– Джон, ты сумасшедший мудак, – тихо сказала Пирра, не опуская пистолет.
– Наследница божественного Императора? – спросила Корона.
– Кириона? – спросила Камилла.
– Если хочешь, можешь звать меня Гидеон, – сказала принцесса Кириона Гайя из Первого дома, – я никак не могу привыкнуть отзываться на Кириону. Кстати, кто тут у нас? – Она с интересом оглядела группу. – Корона… отлично выглядите, мэм, с вашего позволения… Кэм, хотя, судя по всему, ненадолго. Мудила-прайм. Юдифь Дейтерос за каким-то хреном… ну или ее труп. И Сексти. А, и фальшивая Нонагесимус. – Она сделала паузу. – Все, кроме Короны, могут валить. Ты почему вообще ходишь, Секстус? Я думала, ты подох.
– Сколько ты уже не спишь? – спросил Паламед, вставая с заметно бо́льшим трудом, чем труп принцессы.
– С самого начала. Я играла в опоссума. Правда, я умная?
Нону в целом достаточно возмущало все поведение принцессы Кирионы Гайи, но это последнее восхваление оказалось невыносимым.
– А я знала! – выпалила она. – Меня ты не обманула. Я видела, как ты на меня смотрела в той комнате! Ну, когда я…
– Ага, поздравляю, – саркастически сказала принцесса, – нет, булочки мои, я вас не обманывала. Что это за младенец? Дайте ей, что ли, соску, чтобы она заткнулась!
Нона открыла рот, чтобы сказать худшее, что она когда-либо говорила: она не совсем знала, что это будет, но чувствовала, что это будет очень, очень плохо. Возможно, хуже всего, что когда-либо говорилось в принципе, она чувствовала, как эти слова рождаются у нее в горле, но тут Паламед кинул на нее умоляющий взгляд, и она заставила себя сжать челюсти.
– Нона, извини, но придется подождать, – сказал Паламед, – это все куда менее осмысленно, чем мне бы хотелось, а времени у нас мало. Нав, почему Ианта вообще заперла тебя, если ты действуешь самостоятельно?
– Она очень разозлилась из-за того, что я в принципе с ними отправилась. И отключила меня на публике, чтобы я не испортила важную миссию, связанную с Шестым домом. – Она издала оскорбительный звук, резко выпустив воздух между почти сомкнутыми губами.
– Отправилась? – переспросил Паламед. – Ты имеешь в виду, что вы обе путешествовали через Реку? В этом шаттле?
– Не может быть, – сказала Пирра, пристально наблюдавшая за принцессой, – уже нет. К тебе привязана душа, малышка… или часть. Джону пришлось бы пойти с тобой, чтобы ее не сорвало.
Принцесса-труп склонила голову набок, как любопытная птица.
– Ты в последнее время не бывала в Реке, да?
– О чем ты?
– Думаю, в какой-то момент ты поймешь. Так или иначе. Вы собираетесь в Девятый дом, так? Я с вами.
– Зачем? – спросила Камилла.
– А почему нет? – Принцесса пожала плечами. – Меня мучает ностальгия. Боже, как я скучаю. Нет скелетов лучше домашних. Столько счастливых воспоминаний…
– Нав, – спокойно сказал Паламед, – если ты не спала все это время, ты прекрасно знаешь, что мы делаем. Учитывая, что ты назвалась принцессой Кирионой Гайей из Первого дома, ты разве не должна пытаться остановить нас во имя Императора?
Принцесса Кириона Гайя улыбнулась. Это была не очень дружелюбная улыбка: она медленно расползалась по лицу и выглядела голодной.
– Сексти, ты что, хочешь со мной поссориться?
– Нет, – сказал Паламед, одновременно поднимая руку, чтобы остановить Камиллу, сделавшую шаг вперед, – совсем не хочу. Я уже дрался сегодня с одним из так называемых Принцев Башни. Кроме того, я считаю тебя своим другом.
Это вызвало у Ноны смутное возмущение: она не могла поверить, что кто-то такой добрый, как Паламед, мог дружить с таким ужасным человеком, как Кириона Гайя.
– Но я изо всех сил пытаюсь понять, почему ты здесь… что ты делаешь… чего ты хочешь добиться? Чего ты хочешь, Гидеон?
Принцесса-труп задумалась.
– Да ничего я больше не хочу, – весело сказала она, – мне насрать. Я влезла в шаттл Ианты, потому что мне показалось, что это веселее, чем принимать парады дома. Я могла бы вас всех поубивать, и Джон наверняка вручил бы мне очередную медаль или что… ладно, не Корону, Ианта бы никогда с этим не смирилась. Но медали, фу. Я хочу туда, где что-то происходит. И мне кажется… У меня такое чувство, будто у меня остались незавершенные дела в Девятом. Очень личные.
– Она лжет, – тут же сказала Нона. От принцессы исходило так много белого шума, что она не могла точно сказать, где ложь, но она точно пряталась в этой улыбке.
– Я, кажется, велела тебе захлопнуть свою краденую пасть, – неприятным тоном сказала Кириона.
– Не торопись, Девятая, – сказала Камилла.
Сердце Ноны дрогнуло. Не имело значения даже то, что Кириона сказала:
– Конечно, Кэм. Выходи замуж за дебила, а потом сдохни. Отличная идея.
Паламед очень терпеливо повторил:
– Чего ты хочешь, Гидеон?
Принцесса-труп и глазом не повела.
– Я хочу вернуться. Кого волнуют мои мотивы?
Это не было похоже на ложь. Корона посмотрела на Нону, Нона пожала плечами. Корона отчаянно посмотрела на Паламеда. Паламед, как заметила Нона, выглядел каменно-спокойным и не выдавал своих чувств.
– Страж, пожалуйста, – сказала Корона, – она нам нужна.
– Да, – сказала принцесса, – и не в пробирке. Так что либо вы позволяете мне отправиться в Девятый, либо набрасываетесь на меня все вместе и проверяете, сможете ли вы добыть хоть каплю моей мертвой крови. Охренеть. Так или иначе, день прошел не зря.
Камилла дернулась вперед, и принцесса увидела ее и ухмыльнулась.
– Вот молодец. Давай, Кэм. Ты там в целом жива, да? Упрощу тебе задачу. – Она закатала рукав и вытянула вперед обнаженное предплечье. Сжала кулак. – Попробуй. Я готова к уколу, док.
Камилла шагнула вперед более решительно, не сводя глаз с принцессы.
– Ради всего святого, Нав, оставь показуху, – сказал Паламед, но Камилла взяла запястье принца, прижала к нему иглу и решительно толкнула поршень.
Игла сломалась, как будто она воткнула ее в кафельный пол. Камилла отшатнулась, как будто потеряла равновесие. Кириона Гайя раскрыла кулак, придержала Камиллу за плечо, а затем словно бы вздрогнула и грубо оттолкнула ее. Камилла упала обратно в объятия Паламеда.
Принцесса уставилась на них. Глаза у нее теперь были совсем не такие, как у Ноны: они были твердыми, мертвыми и яркими, как драгоценные камни.
– Мой отец сделал кости моего тела плотнее титана, – холодно сказала кронпринцесса, – мой отец сделал так, что от моей кожи отскакивают пули. Я – идеальная десница и последнее воплощение искусства Девяти домов. Как вы не понимаете? Я – создание Императора.
– Жаль, он не прикупил шпаклевки для лишних дырок, – заметила Пирра.
– Это для ускорения, – быстро сказала Кириона. Затем она посмотрела на Камиллу, на красное пятно, проступившее на бинтах, скривила губы и сказала: – Ты кончишь так же, как я, если так и будешь страдать херней.
– Нав. Что бы случилось, если бы я взяла у тебя кровь?
– Как? Иглой поострее? Нет шансов. Моя кровь сгорает вне моего тела. Превращается в пепел. Нужно ее обработать, ну, например, напитать талергией, чтобы предотвратить мгновенную танергическую реакцию. Но когда она вступит в реакцию с воздухом, консервация ну вроде как откатится назад. Она не статична.
Посмотрев на лицо Паламеда, она расхохоталась.
– Да брось, парень. Я Гидеон второй версии. Я теперь знаю штук пять фактов о некромантии.
Почему-то именно из-за этого Паламед дернулся, словно его ударили; лицо Ианты Набериус на мгновение исказилось. Затем он встряхнулся и сказал:
– Если Кровь Эдема узнает, что ты говоришь и ходишь, Гидеон, они наденут на тебя наручники примерно в шестнадцати разных местах. Как ты насчет этого?
Кириона повернулась, чтобы посмотреть на них. Нона не могла до конца поверить, что они этого не видят, но они не смотрели, они ничего не замечали. Это было в каждом движении Кирионы – в быстром мелькании ее рук, в размахе ног, в широких, дерзких шагах, в необычной грации, с которой она передвигала свое мертвое тело.
За всю свою короткую жизнь Нона никогда не видела настолько печального человека. Она почти испугалась смерти из-за этого.
– Никто не сможет меня удержать, – сказала Кириона.
26
Командир не стала брать у Страсти грузовик с решеткой. Всех людей засунули в большие грузовики с сиденьями по бокам вроде тех, в каких разъезжали по городу наемники, но с закрытыми брезентом кузовами, чтобы никто не видел сидевших внутри. Ночь выдалась темная, даже без синего света, – плотные облака стояли над крышами зданий, все стало липким, горячим и жутким.
– А теперь потоп, – сказала Ценой страданий, пребывавшая в настроении, максимально близком к хорошему.
Пирра держала труп принцессы на плече. Нона вынуждена была признать, что Кириона Гайя очень хорошо умеет притворяться мертвой: труп висел тяжелым мешком. Это тоже было хорошо. Даже в хорошем настроении Ценой страданий не очень обрадовалась телу Ианты Набериус, даже после того как Паламед ей все объяснил. Ценой страданий также не хотела сажать Кириону Гайю в тот же грузовик, что и остальных.
– Яйца. Корзина, – вот и все, что она сказала.
Паламед был вынужден уступить. Нона почувствовала странное облегчение оттого, что ей не придется ехать с принцессой или смотреть на нее, даже если принцесса притворяется мертвой.
Увидев Камиллу, Ценой страданий вызвала медика Крови Эдема, который заявил, что с перевязкой ничего больше не сделать, но сразу дал Камилле довольно много лекарств. Камилла попробовала отказаться от обезболивающих, но Паламед живо сказал:
– Все обезболивающие, которые у вас есть, пожалуйста.
Нона никогда не видела Камиллу такой кроткой и податливой. А еще она никогда не видела Камиллу такой счастливой.
Когда Ценой страданий заявила, что тело следует держать отдельно, Камилла тут же сказала:
– Я поеду с ней.
– Нет, я, – возразила Пирра.
– Нет, ты остаешься с Ноной, – сказала Кэм.