю и выбрасываю перчатки. Беру новые.
Прежде чем приступить непосредственно к работе, мне нужно выйти на свежий воздух. Собраться с мыслями, послушать музыку, покурить и желательно выпить чашечку кофе.