— Давай обратно! — донесся до нее крик Хеми. — Оставь эту дверь в покое!
Тут за окном показалась паучья лапа. Наверное, освободилась из силка. Острыми коготками она вцепилась в доску, которая не давала окну закрыться, и с силой вырвала ее.
Окно с треском захлопнулось.
За стеклом еще раз промелькнули искаженные ужасом лица ее друзей, но криков больше не было слышно. Странно, все происходит, как в замедленном кино. Как долго она поднимает руку с нонпушкой… потом размахивается и швыряет… револьвер, вращаясь, как бумеранг, летит к окну…
Да, большой и тяжелый револьвер, вращаясь в воздухе, пролетел через всю комнату и попал в самую середину окна. Стекло разлетелось вдребезги, на сотни мелких осколков, и окно конвульсивно задергалось. И все это очень, очень медленно!
Диба сорвалась с места и бросилась к окну. Поднимая ногу для первого шага, она видела, как ее друзья, Хеми, Обадэй, а вот и Джонс, и словеныши, все они, растопырив руки, пытаются поймать на лету увесистый револьвер. Он летит прямо им в руки, но в самом конце своей траектории останавливается, на какое-то мгновение зависает в воздухе и снова летит обратно! А она делает только второй шаг!
Еще немного, еще несколько шагов к разбитому окну… Но что это? А-а, еще одна освободившаяся от пут паучья лапа!
А нонпушка летит обратно, летит прямо Дибе в лицо. Вот она пересекает границу окна, из рамы которого торчат осколки разбитого стекла, как вдруг снаружи мелькает крючок епископского посоха! Это один из епископов (интересно, кто: Бон или Бастор?) ловко цепляет им за защитное кольцо спускового крючка, и пистолет мгновенно пропадает из виду!
Диба закрыла лицо ладонями и с отчаянным криком бросилась головой прямо в окно. Острые края разбитого стекла чиркнули по ее густым волосам. Не открывая глаз, она пролетела через окно, земное тяготение резко поменялось, ее потащило куда-то в сторону, а там уже ее подхватили руки друзей.
— Диба! Диба! Ура! Живехонька! Надо же! Вернулась! Ура!
Диба открыла глаза. Друзья обнимали ее, толкали, тискали, а оба епископа вдруг ни с того ни с сего пустились вокруг нее в пляс.
— Что там с тобой случилось? — спрашивал Хеми. — Ты вела себя так странно!
— Сама не знаю. Что-то вроде транса. Я была как во сне. Там что-то такое было, в этой комнате, что-то такое… Не знаю, как сказать… Эй, а где же наше окно? — вдруг закричала она.
— Удрало, — пошутил Джонс.
Далеко черное окно удрать не успело. Оно лежало всего в нескольких метрах. Туда его свинцовым сапогом зафутболил Скул, после того как из него выпрыгнула Диба. А теперь оно с разбитым стеклом, едва передвигая свои тонкие лапы, как раненый паук, отползало прочь, пытаясь скрыться в тени Веб-минстерского аббатства.
Сердце Дибы, еще недавно колотившееся как бешеное, почти успокоилось.
— Мне его даже немного жалко, — сказала она.
Она по очереди обняла всех своих друзей, не исключая и епископов, к их очевидному и несказанному удовольствию. На конце посоха одного из них, а именно Бона (вот ловкач-то!) болтался пистолет. Он щеголевато вертел им и с довольным видом улыбался.
— Ну вот мы и добыли нонпушку, — сказала Диба. Все столпились, разглядывая таинственное оружие.
— Да-а, потрясающая штука, — сказал Хеми.
— Какой старый, — добавил Обадэй.
— Бывают же люди! Ей не только удалось вернуться обратно, но еще кое-что прихватить с собой, — сказал Бон, глядя на Бастора.
— Везучая у нас оказалась арахнофенестранавтка! По правде говоря, я и не думал, что когда-нибудь увижу это оружие, — подхватил Бастор.
— Постойте, он же не заряжен, — вдруг сказал Джонс, осмотрев револьвер. — Где патроны?
И все сразу умолкли.
— Что ты сказал? — наконец спросила Диба.
— Я… Эта штука, — запинаясь, ответил Джонс (он побледнел под ее пристальным взглядом), — она не заряжена. — Он ткнул пальцем в нонпушку. — Где патроны?
— Боеприпасов, значит, к ней нет, — устало сказала Диба. — Очень хорошо.
И потеряла сознание.
76Живущие в дыму
Диба вяло ковырялась в остатках еды.
Когда она очнулась от обморока, первое, что увидела, — озабоченные лица хлопочущих вокруг друзей. Они сразу ужасно обрадовались и решили, что во всем виновато плохое питание, ну, плюс еще тяжелые переживания последних дней. В целом Диба была вполне здорова.
Епископы на правах хозяев сразу натащили еды, принесли стол со стульями из ближайшего, относительно пустоватого дома, и вот все расселись, чтобы немного перекусить под открытым небом, прямо под зыбкими стенами аббатства. За много дней Диба впервые принимала горячую пищу. Правда, еда оказалась весьма необычной и странной (тут было всего понемногу: яйца, картошка, салат, шоколад, какие-то фрукты, оливки, макароны, острый соус карри), но ей сразу стало гораздо лучше, во всяком случае физически.
Однако настроение ее нисколько не улучшилось. Судя по лицам друзей, на душе у них тоже было погано. Подумать только, через какие трудности и опасности они прошли, добывая грозное оружие, легендарную нонпушку! А вот теперь выходит, что самого главного они добыть и не сумели! Ведь что такое нонпушка без патронов? Железяка, и ничего больше! Разве эта мысль могла поднять им настроение? Разумеется, никак не могла. Да-да, настроение у всех было просто дрянь. Главное, никто не знал, что делать дальше. Каждый предлагал свое, все спорили, перебивали друг друга, и ничего хорошего из этого не получалось.
— Надо снова туда залезть, — твердил Джонс, сердито уставившись в свою тарелку с остатками ужина.
— Нет, вы просто с ума сошли! — возмущался Обадэй. — Ведь мы не знаем, где там у них спрятаны патроны!
— Они должны быть в той же комнате, где была и эта чертова нонпушка, — упорно стоял на своем Джонс. — Этой дураку понятно.
— В этом есть какой-то резон, — говорил епископ Бон, а епископ Бастор тут же подхватывал:
— Разумеется, тут нельзя утверждать что-нибудь наверняка… — И оба смотрели друг на друга, выпучив глаза.
— Диба больше туда не пойдет, — решительно заявлял Хеми.
— А ее туда никто и не посылает, — сердито огрызался Джонс. — Туда пойду я.
— Это слишком рискованно, — робко вставлял Обадэй.
— Но ведь от этой проклятой пушки без патронов никакого толку! — повышал голос Джонс.
— Интересно, а где вы теперь найдете это окно? — спрашивал Хеми. — Тю-тю, ищи ветра в поле!
— Это же насекомое, у него ума как у таракана в коленке! — переходил на крик Джонс. — Сделаем такую же ловушку и снова поймаем!
И все начиналось сначала. Они кричали, горячились, выдвигали свои доводы и контрдоводы, и так до бесконечности. Диба с самых первых слов и криков этой горячей дискуссии угрюмо молчала, бесцельно вертя в руках нонпушку.
«Пауки никакие не насекомые», — вдруг подумала она, но вслух ничего не сказала. Она и представить себе не могла, что это ее замечание будет принято спорящими.
Она поглаживала отполированную рукоятку нонпушки, открывала вращающийся барабан (Джонс показал ей, как это делается) и в тысячный раз бездумно глядела в пустые отверстия для пуль, которых в барабане было ровно шесть штук. А еще она пыталась вспомнить, видела ли она где-нибудь в комнате за рамой черного окна патроны или хоть что-нибудь похожее на патроны.
Приходилось признать: что происходило с ней в той комнате и что там вообще было, помнила она плохо. Но она готова была голову отдать на отсечение, что ничего похожего на патроны она там не приметила.
Тусклое сияние луньи-шалуньи освещало их полночную трапезу и тихо колеблющиеся паутиновые стены аббатства. В ее сероватых лучах Диба вдруг увидела, как по столу ползет колонна муравьев: они рыскали среди остатков еды и куда-то таскали понравившиеся им крошки — вероятно, в свой муравейник.
Спор за столом все не стихал. Но Диба уже не слушала, о чем кричат ее друзья.
Интересно, как заряжается этот револьвер. Диба взяла со стола большую виноградную косточку и сунула ее в одно из отверстий барабана. Наверное, и патрон вставляется так же, подумала она. Вдруг она заметила муравья на пальце: пробежит немного, остановится, покрутит головой, пошевелит усиками и дальше бежит, весело поглядывая по сторонам. Это было так неожиданно, что она даже вздрогнула.
А муравей, семеня ножками, уже бежал по ободку барабана, где виноградная косточка оставила влажный след. Потом, деловито пошевелив усиками, залез в одно из его барабанных отверстий.
— Ишь ты, нашел место, куда забраться. Ну-ка вылезай сейчас же, — пробормотала Диба и потрясла нонпушку, стараясь вытрясти муравья из патронного гнезда. Безрезультатно. Тогда она достала из кармана обрывок бумажки, свернула его в трубочку и осторожно сунула в отверстие, куда залез муравей.
Бумажная трубочка, попав в отверстие, расправилась и застряла, а муравей тут же вылез, прямиком направился другому отверстию и исчез в нем.
— Какой шустрый! — усмехнулась Диба.
Тогда она попыталась выманить насекомое крохотными кристалликами сахара, рассыпанными по столу. Она захватила щепотку и осторожно примостила их по краю барабана. Потом вдруг подозрительно лизнула палец: да это же не сахар, а соль!
Диба чертыхнулась вполголоса и горько рассмеялась. Ну все, решительно все происходит не так, как она хочет!
А друзья ее продолжали горячий и совершенно бесплодный спор. Не зная, чем заняться, Диба подняла обломок кирпича, который валялся неподалеку. Взяла вилку и принялась царапать на нем свои инициалы. Мелкие крошки кирпича падали на стол, на нонпушку, кое-что насыпалось и в барабан.
Ее уже стал раздражать бесконечный спор. Она глубоко вздохнула, намотала на палец прядку волос и от нечего делать дернула. Потом раздраженно смяла волосы и этот крохотный комочек тоже сунула в барабан.
Потом нетерпеливо фыркнула, вставила барабан на место (муравей, бедняга, так там, видимо, и остался) и крутанула его пальцем. Он с треском провернулся и остановился.