Камилла напряглась.
– Мы рядом со школой Ноны, – объяснила Корона, и Нона заизвивалась от удовольствия и облегчения. – Я подумала, что выйду и провожу ее. Как тебе это, детка?
– Ты серьезно? – в восторге спросила Нона. – Пожалуйста-пожалуйста! Мне будет очень приятно. Я хочу, чтобы тебя увидели мои друзья.
– Довезите остальных до безопасного места, – сказала Корона и разрезала стяжки на запястьях Ноны.
Камилла проговорила сквозь закрывавший рот капюшон:
– Нет.
– Что, думаешь, я не смогу за ней присмотреть? Тут сто метров.
– Нона. Подожди.
Но Нона, которая отчаянно мечтала выбраться из машины, выскочила, как только Корона открыла перед ней дверь, радуясь возможности выйти на пахнущий бетоном теплый воздух и полной грудью вдохнуть соленый запах выхлопных газов, океана и горящего мусора. Ей стало больно, когда она поняла, что машина не остановилась, чтобы выпустить Кэм и Пирру, что она толком не слушала, что ей говорят, что была эгоисткой, что не поняла последствия.
– У меня нет шапки. И маски, – выпалила она.
– Дыма тоже нет.
– Они мне все равно нужны!
Корона порылась в карманах, выудила две тонкие маски из софтшелла и прикрыла одной голову и лицо. У ее куртки был капюшон, который она отстегнула и надела на Нону.
– У меня работает химический экран. – Она взяла Нону за руку. – Давай, поживем немного.
К этому моменту машина снова ожила и поехала задним ходом обратно к ним. Нона заколебалась, но, в конце концов, Камилла не использовала специальное безопасное слово и вообще не сказала ни одно из кодовых слов, означавших, что так делать нельзя. Это значило, что Нона ведет себя эгоистично, но никого не подвергает опасности. Корона в лучах городского солнца выглядела фантастически. Несколько человек застыли, уставившись на ее неприкрытую золотую голову, но поспешно двинулись дальше, разглядев пистолет.
– Но Камилла…
– Я имею на тебя такое же право, как и Камилла, – сказала Корона, все еще улыбаясь, – в другом мире за тобой могла бы присматривать я. И мне кажется, что Камилла очень уж с тобой носится. В конце концов, ты ненамного младше ее.
Это походило на некоторые из самых мрачных и злых мыслей Ноны. Она пробормотала:
– Но я люблю Камиллу.
Короне, кажется, было весело. Они с Ноной обошли небольшой прилавок, где продавались журналы и конфеты. На улицах было полно людей, идущих домой до наступления жары, но они еще не начали бежать. Значит, было не так уж поздно.
– Может быть, именно ты смогла бы растопить ее ледяное сердце. Ты милая… в свои хорошие дни, сердце мое. Но я не уверена, что ты в ее вкусе.
Нона вспыхнула. С ней внезапно заговорили как со взрослой, и у нее словно дно ушло из-под ног, как тогда, когда волна сбила ее с песчаной косы. Она не знала, ни что сказать, ни как поступить, и покорно погребла на мелководье.
– Она и не в твоем вкусе.
Корона отошла в сторону от дороги, когда мимо прогрохотали открытые грузовики. В ее сторону кто-то пронзительно свистнул, но она проигнорировала свист и только презрительно тряхнула пышными золотыми волосами. Сверху вниз посмотрела на Нону и весело спросила:
– А откуда ты знаешь, кто мне нравится?
Нона думала, что это очевидно.
– Дело в том, как ты смотришь на людей.
– Расскажи, – потребовала Корона. Глубокие бархатные глаза вспыхнули озорством, и Нона снова подумала, какие эти глаза красивые, прямо как цветы в сексуальной рекламе шампуня. – Давай. Я умру, если не узнаю. Мне нравится, когда говорят обо мне.
Нона приняла вызов.
– Ты смотришь на Ценой страданий так, будто хочешь, чтобы она думала, что она тебе нравится, но это вообще не так. Просто ты так машешь ресницами. Но это не поможет определить твой типаж, потому что я не знаю, как выглядит командир. Страсти тебе совсем не нравится, но я тоже не знаю, как она выглядит. Ты боишься Пирры и думаешь, что она красивая, но это тебя смущает, поэтому ты редко на нее смотришь. Ты хочешь, чтобы Камилла обняла тебя, но не в… сексуальном смысле. Я думаю, ты хочешь, чтобы Камилла смотрела на тебя так, как она смотрит на меня. И ты влюблена в…
Рот Ноны, закрытый маской, запечатала ладонь. Подняв взгляд на Корону, Нона поняла, что среди толпы людей и густого дыма глаза над маской из софтшелла утратили свой мягкий фиолетовый блеск и потемнели. Золотые брови сердито сдвинулись.
– Хорошо, Нона, – сказала Корона совсем другим голосом и убрала руку, – я услышала достаточно.
– Ты на меня злишься, – хрипло сказала Нона, – стыдно.
Грузовики проехали, и толпа разом хлынула через улицу человеческой рекой. Корона, наполовину сердясь, наполовину смеясь, снова взяла Нону под руку, и они поспешили к школе.
– Когда у тебя такое лицо, ты мне кого-то очень напоминаешь. Прости, милая. Я испугалась. Ты меня простишь? Я больше никогда у тебя такого не попрошу. Знаешь что? Пожалуй, я должна тебе мороженое.
Нона немного смягчилась.
– Я не хочу мороженого, спасибо, – сказала она с достоинством. – И не надо меня ни о чем спрашивать, если не хочешь услышать правду.
– Я знаю. Я постоянно это делаю и никак не научусь. Это ужасно. И сестра моя так говорит. Я спрашивала ее, как выгляжу в этом платье, и она всегда говорила что думала. А я ведь хотела просто услышать, что выгляжу идеально, пусть даже это было не так. – Корона трагически вздохнула. – А самое ужасное то, что она всегда была права.
– Но ты всегда выглядишь прекрасно, – сказала Нона.
– Вот поэтому мне надо у тебя спрашивать, как я выгляжу, а у нее – что я думаю. Ты будешь говорить мне, что я красивая, а она – то, что я хочу, чтобы она думала. Это та школа, где ты работаешь?
Им бы пришлось позвонить, если бы кто-то как раз не открывал замок. Это была Ангел. Нона полетела вперед в ужасе от мысли, что дверь закроется.
– Стой! – закричала она.
Добравшись до вестибюля, Нона совершенно запыхалась. Ангел держала для нее дверь. Нона согнулась пополам и тяжело дышала. Выпрямившись, она наконец разглядела Ангела. Та выглядела еще хуже, чем в два предыдущих дня. Она так и не сняла куртку, а Лапша терпеливо сидела рядом на поводке.
Ангел выглядела так, как будто вообще не спала, а если и спала, то не раздеваясь, но она все равно улыбнулась. Уши у нее немного приподнимались от улыбки, что очень нравилось Ноне.
– Отдышись, – ласково сказала она, – заканчивается перемена.
– Я приводила себя в порядок.
Подбежала Корона и проскользнула в не успевшую закрыться дверь.
– Видишь? – сказала она, совсем не запыхавшись. – Я же говорила, что все хорошо.
Ангел и Корона оценили друг друга. Корона была намного моложе, крупнее, выше и красивее, а когда она стянула маску и улыбнулась, глаза Ангела немного расширились. Не в смысле «какая-ты-красивая», как отметила Нона. Ангел была шокирована, как будто Корона выглядела… противозаконно. Они обменялись дружелюбным рукопожатием, но Ангел сказала:
– Никакого оружия в этом здании. Таковы правила, боюсь.
– Я ничего не сделаю детям, – искренне сказала Корона.
– Нет, но мой урок никого не заинтересует, если они увидят тебя. Сегодня мы изучаем распространение звука, и им будет очень скучно.
Корона засмеялась, сверкнув очень белыми и ровными зубами.
– Очень сочувствую. В детстве я вела себя ужасно глупо.
– Это когда было? Пять минут назад?
Корона снова засмеялась.
– Почему она не может подняться? Я хочу, чтобы Табаско и остальные с ней познакомились, – зло сказала Нона, – так нечестно. Мы должны увидеть малыша Красавчика Руби. У меня было ужасное утро, и я хочу, чтобы они посмотрели на нее.
– Нона, у меня тоже было ужасное утро, так что смилуйся надо мной, – серьезно ответила Ангел. – Если кто-нибудь увидит твою… подругу, никто не сможет слушать про звуковые волны. Она не может вернуться попозже? Это твоя родственница? Ты знаешь Джоли? Боюсь, мы с тобой не встречались, – сказала она Короне.
Корона присела на корточки и почесала Лапшу за ухом. Лапша в ответ дернула двумя задними лапами одновременно, открыла рот и тяжело задышала.
– Я, к сожалению, не могу остаться.
– Понимаю! Приятно познакомиться, – сказала Ангел, не подозревая, что брови ее предали. Как и все на свете не подозревали, что брови их сразу же выдают. Брови Ангела сказали ясно как день: «Серьезно?»
Ноне это показалось несправедливым. Корона, очевидно, была достаточно хороша для Камиллы.
– Нона, можешь минутку подержать Лапшу? Мне нужно забрать камертоны, а она будет выть, потому что ненавидит этот звук.
Когда она передала поводок Ноне и ушла, последний раз взглянув на Корону, Нона присела, чтобы дать Лапше облизать ладонь, и укоризненно сказала:
– Если Камилла узнает, что ты это сказала, она придет в ярость.
– Ну, наверное, поэтому я это и сказала, – с искренним раскаянием призналась Корона, – по моей душе пробегают волны зла, и я это знаю. Но это не такая уж вредная ложь, Нона. Тебе не кажется, что я повысила статус Кэм? Что я оказала ей услугу?
Нона задумалась.
– Камилла не нуждается в этом. Ты могла бы поднять мой статус, сказав, что ты моя подруга. Все бы поверили, потому что мы обе очень привлекательны.
Корона рассмеялась своим очаровательным хриплым смехом.
– И вот ты опять напоминаешь кого-то совершенно другого.
Затем она снова присела на корточки, но вместо того, чтобы чесать Лапшу, она осторожно приложила большой палец к подбородку Ноны. Она улыбалась, но так, будто Нона сказала ей что-то грустное, и глаза у нее больше не блестели. Они не стали такими жесткими, как там, на обочине, но затуманились.
– Милая, я знаю, кто ты, даже если они отказываются это увидеть, – мягко сказала она, – все, что я могу сказать, дорогая, – это то, что я завидую тебе больше, чем кому-либо во всей Вселенной.
15
Заложив эту мину, Корона отказалась задержаться и поговорить, так что Нона осталась сидеть на корточках, слишком удивленная, чтобы бежать за ней. В любом случае Ноне не пришлось долго страдать из-за того, что она опоздала на работу и никто из ее друзей не увидел Корону: Чести видел ее со своего места у окна, и Нона достаточно обрадовалась, когда Утророжденный и Чести принялись обмениваться подзатыльниками, решая, кто спросит Нону, сколько Короне лет и чьи имена она должна непременно упомянуть в будущем. Табаско тоже подошла погладить Лапшу и сказала: