Пол, который шел рядом с Пиррой, уставился на узкую спину стоящей принцессы и спросил:
– Гидеон, где мы?
– Верхний уровень, площадка для шаттлов. Ровно посерединке.
– Молодец, Нона, – сказал Пол.
Нона не чувствовала, что сделала что-то заслуживающее похвалы. Она просто сидела за рулем и почти сдалась.
– Я не специально, – мрачно сказала она.
Пирра сказала:
– Ни один ликтор не добился бы такой точности. Я не уверена, что Джон… не уверена, что Джон, точка. Мы с Гидеоном не смогли бы этого сделать. Правда, в мое время этой площадки не было, ты приземлялся на станции, из которой они сделали тюрьму, и спускался оттуда на лифте. Но что такое мы видели в Реке? Это не номер Седьмой.
Принцесса Кириона Гайя отошла от них на несколько шагов и словно бы плыла во мраке, похожая на призрака в белых одеждах. Не оборачиваясь, она обнажила клинок.
– Тихо, – велела она.
Лапша ее проигнорировала – она лаяла в грузовике, как всегда делают собаки, чувствующие угрозу. Остальные послушно помолчали несколько секунд.
– Я ничего не слышу, – ровно сказала Пирра.
– Я тоже, – сказал Пол.
Кириона издала звук, который прозвучал почти весело, и сказала:
– Хорошо. Я пошла. Идите за мной, или, вероятно, умрете. – Прохрустела по гравию и исчезла из поля зрения.
Пирра и Пол переглянулись. Пол снова вскарабкался наверх и что-то сказал людям. Произошел короткий разговор – слух Ноны стал очень нечетким, и она не смогла разобрать ни слова, но никто не кричал, – а потом Пол спрыгнул вниз, а пандус пополз наверх. Пирра перехватила Нону поудобнее и вместе с Полом пошла за трупом принцессы.
– Страсти не пойдет? – спросила Пирра.
– Она должна оставаться с Эйм, а Эйм контузило во время аварии. С ними все будет в порядке.
– Честно говоря, я надеялась на вторую пушку. Как дела у Шестого? Твоя… Юнона…
– Мы вне радиуса воздействия Зверя. Танергии полно. В грузовике несколько высококвалифицированных некромантов и собака. Волнуйся лучше о нас.
– А я и волнуюсь, – сказала Пирра.
Шли они долго. Ноне очень хотелось спать, но она боялась засыпать. Позвоночником она ощущала все тот же странный настойчивый позыв или боль. Она смутно отметила, что Пол и Пирра больше с ней не говорили. Они не разговаривали и друг с другом, просто медленно шли в темноте. Раньше Пирра развлекала бы ее, отпускала дурные шутки и говорила что-то вроде: «Детка, еще минутка, а потом ты понесешь меня». Кажется, они не думали, что Нона в сознании, хотя у нее были открыты глаза.
Единственный раз, когда кто-то заговорил, это была Пирра. Она вдруг сказала:
– Темно, как в заднице.
– Да, – согласился Пол, как будто это было невероятно остроумное замечание.
– Вспоминаешь атмосферу Девятого дома?
– Не-а.
– Надо бы сказать Анастасии, что гирлянда лампочек ничего бы не испортила. Могли бы сделать их в виде черепов, в фирменном стиле. Правда, она всегда говорила, что череп – самая скучная кость.
Они шли дальше, и Нона чувствовала, что боль становится сильнее, а еще чувствовала что-то одновременно знакомое и неприятное, что извивалось где-то впереди. Она потянулась к этому мыслями. Много маленьких штук, которые она уже видела раньше, но совершенно не хотела видеть снова. Перед глазами плыли серые тени, и ей показалось, что она увидела профиль Пирры, – она на самом деле увидела профиль Пирры, потому что становилось светлее. Они шли к свету: холодное белое зарево в конце туннеля становилось все ближе.
Они вошли в комнату. Это оказалась большая круглая комната со стенами из темного камня. В арочных нишах в стенах сидели скелеты в темных бесформенных одеяниях. Нона разглядела все это в свете мощного электрического фонаря, похожего на фару грузовика. Фонарь лежал на полу и отбрасывал во все стороны длинные угловатые тени. Принцесса-труп Кириона Гайя стояла посередине комнаты с обнаженным клинком, наполовину мокрым и красным от крови. Вокруг нее валялись в нелепых позах трупы. Нона разглядела шесть или семь, закутанные в черное, как и скелеты. В глубине комнаты стояла прямоугольная клетка выше человеческого роста, выкованная из железа, как решетка в парке.
У клетки лежал крупный человек в странных потертых металлических доспехах и черной мантии поверх. Кажется, это был самый старый человек, которого Нона видела в жизни, а она коллекционировала стариков примерно так же, как собак: старики в молочной лавке, в рыбном магазине, старухи из авторемонтной мастерской. Он был старше любого из них. Его лицо выглядело так, будто пыталось убежать от собственного скелета. Вокруг него лужей растеклась темно-красная кровь.
Его древняя голова мотнулась в сторону, и он посмотрел мимо Кирионы на Пирру – на Нону – и сказал голосом, скрипучим от мучительного, благоговейного трепета:
– Моя госпожа… моя госпожа, вы наконец вернулись.
Пол подошел к старику и начал его разглядывать. Сдернул черную мантию, обнажив ряд синюшных порезов на шее и след от укола на груди. Старик поднял морщинистый кулак и, не говоря ни слова, ударил Пола в ухо.
– Пошел вон, – прохрипел он, – нарушитель. Незнакомец. Дурак. Ничего со мной не делай. Не трогай меня.
– Оставь его, – сказала принцесса.
– Нет, – возразил Пол, – его легко спасти. У него только шок и потеря крови.
Кириона вытерла рапиру о закутанный в черное труп и пнула его красивым начищенным ботинком.
– Посмотри вот на это и поверь мне.
В свете мощного фонаря лицо умершего пугало. Веки тяжело свисали на глаза, над и под ними виднелись ряды темно-фиолетовых проколов, как будто их тыкали чем-то тонким и острым. Из-под век – Нона сначала не поняла, на что смотрит, – торчало что-то сморщенное, сырое и красное, как слизняк. Как мышца. Вывалившийся изо рта язык был намного длиннее обычного, заостренный, треугольный, темно-синий. Почему-то от этого зрелища ноги Ноны задрожали, и дрожь постепенно поднялась до самой головы. Ужасная боль сдавила ей грудь и почти вытолкнула ее из тела. Затылок у нее чесался так сильно, что казалось, будто из него течет кровь. Пирра произнесла себе под нос такое ужасное слово, что Нона резко вернулась в свое тело.
– Пирра, – с упреком сказала она, – хотя нет, прости, теперь уже можно говорить что хочешь.
Пол присел на корточки, задумчиво глядя на мертвое лицо с пустыми глазами. Он выглядел не как Камилла и не как Паламед. Нона подумала, что Камилла бы сделала каменное лицо, а Паламед протянул бы руку потрогать. Пол ничего не трогал, но выглядел так, будто ему было интересно.
Принцесса-труп жестко сказала:
– Их не должно быть здесь. Нам бы сообщили, если бы они вернулись в домашнюю систему. Они ограничены Антиохией – он сказал, что они будут только в Антиохии. Мать его, он это сказал.
– Гидеон, я видел его раньше, – заметил Пол, – память подводит. Где?
– Бедный тупой рыцарь Сайласа Октакисерона, – сказала Кириона, – Колум Эшт. Я тогда не поняла… мы зовем их чертями. Я имею в виду, папа зовет их чертями. С ними мы столкнулись в Антиохии. Черт возьми, я не думала… это ментальное. Они не могут здесь находиться. Он говорил, что они не способны путешествовать. Он говорил…
– Гидеон, остынь. Почему нельзя исцелить этого человека? – спросил Пол.
– В таком виде я нежелателен, – прохрипел человек в доспехах.
– Они его укусили, – пояснила принцесса, как будто никто ничего не сказал, – ну, то есть ударили, кусаться им необязательно. Это магия призраков. Они ждут, пока он умрет, чтобы работы было не слишком много. Исцели его, и они все равно проникнут в его омерзительное старое тело через рану, и мне придется убивать его самой.
Древний старик обратил свой единственный слезящийся, полный ненависти глаз на труп принцессы.
– Я хотел, чтобы тебя принесли сюда на носилках. Чтобы ты лежала передо мной в бессилии смерти. Твоя ниша готова, Гидеон Нав, но мне недоступна радость уложить тебя туда. – Он раздраженно кашлянул, замахнулся железным кулаком на Пола, который инстинктивно рванулся вперед, и продолжил: – Ты посмотри на себя, отброс, жалкая чушка, гроб повапленный. Кровь Девятого дома на чужом мече…
От ленивого наслаждения словом «чушка» Нону отвлекло мерцание в темной арке, той самой, из которой они только что вышли. Она снова ощутила рядом то знакомое и ужасное, как будто, вернувшись в постель, ты обнаруживаешь на ней странные пятна и слизь. Она слабо схватилась за предплечье Пирры.
– Там еще есть. Снаружи.
Мышцы Пирры напряглись. Пол и Кириона оглянулись на арку. Что-то шевельнулось глубоко в тени.
– Спасибо, малышка, – сказала Пирра. – Нав, открывай клетку – и вперед. Извини, дедуль, у нас много дел.
Пол подошел к металлической клетке и принялся возиться с тяжелым металлическим засовом. Кириона замерла, держа клинок в руках и глядя на арку.
– Нав, давай, – резко сказала Пирра, – любой ребенок в Когорте знает, что дело прежде всего. Или ты форму в благотворительном магазине нашла?
Кириона повернулась к Пирре, ее золотые глаза были холодны и надменны, но, вместо того чтобы что-либо сказать, она сунула рапиру обратно в ножны и тоже подошла к клетке. Пол открыл засов и с грохотом дернул дверь. Пустая голая клетка внутри была чуть меньше ванной комнаты в их квартире.
Приоткрыв дверь, Пол и Кириона попытались перетащить в клетку умирающего старика. Процесс был грязный и непростой: за ним тянулся кровавый след, а сам старик продолжал кашлять, размахивать руками, крыть их последними словами, обещать им хорошую порку и всякое такое. Ноне стало плохо: она не только не могла помочь, но она мешала Пирре помочь. Она рискнула взглянуть обратно. В арке стояло нечто в темной мантии, с бледным лицом, оно не двигалось вперед, но слегка раскачивалось на месте. Выглядело оно так, будто наблюдало за ними. Лицо его кривилось.
Пол усадил старика у задней стены клетки и поднял фонарь. Кириона вытащила меч из лужи крови и бесцеремонно бросила его на колени пленника. Пирра оттащила Нону в клетку, и Кириона с грохотом захлопнула дверь. Еще две фигуры появились в арке, встали по обеим сторонам от первой.