Руки автоматически достают из пачки новую сигарету.
Полно историй о том, как ребенка оставляли с отцом, и все было вполне нормально. И воспитал, и вырастил, и все живы-здоровы. Но это где-то там, далеко… заграничные, телевизионные истории. В реальности такое не работает.
Владимир любит своего сына. Дали бы ему шанс, он бы доказал. Убедил бы весь мир в том, что его сыну лучше с ним, чем с Аллой.
Нужно поговорить с родителями Лилии. Если слова девочки подтвердятся, он лично врежет по морде ее отцу. Из-за таких мудаков и складываются стереотипы.
В голове звучит голос Васильевны. Владимир, если у вас есть какая-то информация, сообщите.
– Сообщить? Хрен тебе на воротник. Тебе и всему твоему отделу. Уроды конченые, – говорит он и поджигает новую сигарету.
Дым с облегчением выдувается изо рта, и онемевшие пальцы Владимира перестают трястись.
Он возвращается за девочками.
Идет.
Смотрит под ноги.
Он старается не думать ни о чем, но проклятые мысли возвращаются и терзают голову.
Владимир устал жить во лжи. Устал от бесконечного притворства. Жена, которая давным-давно не жена. Он это знал. Знала это и Алла. Еще друг, который давным-давно не друг. Глеб годами продолжал вести себя как ни в чем не бывало, а Владимир молчал о том, что в курсе всего. Все притворялись, но это ничего не меняло.
И Костик.
Единственное существо, которое все еще дорого Владимиру. Сын, который давным-давно не сын. И не был никогда сыном.
От собственных мыслей Владимира передергивает.
Нет. Нет-нет.
Костик никогда не узнает, что Владимир ему не родной.
– Через мой труп! – рычит Владимир и сжимает подожженную сигарету в кулаке.
Все притворяются.
Кто-то больше. Кто-то меньше.
Это же ничего не меняет.
Пустая остановка.
Ни в одну, ни в другую сторону транспорта нет.
Начинает темнеть. Глеб планировал заехать на часок, а в результате просидел весь день у Кати. Так ничего толком и не добился.
Погода портится. Небо затягивают тучи. Вот-вот польет дождь. Холодный ветер терзает высокие сосны.
Глеб отворачивается от ветра и вглядывается в информационное табло. Судя по расписанию, автобус только что ушел, следующий будет через двадцать минут.
Лечебницы для душевнобольных принято строить подальше от города. И желательно в самой глуши. И желательно, чтобы к ним было неудобно добираться.
Общество словно отгораживается от непригодных. Дистанцируется. Под предлогом заботы о пациентах – на таком расстоянии тишина и покой. На самом деле изолирует не вписывающихся в стройные ряды. Да еще контролируют строже, чем уголовников.
Глеб садится на скамейку.
Он в десятый раз прокручивает разговор с Катей, пытается отыскать слова, чтобы оправдаться.
Но.
Она права.
Он трус, предатель и моральный урод. И он сегодня же во всем сознается другу. Поговорит. Покается. Расскажет все как есть. О том, как он сильно любит Аллу. С первой встречи. Уже много лет. И что она его любит. Что ему больно так поступать с единственным верным другом, но он ничего не может поделать.
Катя во всем права.
И лучше пусть Владимир узнает обо всем от него.
Телефон вибрирует.
В сообщении написано: «Пришли данные, перезвони».
В графе «от кого» – подпись Катюшка.
Глеб выбирает перезвонить отправителю, встает и проходится вдоль остановки. Подносит телефон к уху. В трубке слышатся гудки.
– Алло.
– Что там у тебя с телефоном? – Ее голос звучит обеспокоенно. – Сто раз звонила.
Полицейский смотрит на деления сети. Одна полоска.
– Здесь плохо ловит.
Очередной гаденький способ отгородить общество от неугодных соплеменников.
– Слушаю.
Сейчас Катя еще разок скажет какую-нибудь колкость. Съязвит. Да постарается, чтобы получилось пообиднее, побольнее. И только после этого расскажет, что же она узнала.
– Ох. Ну и пациента подбросил ты мне.
Глеб не угадал. Девушка переходит сразу к делу. И у нее на самом деле обеспокоенный голос.
– В смысле?
– Прежде я еще раз спрошу. Ты же понимаешь, что сейчас я тебе сообщу то, что никто не должен узнать? Тем более никто не должен узнать, что это я тебе рассказала.
– Да. Естественно.
В трубке повисает тишина.
Катя сомневается. Она вряд ли ждет, что Глеб сохранит секрет. Доверия к нему ноль. Но, видимо, выбора нет. Видимо, информация чересчур важная, и Катя, мгновение поколебавшись, продолжает.
– Я позвонила, куда надо. Выяснила.
Она вновь замолкает. Видимо, рассуждает, стоит ли говорить. А может, выбирает слова, чтобы как-то дозировать секретные данные и не взболтнуть лишнего.
Глеб сдавливает в пальцах трубку и почти выкрикивает: «Не томи!», но вовремя одумывается и выжидает.
Сейчас ему лучше помолчать.
– Знай, когда ты ушел, я вообще сомневалась. Несмотря на мое отношение к тебе, я позвонила. Позвонила, так как обещала. Но я не собиралась тебе перезванивать. Для собственного спокойствия выполнила обещание. И если бы то, что выяснилось, не было настолько важным. Поверь. Я бы не стала еще раз слушать твой противный голос.
– Понятно. – Глеб держится, скрывает нетерпение. – Но ты все-таки слушаешь мой противный голос. Значит, тебе есть что мне сообщить. Что-то важное.
– Твоя эта девочка, Лилия. Она лечилась у Прокофьева.
Катя интонацией подчеркивает фамилию врача, словно это что-то должно значить.
– Так. И?
– Что так? Я говорю, что сам профессор Прокофьев ею занимался. Ты вообще понимаешь? Сам Прокофьев. Профессор. Понимаешь, что это за человек?
– Нет, – отвечает Глеб. – Какой-то, видимо, знаменитый врач. Из этих. Из ваших.
– Где девочка сейчас?
– Не знаю. А что?
– Она с тобой?
– Нет, говорю же, что не знаю, где она. А в чем дело?
– Профессор не берется за обычные случаи. Я подробностей не смогла узнать, но если Прокофьев лечил, значит, девочка особый случай.
– Что значит особый?
– Не знаю. Неконтролируемая. Или агрессивная. Опасная. Точно знает только тот, кто лечил.
– Она опасна?
– Этого я точно сказать не могу. Но в одном я уверена… Она, твоя Лилия, серьезно больна.
– Чем?
Глеб сам поморщился от своего глупого вопроса. Зачем ему знать, чем именно болеет девушка?
– Судя по тому, какими пациентами занимался профессор, она воспринимает реальность своеобразно.
– Как это?
Глеб опять спрашивает глупость. Он не хотел, вопрос сам вырвался.
– Откуда я знаю? Говорю же, я с ней не встречалась. У всех по-разному. Может, она видит пришельцев, может, привидения.
– Страдает от галлюцинаций?
– Я не врач. Еще раз говорю, я не знаю деталей.
– Ладно. Понял. Что-нибудь еще удалось выяснить?
Катя в очередной раз повторяет, что ей известно только то, что Лилия пациентка профессора. И то, что всю информацию о ее состоянии тщательно скрывают. К этой девочке не допускали никого. Карту видел только сам Прокофьев.
– Так. Хорошо. А как мне с ним поговорить?
– С профессором?
– Да.
– Уже никак. Он пару лет назад умер.
Катя говорит, что профессор покончил с собой. Не выдержал. Повесился у себя на даче. Она говорит, что если бы Глеб поменьше врал всем окружающим и побольше интересовался бы жизнью родного города, то слышал бы о смерти профессора.
– Громкое событие. Город на ушах стоял. Очень известный был врач.
– Тогда с кем мне поговорить, чтобы…
– Забудь. Ни с кем. Данные об этой пациентке засекречены, и ты нигде их не добудешь. Даже если твое руководство подключится.
– Тогда что мне делать?
– Не знаю, что делать. Ответить, например, где девочка. Она с тобой?
– Она…
Глеб, обыкновенно скорый на ложь, растерялся. Мозг отказывается придумывать отговорки. С этой минуты он не станет врать. Никому. Особенно себе.
– Можешь не отвечать, раз не хочешь. Но если это так, или если ты знаешь, где найти Лилию, лучше привези ее к нам.
– Она вряд ли согласится.
Глеб не видит, но чувствует, как улыбаются губы Кати. Ей нравится, что он наконец-то сказал правду. И ему нравится, что не нужно больше притворяться. Говорить правду приятно и куда легче, чем выдумывать ложь.
– Так придумай что-нибудь. Ты же вон какой выдумщик.
– Мне что, ее силой тащить?
Спрашивает он, скорее, у себя, просто мысли вслух. Фраза, которую никто не должен был услышать.
– Силой или уговорами. Мне какая разница?
– Ладно. Я перезвоню.
– Подожди. Что б ты там ни решил. Если ты заподозришь ненормальные изменения, странности… Не думай. Срочно вези ее в больницу.
– Какие странности?
– Не знаю. Но эта Лилия вполне может оказаться опасной для самой себя и для окружающих.
– Ты несколько раз сказала, что девочка опасна. У меня только один вопрос к тебе. Какого тогда ее выписали?
– Я не могу на это ответить. Возможно, врач посчитал, что она идет на поправку. Не знаю. Профессор ни перед кем не отчитывался, тем более перед медсестрами.
Автобус останавливается.
Глеб показывает удостоверение, проходит по пустому салону и садится на последнее сиденье.
– Понял. Спасибо, Кать. Я перезвоню.
– Имей в виду, что, скорее всего, девочка умеет притворяться. Если она психопатка, только специалист сможет распознать ее поведение.
– Я понял. Спасибо.
Глеб хочет поскорее прервать вызов и позвонить Владимиру. Он должен предупредить друга.
– Отнесись к информации серьезно. Пациенты профессора самые трудные и непредсказуемые. Еще раз повторю, скорее всего, Лилия опасна.
– Я услышал.
– Вполне возможно, что Лилия способна на убийство.
Пальцы жмут «прервать вызов».
Глеб позже перезвонит. Отблагодарит Катю и еще раз извинится, возможно, даже заедет.
Или нет.
Не важно.
Сейчас ему срочно нужно сообщить информацию Владимиру.
На экране светится надпись «Исходящий вызов – Вовка Крот».