Она была так хороша, что Нона мгновение не замечала больше ничего. Густые золотые волосы рассыпались по плечам шелковистыми волнами, а красивая бледно-желтая туника обнажала золотистые плечи и шею. В разрезе до бедра виднелись мягкие черные кожаные штаны, на изящных крупных ногах красовались сандалии, а на ремне висела ее обычная рапира. Это было настолько великолепно, что Нона искренне обрадовалась тому, что одета в чистое, а не в футболку из рыбной лавки. Потом она наконец отвлеклась от Короны и разглядела ряды статуй. Но это оказались вовсе не статуи. Десятки людей в форме стояли в две шеренги, прижимаясь как можно ближе к стенам. Они не дышали. Глаза у них были широко раскрыты. Они были мертвы. Когда принц встал со стула, их плечи – все до единого – еле заметно дернулись.
В жизни принц оказался намного ниже ростом, чем она думала, стройнее и легче, особенно рядом с Пиррой, которая возвышалась, как каменная колонна. Она стояла настолько не так, как Пирра, что на мгновение Нона обманулась: она держалась так напряженно, так прямо, как будто ей было неуютно в собственном теле, и все это походило на мираж. Но движение разрушило чары, по крайней мере для Ноны. Пирра сложила руки на груди таким привычным и знакомым жестом, что Нона безошибочно ее узнала.
Нону покорил вид принца. Она никогда раньше не видела в реальности никого из телевизора. Благодаря трюку с глазами она могла пялиться сколько угодно и не чувствовать себя невежливой: на принца, на его восковую кожу, чудесный мундир, блестящие волосы, голубоватые глаза, на его позу – он стоял так, как стояла бы змея, если бы у нее были ноги.
– Ты опоздала почти на минуту, Харри, – сказал он.
23
Нона пересекла черно-белый зал, залитый электрическим светом. Перед возвышением лежал большой красный квадратный ковер, она остановилась на краю и посмотрела на принца Набериуса уже более открыто. Принц вдруг спустился с возвышения и быстрым шагом подошел к ней, и Нона нечаянно сделал шаг назад. Это остановило принца.
– Посмотри на меня, – сказала она.
Нона ничего не сказала и не сделала. Она сглотнула, но почувствовала, что это нормально, Харрохак наверняка тоже время от времени сглатывала.
– Это же смешно, – сказала принцесса. – Это не может сработать. Это не может быть делом твоих рук… не то чтобы я не впечатлена. Конечно, ты выглядишь ужасно, но мне вообще пришлось появиться в древней модели прошлого сезона.
Корона странно булькнула. Принцесса повернулась к ней и сказала с легким упреком:
– Ты не упомянула эту маленькую деталь. Она все время была слепа?
– Я сказала тебе, что она здесь, – ответила Корона. Глаза у нее покраснели, а ресницы казались слишком черными. – Без подробностей. И что?
– Ты очень многое не рассказываешь, и это меня бесит. Понимаешь, мои эмоции выражаются через две нервные системы, поэтому я правда не знаю, что с ними делать. Я провела в теле Бабса почти три дня. Бесит. Ну же, Харри. Тебе что, нечего сказать?
– Нет, – сказала Нона.
– И зачем я вообще спрашиваю, я же и так знаю ответ. О, – оживилась принцесса, когда Камилла догнала Нону и встала рядом, – а вот и возвращение самого скучного в мире блудного сына. Это не твои очки, Гект, и я удивлена, что тебе разрешили их взять.
– Принято к сведению, – сказала Камилла.
– Ладно, не суть. Это просто любопытно, вот и все. Как ты, Гект? Как дела? Привыкаешь к жизни без своего некроманта? Ходишь на вечеринки, самореализуешься, совершенствуешься? Думаю, раньше у тебя не было такой возможности.
– Ианта, не дави, – предостерегла Корона.
– Мне все равно, – сказала Камилла.
– Люблю, когда людям все равно, – тепло сказала принцесса Ианта, – да и почему тебя должно это волновать? Кого волнует, что я думаю? Я всего лишь ликтор, священный кулак, сжимающий власть над жизнью и смертью, вознесшийся к положению, которое твой напыщенный хвастливый некромант отверг. А ты сама большая девочка, из-за которой Шестой дом откололся. Скажи мне, тебя за это любят в Крови Эдема? Можешь не отвечать, я представляю ситуацию. Корона – прекрасный и талантливый символ, а ты мрачная чудачка, которая не осознает цену революции. А, ну и нянька для Харроу, видимо. Но тебе это должно быть приятно, она совсем не похожа на скучного мелочного Секстуса. Харри, ты серьезно? Реакции не будет?
– Нет, – сказала Нона.
– Что-то все идет не так, как я хотела. Я думала, мы с тобой обменяемся дерзкими шуточками. Думала, ты потребуешь у меня тело своего рыцаря.
Эта реплика была вброшена в разговор как бомба. Нона позволила себе посмотреть слепыми глазами прямо вперед, не реагируя и не зная как. В зале стало тихо.
– Твое пламя остыло? – спросила Ианта в конце концов. – Ты передумала на этот счет? Камилла тебе больше подходит? Как по мне, она очевидно лучше, вряд ли она шутит про задницу больше одного раза в день…
Реплика повисла в воздухе. Нона продолжала молчать. Тишина длилась, пока Ианта снова не заговорила, на этот раз с явным нетерпением.
– Что ж, Гект, спасибо, что пришла. Думаю, ты знаешь, почему ты здесь.
– Я не собираюсь играть в угадайку.
– Уверена, ты можешь сделать исключение.
– Камилла, не волнуйся. Все будет хорошо, – быстро сказала Корона.
– Милая, прекрати говорить, что все будет хорошо, – одернула ее Ианта, – я обещаю, что ничего не будет хорошо. Строго говоря, у нас тут происходит антоним слова «хорошо».
– Ты хочешь вернуть Шестой дом, – сказала Камилла.
– Не я, – возразила Ианта, – я читала нравоучительные романы Шестого дома, в которых очень умные дети спасают положение с помощью логики, и, как по мне, вы можете катиться. Нет, это Бог хочет вернуть Шестой дом… очень сильно. Неудачное выбрано время. Сначала мы слышим, что пропал объект Шестого дома. Учитель предполагает, что он расплавился в результате маленькой домашней драмы, и это причиняет ему страдания. Потом мы узнаем, что он действительно пропал, а не сгорел. Кто же знал, что вся станция была портативной, рассчитанной на передвижение? Армия это не проглотит, прямо скажем. Как ты протащила ее через стелу? С учетом веса выдержать давление Реки невозможно.
– Пятьсот тридцать два обелиска, – пояснила Камилла.
– Да? Я думала, около шестисот.
– Пагубные последствия начинаются после пятисот пятидесяти.
– Чем ты их компенсировала, ну чисто из любопытства?
– Предпочитаю не отвечать, – сказала Камилла.
– Фу, – сказала Ианта Набериус, – ладно, придется спросить у вашего Надзорного органа. У одного из его членов. Все нам точно не нужны.
У Ноны зачесались глаза, и очень сложно было их не потереть. Она сосредоточилась на Короне, которая очень разумно говорила:
– Ианта, ты не можешь убить все правительство и администрацию Шестого дома.
– Спорим?
– Нет. Я уже говорила тебе. У них случился провал морали, не трогай их. Помести их под тайный арест Домов, придумай какой-то стимул, помоги им прийти в себя. Если их убить, все узнают.
– Никто не узнает. Никто не знал, что ты, Дейтерос и Гект не погибли в доме Ханаанском. Но все помнят день, когда вспыхнул Доминик. Дома будут счастливы возвращению любого обломка Шестого. Очень трагично, что все шестнадцать лидеров Шестого дома погибли, но так оно и случилось.
– Не будь дурой. Шестой дом настолько клановый, настолько зацикленный на системе, что ты никогда по-настоящему его не вернешь…
– Это называется «отставка», моя дорогая, – терпеливо сказала принцесса. – Тебя вообще ничему не научили в твоей террористической ячейке? Это называется «подать в отставку», и я планирую научить этому Бога. Он очень расслабился за последние тысячи лет… обленился, прямо скажем. И теперь пожинает то, что посеял. Это называется «страх». Я видела страх и поняла его и теперь чудесно разбираюсь в его внушении. Я Святой трепета. Гект, ты улыбаешься?
Нона, пораженная, повернулась к Камилле, немедленно дернулась назад, уверенная, что ее поймают, но успела увидеть лицо Камиллы. Та улыбалась легкой свободной улыбкой, как будто слушала интересную историю.
– Да.
– Ну расскажи, вместе посмеемся, – потребовала Ианта.
– Знает ли Бог, почему Шестой дом ушел?
– Полагаю, этому была какая-то жуткая высокоморальная причина, и, ради бога, не говори как философский трактат.
– Шестой дом, – сказала Камилла, – не склонен к философии.
Ианта Набериус раскинула руки в нетерпеливой мольбе.
– Тогда почему… так много паники, хаоса и драмы из-за того, что…
– Кассиопея из Первого дома оставила нам инструкции много лет назад, – сказала Камилла, – мы отправились за ликтором.
Принцесса Ианта Набериус раскрыла рот, дав Ноне возможность разглядеть – смутно – ровные белые зубы. Она вскочила на возвышение, рухнула обратно на стул – мертвые тела судорожно дернули левыми бедрами в унисон, как в танце, который Утророжденный якобы умел танцевать, но на самом деле нет.
– Вы говорили, что она мертва! – бросила Ианта Пирре.
– Она мертва, – сказала Пирра, – мы видели, как она умирала.
– Тогда как?
Но Камилла и Пирра не ответили. Принцесса провела рукой по мертвым сине-зеленым глазам с коричневыми крапинками.
– Господи. Это последнее, что нам нужно. Если он услышит, что очередная двуличная шлюха предала его, он никогда не восстановится. Он сейчас такой ранимый. Даже если мы уничтожим Антиохию и поднимем флаг Первого дома на самой высокой башне.
– Кэсси играла вдолгую, – заметила Пирра.
– Это… херня. Обидная. – Принцесса вдруг показалась удивительно юной, несчастной и разочарованной.
Корона вскочила со стула и опустилась на колени перед принцессой, обвила руками ее ноги и прижалась щекой к мертвому правому бедру. Принцесса протянула руку, взъерошила сияющие упругие кудри и вздохнула мертвым холодным вздохом. Корона заговорила самым тихим и нежным тоном, который Нона от нее когда-либо слышала:
– Детка, это ужасно.
– Корона, это смерть.