птимизма. Руби, закрась это красным.
Красавчик Руби взял красный маркер со скошенным кончиком – не какой-нибудь восковой мелок или толстую ручку, а взрослую вещь, на которую все смотрели с восхищением, – и аккуратно закрасил кусочек карты. Ангел пояснила:
– Туда, где закрашено красным, мы ходим, только единственная альтернатива – утонуть в выгребной яме. Ясно?
– Я был на том кладбище, – сообщил Чести, – там только палатки и бетон.
– Да, но все думают, что именно туда некроманты направятся первым делом, а люди обычно сначала стреляют, а потом задают вопросы. А в худшем случае там может оказаться и некромант. Конечно, мы думаем, что они страдают синим безумием, но мы знаем только то, что ничего не знаем. Я хочу, чтобы вы сделали это своим девизом: «Мы знаем только то, что мы ничего не знаем».
Ноне очень понравился этот девиз. Он очень точно описывал ее жизнь. Ангел дала Чести еще маркер и попросила:
– Найдешь Южные ворота? Раскрась их.
– Только для вас, – сказал Чести, как будто иначе он отказался бы. Найдя Южные ворота, он раскрасил их. Маркер оказался синим. Ангел продолжила:
– Это хорошее место для экстренной ситуации. Как думаете почему?
Нона машинально ответила:
– Потому что там есть доступ к дороге из города, есть водяной насос и земля устойчива, а также это неприоритетная цель для любого вида орбитального удара или бомбардировки.
Все посмотрели на нее. Затем посмотрели на Камиллу, сидевшую в заднем ряду. Камилла не шевельнулась. Она нашла где-то лист бумаги и яростно писала на нем, и Нону даже не похвалили, хотя она явно этого заслуживала – потому что этому всему ее научила Камилла.
– А что такое бомбардировка? – подозрительно спросил Красавчик Руби.
– Понятия не имею, – гордо ответила Нона.
– Интересная у тебя семья, – медленно сказала Ангел, глядя на Камиллу, – я имею в виду, что ты совершенно права – если вам придется бежать, бегите туда и держитесь поближе к дороге. Я не думаю, что городские дети вроде вас смогут выжить в открытой пустыне. Но там еще осталось много зданий, например таможня, крепкие стены, за которыми можно спрятаться от стихий. Идите туда, идите вместе, но друг друга не ждите. Хорошо передвигаться группами, но не оставайтесь там, где опасно, даже чтобы найти других. Не беспокойтесь об оружии или даже о еде. Важнее всего вода. Что бы ни случилось, это будет быстро. Ясно?
Нона посмотрела на Табаско, пока остальные соглашались неохотным хором. На лице Табаско не было удивления, не возникало ощущения, что она воспринимает новую информацию. Темные глаза смотрели с обычной внимательностью. Нона подумала, что Ангел ей уже все рассказала, и эти подозрения подтвердились, когда Ангел сказала:
– Табаско, какое здание ты бы выбрала?
Табаско автоматически ткнула пальцем на одинокий квадратик за пределами города.
– Я тут уже пряталась. Старая сторожевая башня. Идите по дороге. Белое здание с ограждением на крыше. Никому не нравится. Кажется, что одна из опор утонула в песке, но оно прочное. Внутри кое-что есть.
– Так точно, босс, – сказал Чести.
– Если попытаешься продать что-нибудь, что у меня там лежит, – ровным голосом сказала Табаско, – я тебя убью.
– Я бы не стал продавать ваши вещи, – обиделся Чести. Табаско молчала, и он добавил: – Обещаю, обещаю. Я же твой мальчик, Табаско.
– В принципе, продать ненужное – неплохая идея. Обменять скорее, – весело сказала Ангел, – но я уже говорила, что все пройдет быстро, и вам может даже не понадобиться убежище. Но если в городе начнется серьезная стрельба, не хочется оказываться рядом.
– Но ведь некроманты больше ничего не могут сделать, – сказал Красавчик Руби.
– Это мы так думаем, – возразила Ангел, – но теперь у них есть ликтор.
Нона вздрогнула от этого слова, услышав его в настоящем мире. Ангел заметила это и сказала уже мягче:
– Не волнуйся так. Даже ликтор мало на что способен из-за синего безумия. Очень, конечно, интересно, как они вообще сюда добрались. Я даже не уверена, что они смогут выжить на поверхности, если учесть, как сейчас обстоят дела. Но при этом, если у некромантов нет больше некромантических способностей, они могут просто завалить нас снарядами. Как раз об этом я и говорю. Не стоит оставаться в городе, который подвергается обстрелу. Многие люди собираются валить, а в интересах Домов – чтобы население оставалось на месте. Значит, вам нужно найти золотую середину. Ясно?
Сверху послышалось шипение. Свет внезапно погас. Все посмотрели наверх, и свет снова загорелся, но уже гораздо тусклее. Откуда-то из коридора донесся скрежет и стук.
– Все ждала, когда это случится, – сказала Ангел, – кажется, это наши колеса.
– Генератор? – спросила Камилла.
– Да. И он продержится всего час или два, это хрень. Не хочу оставлять здесь детей с неработающими электронными замками. Наверное, пора заканчивать с уроками. Карту я повешу здесь. Чести, Табаско, попытайтесь это запомнить. Синяя зона, красная зона, безопасный квадрат. Проверьте друг друга. Остальные, давайте обчистим холодильник. Берите все, что есть, домой, семьям. Ну, шевелитесь.
Это было сказано тем же тоном, каким Ангел велела доставать пособия для урока естествознания, так что все повиновались не задумываясь. Красавчик Руби и Чести немного поныли, что хотят еще уроков (Чести хотел больше уроков!), но упрашивать их ограбить холодильник не пришлось. Табаско, необычайно мягкая и активная, помогла прикрепить карту на доску и убрать стулья. Нона думала, что именно в этот момент Камилла отведет ее домой, но это оказалась не так: Камилла сидела в конце класса, погруженная в свой собственный мир, сгорбившись над листком бумаги, как будто больше в комнате никого не было.
Поэтому Нона занялась тем, что нашла все вчерашние рисунки и отметила на обороте авторов – не самая сложная задача. Кевин все еще не умел рисовать и не хотел учиться. Утророжденный рисовал неплохо, но только кошек. Он говорил, что просто очень их любит, но все знали, что он не умел рисовать ничего другого. Табаско принадлежал бледный невнятный портрет Лапши – как будто на самом деле она рисовала призрака Лапши. Чести всегда изображал на всех своих картинах себя, так что Красавчику Руби оставалась только одна картинка. Ну а свой рисунок Нона, очевидно, знала. Она разгладила листки и потрясла над раковиной, стряхивая крошки грифеля, а потом подошла к Ангелу, держа их перед собой. Ангел взяла их.
– Да, неплохо бы взять их с собой. Напоминание о нормальных временах.
– Мы никогда не вернемся? – спросила Нона.
Ангел вздрогнула и прижала палец к губам, но остальные были слишком заняты ссорой из-за желтых ягод и того, стоит ли делиться ими с Утророжденным.
– Незачем, – говорил Красавчик Руби.
– Надо, – возразила Табаско, и на этом все закончилось.
В общем, всем было плевать, что Нона сказала Ангелу. Ангел полистала рисунки и тихо сказала:
– Это выступление все изменило, Нона.
– Да, я знаю, – грустно откликнулась Нона.
– У нас есть обязанности.
– Я думала, ты сама себе босс.
– У меня много начальников, – возразила Ангел.
– Сколько?
– Миллионы, – ответила Ангел, и, судя по развороту плеч, это была чистая правда, – не беспокойся пока, Нона… я не помогаю и веду себя не слишком хорошо… просто иногда наступает момент, когда тебе приходится отделять поступки, которые ты совершаешь, чтобы чувствовать себя хорошей, от поступков, которые…
Ангел осеклась на полуслове, и Ноне показалось, будто у нее случился сердечный приступ, что ей вдруг стало невероятно больно. Она смотрела на самый верхний рисунок в стопке. Нона взглянула, готовая извиниться за очередной анатомически точный набросок Чести.
– А, это мой. – Она очень надеялась, что это поможет и расколдует Ангела. – Не волнуйся, это я нарисовала.
Ангел на мгновение потеряла дар речи. Затем она посмотрела на бумагу, затем снова на Нону и опять на бумагу.
– Конечно, – сказала она, как будто все было нормально и она не повела себя так, как будто ее ткнули ножом. Отложила рисунок в сторону и сказала: – Раздай остальные, ладно?
И улыбнулась Ноне, но это была очень странная улыбка, как будто Ангел забыла, как вообще работают улыбки. Нона немного удивилась, но, в конце концов, время было такое, всем сложно, поэтому она раздала все рисунки авторам.
– Я возьму рисунок Утророжденного, – решил Красавчик Руби, – мой мне не нужен, а какая разница.
Нона не стала спорить.
Когда все собрались, друзья Ноны сгрудились в раздевалке, где их не могли услышать. Табаско собрала их там. Ангел подошла к ним и сказала:
– Удачи, берегите себя, – и пожала руку каждому по очереди, кроме Ноны и Табаско. Она даже специально пожала руку Кевину. Никто не нашелся с ответом, кроме Чести, который крикнул:
– Спасибо, мэм.
Затем все потратили немного времени, чтобы погладить Лапшу, которая сидела рядом с Ангелом и даже протянула лапу по просьбе Руби, что всех очень порадовало. Потом Ангел ушла в класс вместе с Лапшой, все натянули свои куртки и накидки, а Нона и Табаско не стали их застегивать. Шапки и маски у всех болтались как попало. Настроение было мрачное, и все жались поближе друг к другу.
– У тебя есть копия карты, босс? – спросил Чести.
– Да. Ты ее запомнил?
– Ага. У тебя там правда что-то есть? Типа оружия?
– Заткнись. Тебе не нужны деньги. Кто отведет Кевина домой?
– Разве не ты? – спросил Красавчик Руби.
– Не могу.
– Я отведу, – вежливо сказал Чести, – раз аврал.
Табаско сделала выражение лица, которое, как все знали, у нее соответствовало улыбке и за которое кого угодно другого, даже Нону, просто ударили бы по лицу. Они с Чести обхватили друг друга за запястья. Нона слабо спросила:
– И что теперь? Мы больше не увидимся?
– Мы будем вместе, когда будем нужны друг другу, – сказала Табаско, – у нас есть куда пойти. Там кое-что припасено. Приводите семьи. Я присмотрю за вами. Я знаю как.