Нона рассмеялась, пусть и слабо.
Широкий коридор заканчивался открытыми дверями на улицу, и было видно, что в город пришла ночь. В двери врывался теплый ветер, приятно пахнувший автомобилями, слышались гудки. Обидно было возвращаться в большой, покрытый плиткой зал с трупами, вонючий и затхлый. Зато оказалось, что Камилла выглядит намного лучше и даже стоит сама. Голый живот ей забинтовали, на плечи она накинула белый мундир Ианты Набериус, но она стояла. Ее лицо все еще казалось сероватым, а не смуглым, и блестело от пота, но она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
Капитана принесли в зал и уложили на пол, подложив под голову свернутые тряпки. Она продолжала беспорядочно дергаться, как будто по рукам и ногам ее пробегали молнии или как будто ее дергал пьяный кукловод. Она то и дело открывала рот, и Нона искренне обрадовалось тому, что из этого рта не доносилось никаких звуков, кроме тихого оханья.
Когда вошли Нона и Корона и Пирра с трупом, Паламед и Камилла внимательно посмотрели на них. Лицо Паламеда дрогнуло и сморщилось:
– Никакой реакции?
– Нет. Нона даже поцеловала эту… хрень в губы, – сказала Пирра.
– Это личное, Пирра, – сказала Нона и смутилась от того, каким пискливым показался ее голос.
– Что же, это просто копия? – спросил Паламед. – Положи ее.
Пирра опустилась на колени, и Нона с интересом посмотрела, с какой осторожностью она обращается с рыжеволосым трупом, который сейчас казался совсем мертвым, такими тяжелыми и вялыми были конечности. Корона присела на корточки, чтобы Нона могла соскользнуть с ее спины.
Камилла сказала:
– Если это копия, то все кончено.
– Этого не может быть, – тупо сказала Корона.
– Очень даже может, – возразила Пирра.
– Но это не имеет смысла. Если это копия, моя сестра этого не знала. Она вела себя так, будто танцевала на горячих углях, – и не для того, чтобы обмануть меня.
– Дайте мне минутку, – велел Паламед.
Он опустился на колени рядом с трупом – очень неловко, двигался он куда неуклюжее, чем обычно.
– Кажется, я вывихнул коленную чашечку, – мягко сказал он, – это не так просто, как с тобой, Кэм. Ладно, Гидеон. Давай посмотрим на тебя
Он размотал шейный платок, и Нона отвела взгляд. Огромная рана разделяла горло надвое. Нона пожалела, что у нее больше нет кос, которыми можно завесить лицо. Паламед наполовину расстегнул рубашку, и в груди обнаружилась еще одна рана – бескровная, фиолетовая и рваная, с торчащими из нее белыми клыками.
– Ущерб соответствует заявленным травмам. Должна быть еще одна рана ниже.
– Если это работа Джона, это ничего не доказывает. Копия будет точной, – сказала Пирра.
– Я знаю. Но здесь у меня есть преимущество – я прикасался к ней, пока она была жива.
– Да, но…
Паламед положил руку Ианты Набериус на рану. Закрыл глаза – свои собственные глаза, красивого темно-серого цвета, а не странные голубые в крапинку, – но почти сразу дернул головой, сильно чихнул, вздрогнул всем телом и убрал руку.
– Что… что это?
– Ты только что повстречался с Богом, – сказала Пирра.
– Он мне не нравится.
– Бог охраняет ее… или создал ее. Или и то и другое. Попробуй что-то разглядеть через это. Его сила – как удар в лицо, Секстус. Если он к чему-то прикасается, на этом уже не будет никаких других следов. Слишком много шума.
Корона сморщила свой изысканный нос.
– В этом и вопрос. Когда Кровь Эдема подобрала ее… почему они вообще решили, что дело нечисто. Гидеон никогда не подавала никаких признаков разложения. Она всегда выглядела так, как будто умерла пару минут назад. Ее обернули пленкой и бросили в реку, посмотреть, что случится. Я это видела. Поначалу это ужасно, а потом стало просто смешно. Тихо, Юдифь. Я здесь.
Капитан снова задергалась. Корона подошла к ней и нежно сказала:
– Если бы не ты, я бы во все это не влезла. Ты паразитка.
Капитан умолкла, только руки и ноги продолжали подрагивать.
– Вполне возможно, что именно это и удерживает Нону, – сказал Паламед, – неважно. Мы должны исходить из того, что это действительно Гидеон Нав. Поднимите ей голову, чтобы я мог дотянуться до шеи. Удостоверимся, что Ианта не сможет перейти в нее, что бы ни случилось. На простую защиту от призрака меня хватит. Кэм, я воспользуюсь твоей кровью – это единственный ресурс, который у нас практически разлит по всей комнате.
– Я могу дать тебе еще, у меня примерно ложка осталась.
– Камилла Гект. Я бы тебя ударил, вот только при попытке Набериуса Терна ударить тебя я сам чего-нибудь недосчитаюсь.
Они перевернули труп принцессы. Паламед нарисовал несколько закорючек на ее затылке мизинцем Ианты Набериус, используя окровавленную одежду Кэм вместо палитры. Действовал он очень осторожно. Помахал над рисунком рукой, чтобы он скорее высох.
– Страж, мы продолжаем? – спросила Камилла.
– Да. Забираем Надзорный орган и уходим.
– Но шаттл, – сказала Корона.
– Надзорный орган, затем шаттл, – возразил Паламед, – главный архивариус Юнона Зета отлично разбирается в заклинаниях. Она растопчет все мои предложения и выскажет десяток своих, о которых я и подумать не мог.
Похоже, это не полностью убедило Корону.
– Даже если мы получим работающий шаттл, что дальше?
– Установка Шестого дома, – сказала Камилла, а Паламед закончил:
– Мы воссоединимся с Шестым домом… выведем некромантов из этой системы и ее влияния. Найдем способ выманить Зверя Воскрешения прочь с этой планеты, чтобы дать населению передышку и защитить его куда вернее армии Домов… мы вылечим Нону, остановим войну, подпишем мирный договор, отправимся в Девятый дом и начнем настоящую битву.
Нона обнаружила, что все взгляды обращены на нее. Она оглянулась на случай, если все смотрели на кого-то у нее за спиной, но тут была только она. Она не знала, что такое Девятый дом. Ни у кого из ее знакомых не было больше одного дома. У Чести вряд ли была хотя бы четверть дома. Она не знала, что такое Девятый дом, но ее зубы стучали, совершенно независимо от нее, и она очень сильно сжала челюсти. Это заставило всех отвернуться, и она обиделась, потому что их лица выражали чистую жалость.
Паламед начал переворачивать труп обратно на спину – Камилла попыталась подойти и помочь, но он прогнал ее. Перевернутый труп лежал, неуклюже раскинув руки. Одежда и рапира пришли в полный беспорядок. Паламед сказал с явным удовлетворением:
– Ну что же. Это будет первый барьер, который не позволит ей совершить перемещение. А теперь, Кэм, дай мне шприц.
Камилла поискала в аптечке, которую принесла Корона, достала большую иглу и сняла с нее пленку.
– Секстус, не думай, что я об этом не подумала, – сказала Пирра, – если бы образца крови было достаточно, я бы первая с этого начала. Харрохак Нонагесимус не сможет откатить этот гребаный камень в сторону, если кровь не будет совершенно свежей.
– Никогда не знаешь, – спокойно сказал Паламед, – ты посмотри на нее. Ровные цвета, никаких следов обезвоживания или воздействия гравитации на внутренние органы. Раны выглядят чистыми и обработанными. Я, вероятно, смогу получить приличный образец.
– Даже если кровь сохранится вне тела, нам придется забрать ее с собой на всякий случай.
– Если она сохранится вне тела, это даст нам интересную пищу для размышлений. Я собираюсь проколоть бедренную фасцию.
Камилла сунула ему ножницы, и он сделал короткий разрез в мягких кожаных штанах трупа. Потом ощупал кожу пальцами, приставил к ней иглу – и тут рука трупа рванулась вперед и обвилась вокруг его запястья, прежде чем кто-либо сумел помешать. Нона заметила, что один из рукавов трупа закатан, а на запястье висит забавный толстый браслет: плетеный шнур из нескольких разных цветов, ни один из которых не подходил к другим.
– Во-первых, это не сработает. Во-вторых, я ненавижу иглы, – сказал труп, – в‐третьих, чувак, если ты так снимаешь с дамы штаны, неудивительно, что я увела твою девушку.
Паламед откинулся назад.
– Не мою. В отличие от некоторых из присутствующих, я никогда не находил ничего привлекательного в злобных пумах, – сухо сказал он. – Доброе утро, Гидеон.
25
Пирра быстро щелкнула затвором. Она ни в кого не целилась, но пистолет держала в руках, и руки эти напряглись.
– Секст, назад, – велела она.
– Кто это? – спросил труп, не отпуская запястья Паламеда. – Ого, какие люди. Это ты хвасталась, что уделала мою мамулю?
– Любой, кто уделал бы твою мамулю, не преминул бы этим похвастаться.
– Девятая? – нервно спросила Корона.
Пирра проигнорировала ее:
– Он вернул тебя обратно. Он сделал из тебя призрака.
– Ага, – согласилась девушка.
– Но это невозможно. Он не сумел бы отделить тебя. Твоей девушке не удалось полное слияние, но то, что она взяла от тебя, даже Джон не смог бы вернуть. И… он вернул тебя не полностью? Вернул такой?
– Секстус, если ты не уберешь эту иглу, я сломаю гребаную руку Набериус, – раздраженно сказал труп.
– Я не могу, – сказал Паламед. – Ты все еще держишь меня за запястье.
– Ой. Ага. Если я отпущу твое запястье, не надо меня тыкать и убегать, окей?
– А как, по-твоему, берут образцы крови?
– Пожалуйста, – сказала Корона, – я ничего не понимаю. Ты… правда Девятая? Гидеон из Девятого дома? Ты… жива?
Труп отпустил запястье Паламеда. Паламед убрал руку со шприцем и сел на пятки. Мертвая девушка села, затем оперлась рукой об пол и с удивительной легкостью поднялась на ноги. Отряхнула штаны.
Нону потрясло не то, что труп пошевелился. А то, как он шевелился. Нона не могла перестать смотреть. Она никогда раньше не видела, чтобы кто-то так двигался.
– Нет и нет, – сказала девушка, – я принцесса Кириона Гайя из Первого дома, Ее Божественное Высочество, первый лейтенант Когорты, хранитель жизни Императора – просто почетный титул, но кого это волнует – наследница божественного Императора, первая из Принцев Башни. И я мертвее мертвого.