– Я уже много раз тебе говорила. Выходит так на так. Вчера голосовали за то, чтобы подложить в казармы бомбу и надеяться, что Ианте Набериус этого не переживет. Есть ощущение, что мы должны сыграть агрессора. Кровь Эдема очень хорошо умеет обороняться, не двигаясь вперед, постоянно отступать. Мы слишком многим обязаны Уэйк, чтобы продолжать играть в эту игру. Корона это понимает. Я думаю, она рассчитывает на победу… и теперь мы знаем, насколько велик выигрыш.
Камилла подошла к столу, звякнув цепью. Она приняла позу, которую часто видела Нона: руки скрещены, голова немного наклонена, выражение лица такое, которое у Ноны ассоциировалось со взлетом. Это была поза Паламеда, и на мгновение Ноне показалось, что это и есть Паламед, но это было не так. Это Камилла пыталась быть Паламедом.
– Послушай меня, – каждое слово падало, как камень в пруд, – это ловушка. Это не даст тебе информации. Это не даст тебе того, что ты зовешь ключом. Ты отпустишь ее туда одну, и она никогда не выйдет. Она собирается сдаться, а не сражаться.
Это был очень длинный для Камиллы разговор. Ценой страданий слегка нахмурилась и сказала:
– Я не могу поверить, что эта девушка убила собственную сестру-близнеца.
– Убила? – переспросила Камилла.
Маленькое электронное устройство снова запищало. Ценой страданий нажала кнопку, и динамики по углам коротко скрежетнули. Ценой страданий сделала универсальный жест, призывая Камиллу замолчать.
– Передаю. Мю на позиции. Снайперы готовятся на случай, если что-то пойдет не так. Стрелять лучше в голову. Прикрывайте Трою, если это возможно, но нам приказано стрелять, несмотря ни на что.
– Отзовите ее, – повторила Камилла, и впервые в ее голосе прозвучало отчаяние, – Корона не сможет ей солгать.
Ценой страданий посмотрела на нее, и на мгновение Ноне показалось, что она согласится. Без очков и маски читать ее было гораздо легче. Глаза ее, каре-зеленые с ресницами, чуть тронутыми черной тушью – очень роскошно по меркам Ноны, – эти глаза оставались бесстрастными, так что смотреть стоило на губы. Мгновенное колебание выразилось в поджатии губ. Потом прошло. Ценой страданий ткнула кнопку и сказала:
– Смотрите на площадь. Толпу сдерживают? Пусть ополчение их отвлекает. Не хочу, чтобы шальная пуля зацепила машину или кого-нибудь на выходе из здания… да… нет, оставим только звук, система не выдерживает нагрузки. Да. У вас есть приказ.
Камилла привалилась спиной к стене. Закрыла глаза и наклонила голову. Челка, которую давно пора было стричь, свесилась на глаза. Ценой страданий положила ресивер, потыкала кнопку, и звук в динамиках оборвался. Нона отвинтила крышку с бутылки и сделала большой глоток воды, смывая с языка кисловатый привкус.
Она чуть не выпрыгнула из собственной шкуры, когда динамики вдруг взревели звуками дороги, когда отчаянно засигналила машина, требуя ее пропустить. В динамиках трещало. Кто-то дышал тяжело и слишком быстро. Двигатель звучал так, будто Нона стояла прямо в нем. Но при этом слышно было все, даже как снаружи кто-то хватается за колесо. Кричали люди. Послышался металлический грохот, а потом возмущенный шепот Короны:
– Хватит в меня кидаться, придурки.
Ее голос и дыхание не совпадали друг с другом. Все было преувеличенно громким и странным. Колеса перевалили через что-то, въехали на новое покрытие.
– Я внутри, – сказала Корона, и раздался щелчок – выключилось зажигание. Дверь машины открылась с грохотом разорвавшейся бомбы. Сапоги Короны застучали по земле. Крик отдалился, но по-прежнему звучал на фоне.
Его прервал далекий голос, приказавший на языке Домов:
– Ни шагу дальше.
Голос Короны, куда громче и ближе:
– Я безоружна! Безоружна! Я гражданка Девяти и прошу права святилища во имя Третьего дома, во имя Императора Неумирающего! Ради бога, в меня целится снайпер!
Наступила абсолютная тишина. Голос Короны из испуганного стал раздраженным:
– Я Коронабет Тридентариус, кронпринцесса, наследница Третьего дома. Моей матерью была Виолабет Тритос, моя сестра – ликтор, и мои мозги сейчас разлетятся по плитке, если вы не соизволите дать мне проехать.
Раздался еще один лязг. Что-то открылось и закрылось. Кто-то хрипло сказал:
– Коронабет Тридентариус мертва уже более года. Садись в машину, разворачивайся и уезжай, – но другой голос, еще слабее, возразил:
– Да ты посмотри на нее.
Корона отчаянно сказала:
– Моя сестра находится на территории Когорты. Она сможет меня опознать. Скорее.
– Ты же понимаешь…
– Я понимаю, лейтенант… лейтенант, верно? И поэтому прошу позвать Ианту. Мою сестру! Она сможет опознать меня или мое тело, как вы решите! Вытащите меня из этой толпы!
Наступила еще одна пауза. Дыхание Короны стало намного мягче, менее напряженным, менее странным. Послышались треск и удары, которые Нона не смогла узнать. Она сделала еще глоток воды и посмотрела на Ценой страданий, которая держала одну руку на своем экранчике, как на спусковом крючке. Посмотрела на Камиллу. Та закрыла глаза и медленно переносила вес с одной ноги на другую – так медленно, что цепь даже не звенела.
Послышался далекий крик. Снова лязг. Голоса, которые Нона не разобрала. Потом наступила тишина, слившаяся из этого фонового шума, бессмысленных слипшихся друг с другом звуков. Еще один далекий звон. А потом Корона сделала самый длинный вдох, который Нона слышала в своей жизни.
– Корона, – крикнул кто-то новый. Нона уже слышала этот голос во время трансляции. Шаги, переходящие в бег. Что-то врезалось в Корону. Беспорядочные звуки – шорох ткани, всхлипывания, помехи в эфире, и Корона, совсем не похожая сама на себя, и второй голос, говорящий одновременно с ней:
– Не трогай меня. Не прикасайся ко мне.
– Тихо, милая, тихо. Мы здесь. У нас все в порядке. Я нашла тебя, дорогая.
– Господи, ты такая холодная. Он такой холодный.
– Он мертв, дорогая. Я здесь, внутри. Прости, прости меня.
– Как ты могла? Как ты могла?
– Пожалуйста, прикоснись ко мне. Я умру.
– Я тебя люблю. Я люблю тебя, я люблю тебя, я так скучала по тебе. Пожалуйста, окажись настоящей.
– Я настоящая… мы настоящие.
– Господи, Ианта, – сказала Корона, и ее голос снова изменился, – это отвратительно. Ты посмотри на него. Я тебя ненавижу.
– Нет, не ненавидишь. Ты всегда так говоришь. Не плачь, милая. Не смей плакать, когда я не могу плакать с тобой. Это нечестно. А я не могу плакать, если только не поработаю над слезными протоками вручную. Ты только посмотри на себя… ты такая красивая, даже с этими дерьмовыми побрякушками и секущимися концами. Заклепки, милая? Серьга для похудения?
Корона икала, рыдала и смеялась одновременно:
– Не смей. Не говори как Бабс.
– Ты сама знаешь, я всегда говорила как Бабс, за исключением тех случаев, когда Бабс говорил как я. Мы были честны.
– Иди сюда, любовь моя, – сказал голос, и рыдания Короны стали тише, а потом вообще прекратились.
Через некоторое время Корона сказала:
– Откуда ты узнала, что я здесь?
– А я не знала, – ответил другой голос, – сейчас мои люди прочесывают еще три планеты в поисках тебя. Я никогда не думала, что ты окажешься здесь. Боже, какой кошмар! Он решит, что я сделала это специально. А я ни в чем не виновата. Как ты оказалась на этом жалком астероиде, милая?
– Это длинная история.
– У меня полно времени. Ну давай же. Давай поговорим внутри. Да вылезай из машины, это безопасно. Я сейчас не совсем в форме, так что мне нельзя наружу. Давай скорее.
Икота утихла, и Корона настойчиво сказала:
– Нет. Мне нужна машина. Ианта… Ианта, мне нужна твоя помощь.
– Что угодно, но заходи внутрь.
– Нет, погоди.
Снова звон. Шаги. Открывающаяся дверца машины. Другой голос, нежный, но даже не пытающийся скрыть отвращение.
– Да ты издеваешься.
– Ей нужна твоя помощь, – сказала Корона.
Камилла подняла голову.
– Я полагала, что она покинула эту юдоль скорбей, – недовольно ответил другой голос.
– Харрохак тебе не говорила?
Голос стал холодным и жестким, как кубик льда.
– Харроу… что? Когда ты говорила с Харроу?
– Просто помоги мне затащить Юдифь внутрь. Вы должны помочь ей. Седативный эффект скоро пройдет. Ианта, ты единственная. Ианта, не смотри на меня так. Если будешь так на меня смотреть, я уйду. Хочешь меня, бери и ее, ясно?
Другой голос протянул с явным отвращением:
– Юдифь Дейтерос? Юдифь-дни-рождения-в-календарике-Дейтерос? Серьезно?
– Это синее безумие, Ианта, она не может…
– Юдифь Дейтерос, из-за которой ты при игре в «Женись, убей, реанимируй» говорила «реанимируй», потому что никто не мог понять разницу? Эта Юдифь Дейтерос?
Ценой страданий постучала по экранчику, нажала кнопку и коротко велела:
– Проверяйте подвал. Где охрана? Кто следит?
В динамиках Корона говорила:
– Я не могу… не могу просто дать ей умереть. После того, как умерли все остальные.
– Господи, дорогая, просто забудь. Никого не волнует Юдифь Дейтерос. Серьезно, в мои планы не влезает никакая Юдифь Дейтерос. Она окончательно сбрендит еще до ухода номера Седьмого. Ее приятнее убить. Две трети некромантов казарм уже мертвы. Осталось всего несколько человек, и вчера мне пришлось уложить троих, которые уже совершенно не соображали, а они выглядели значительно живее, чем Дейтерос. Прекрати так на меня смотреть. Как тебе мой наряд?
– Плохо, – холодно ответила Корона, – в белом у Бабса бледный вид.
– Подожди, пока не увидишь в этом меня.
– Да уж наверное.
– Я же говорю, перестань так на меня смотреть, – томно произнес голос, – да ладно, Корона, ты дуешься, а мне плевать. Я же теперь ликтор. Я видела, как сказали бы поэты, некоторое дерьмо. Я правда думаю, что тебе следует позволить мне ее усыпить. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь, что можешь вернуться домой только победоносным героем. Ты ошибаешься. Во-первых, никому нет никакого дела до Юдифи, а во‐вторых, наш с тобой день рождения уже объявили государственным праздником. Не день «вступления в ликторство возлюбленной дочери Третьего дома», а день «безвременно ушедшей дорогой Коронабет». Когда я услышала, то чуть со смеху не умерла. Тебе неприятно, милая? Я не хотела.