Некоторые недуги словно не могут найти выхода. После нескольких лет передышки Мартин почувствовал, что его снова затягивает в болото давнего поражения. Меланхолия всегда поначалу проявляется в замедлении. Он стал все делать медленнее: вставать, умываться, есть, думать. Софи не знала, что делать, – она еще не сталкивалась с черными периодами в жизни своего друга. Его опять одолевала горечь, он все реже выбирался из дому. И беспрестанно спрашивал себя: «Ну почему все возвращается? Почему?» Это не укладывалось в голове. Он снова избегал включать телевизор из страха нарваться на фильм про Гарри Поттера. Не успел он опомниться, как все трудности прошлого оказались тут как тут.
Софи попыталась обратиться за помощью к Жанне, которую известие о новом срыве сына привело в смятение. В памяти всплыли мучительные годы, когда они перебрали и перепробовали все. Но ничего на самом деле не срабатывало, пока Мартин не встретил свою настоящую любовь. Вот почему Жанна позволила себе спросить:
– У вас все по-прежнему хорошо?
– Почему ты спрашиваешь? Конечно. Я люблю его больше всего на свете. И для меня пытка видеть его таким… – ответила Софи.
– …
– Мне так хочется ему помочь. Найти какой-то выход…
Софи действительно постоянно думала о Мартине. Как врач, она постаралась подойти к ситуации рационально:
– Любимый, что-то должно было подействовать как спусковой механизм. Повторные кризисы не случаются на пустом месте.
– Я не знаю.
– Может, стресс на работе? Страх нового провала…
Нет, не то. Наоборот, в Лувре его собирались наделить еще бóльшими полномочиями. Напрасно он рылся в недавних воспоминаниях – ничего не приходило в голову. Он старался припомнить мельчайшие детали – опять-таки ничего; ему даже не попадались люди, читающие Дж. К. Роулинг где-нибудь в метро. Мартин впал в отчаяние. Все возвращалось. Попытки отгородиться от жизни Другого, желание отрезать себя от мира, сверхчеловеческие усилия, чтобы купить книгу или сходить в кино; да, все вернулось. Почему? Они с Софи чудесная пара, тогда что? Или он обречен на неудачу, что бы ни делал?
За несколько недель до этого они с Софи заговорили о том, чтобы завести ребенка. Даже подобрали имя – Саша, но если мальчик, писаться будет Sacha, а если девочка, то Sasha. Этот разговор и стал причиной его срыва. Перенесясь в мир будущего отцовства, он вновь погрузился в мир детства. Представил себе сына или дочку, которые смотрят или читают «Гарри Поттера». Годы шли, а всеобщее увлечение не проходило. Начали даже строить парки аттракционов, где все вращалось вокруг образа знаменитого волшебника, – в Орландо во Флориде, в Осаке в Японии. Завести ребенка означало снова столкнуться с этой вселенной. Как если бы завязавшему наркоману сказали: «Вы навалите полную миску героина и будете постоянно держать ее перед носом». Сравнение может показаться преувеличенным, но стать отцом, когда у тебя серьезные проблемы с «Гарри Поттером», – это однозначно угодить в крайне дискомфортную ситуацию.
Худшее последствие поражения в том, что оно превращает остаток жизни в непрекращающееся поражение. Мартин понял, что он никогда не выберется. Одно было ясно: он не желает, чтобы от этой бездонной уязвимости страдали его будущие дети, и еще меньше – жена, которую он любил. Он заговорил с Софи о разрыве, та встала на дыбы:
– Любимый, я вижу, что тебе плохо. Но пожалуйста, не говори ерунды. Мы не расстанемся, мы будем сражаться вместе…
– Я не хочу стать для тебя обузой.
– И никогда не станешь.
– Я больше не могу. Меня это преследует уже двадцать лет…
– Я знаю. Но в последние годы ты был в полном порядке. Не вижу никаких препятствий для того, чтобы снова обрести равновесие.
– Мне бы так хотелось покончить с этим раз и навсегда. Я столько раз говорил себе: ну не получил ты эту роль, и что? Но у меня ничего не выходит.
– Я понимаю, любимый. Но тебе всего тридцать лет, вся жизнь впереди. Я не позволю тебе ее загубить. Нашу жизнь.
– …
– Обещаю, мы найдем выход…
Софи приступила к изысканиям. Ей попались статьи о failcon[67]. Речь там шла о конференциях, посвященных провалу. Запущенные в Соединенных Штатах, они постепенно получили распространение во всем мире. То здесь, то там организовывались масштабные мероприятия, во время которых участники рассказывали обо всех своих неудачах. Во время крупного форума в 2015 году журнал «L’Express» вышел со слоганом на обложке: «Все лузеры в Тулузе». Те, кто знал английский, не могли не понимать, что сам выбор принимающего города являлся составной частью проекта. Там звучали лозунги вроде «Провал – часть успеха!», но главным было услышать вдохновляющие истории из жизни. Там встречались потерпевшие банкротство предприниматели, некогда освистанные артисты, а еще члены Социалистической партии (!). Софи показала эти видеозаписи Мартину. Ему сразу вспомнился давний сеанс у доктора Ксенакиса. Рассказы о чужих провалах – все это он уже проходил.
Тогда Софи задумалась о других медицинских и парамедицинских практиках, от остеопатии до этиопатии, от софрологии[68] до акупунктуры. Очень скоро она поняла, что Мартин не желает ничего предпринимать. Его угнетала сама мысль, что придется с кем-то поделиться своими трудностями, даже если сеанс будет проходить без слов. В конце концов она задумалась о целительной силе писательства. Она часто слышала, что слова, описывающие причину боли, способны приносить облегчение. Это же касалось рисования и вообще любого художественного самовыражения – в широком смысле именно это и называлось арт-терапией. Но Мартину ближе всего было письменное изложение.
Когда-то в прошлом он уже набросал несколько страниц – что-то вроде личного дневника или записной книжки, куда заносились отдельные размышления. Потом он все выбросил, не желая оставлять следы своих откровений. Софи подталкивала его заново написать автобиографию. Наконец-то изложить, вдумчиво и не торопясь, все, что ему пришлось пережить. Почему бы нет? Он станет писать для себя, как человек, который складывает чемодан, но при этом вовсе не собирается в отпуск. Мартин, чтобы чувствовать себя свободнее, решил вести рассказ от третьего лица. Первые же дни принесли временное успокоение. Возвращаясь из Лувра, он садился за письменный стол. Стараясь ничем его не отвлекать, Софи по вечерам отправлялась повидать кого-нибудь из друзей. А оставаясь дома, закрывалась в спальне. Время от времени она заглядывала к Мартину, проверяя, все ли в порядке, но он тут же ее отгонял. Казалось, он с головой ушел в работу. Воскрешая воспоминания детства, он пригласил мать пообедать вместе, чтобы расспросить ее. Например, он совершенно забыл, что она встретилась с отцом на концерте рок-группы «The Cure». Жанне это виделось таким далеким; хиты ее молодости уже даже не крутили по радио.
Однажды в субботний полдень, приблизительно через месяц после начала этого литературного предприятия, Софи осторожно глянула на рукопись. Мартин распечатал первые страницы – так ему проще было их перечитывать. Ей бросилось в глаза название: «Как я загубил свою жизнь». Оно показалось ей не слишком вдохновляющим, но мало того: Софи не понимала, с чего он пришел к такому заключению. Это было абсурдно, если учесть все, чего он добился, и к тому же не слишком лестно для их истории любви. Когда он вернулся в комнату, она довольно холодно сказала:
– Я видела твое заглавие.
– …
– Немного удручающе, тебе не кажется? Во всяком случае, у меня такое название не вызывает желания прочесть книгу.
– …
– Я искренне считала, что тебе пойдет на пользу это написать. Но ты… ты выбрал такое мрачное название, что дальше некуда… И потом, спасибо тебе за меня лично…
– …
– А что ты хотел от меня услышать? Если ты загубил свою жизнь…
Софи закрылась в спальне. Мартин ничего подобного не предвидел. Своим названием он хотел подчеркнуть главное свое чувство: то ощущение поражения, которое, что бы ты ни делал потом, подчиняет жизнь энергии проигрыша. Нет, конечно же, он совсем не имел в виду Софи. Кстати, он собирался рассказать, какое благо принесла ему любовь. И даже как любовь спасла его.
Чувствуя себя смешным, он пошел в спальню. Встав на колени у кровати, он залепетал:
– Прости меня. Это совсем не против тебя. Наоборот, ты – самое прекрасное, что со мной случилось. Ты же знаешь…
– …
– Любимая, прошу тебя…
В этот момент Софи повернулась и взяла Мартина за руку. Он пробормотал еще какие-то извинения, прежде чем продолжить:
– Я брошу писать книгу. Вначале, ты права, мне стало получше. Я словно устроил уборку у себя в голове. Но сейчас я дошел до кастинга… И не хочу заставлять себя проходить через это. Не хочу снова описывать то, что причинило мне боль.
– Понимаю.
– Я так боюсь, что ты решишь, будто я преувеличиваю. В какие-то моменты ты наверняка говоришь себе, что я сгущаю краски…
– Нет. Я правда чувствую, как ты мучаешься. И считаю, что у тебя есть все основания. Просто я и сама мучаюсь от невозможности помочь тебе.
– …
– Я постоянно ищу слова, которые могли бы тебя утешить. Знаешь, я не хочу проводить сравнения с тем, что ты пережил, но для нашего времени это по-настоящему симптоматично.
– Что именно?
– Когда я захожу в Инстаграм и вижу, какая чудесная у людей жизнь, у меня тоже иногда возникает ощущение, будто моя собственная ничего не стоит или вообще не удалась.
– …
– Мы живем сегодня под диктатом счастья других. Или, во всяком случае, того, что считается их счастьем…
Мартин остановился на этом выражении: под диктатом чужого счастья. Из него получилось бы неплохое название книги. Но он принял решение: больше никакого писательства. Он понимал, что словами можно высвобождать то, что глубоко внутри тебя, и даже начал это ощущать – нечто вроде терапии запятых. Но в конечном счете это не для него. Двигаясь по следам своего страдания, он чувствовал, что воплощает его заново. И теперь он будет вынужден начинать с нуля и в полнейшей неопределенности.